Месть самураев (трилогия) - Михаил Белозеров

В этот момент Натабура оступился и едва не полетел вниз: тропа стала совсем крутой, и только белые полоски ступеней, выбитые в глинистом склоне, указывали, куда нужно ступать. Язаки пропал, а потом глухо отозвался откуда-то снизу:

– Сюда… сюда…

Натабура побрел на голос, из последних сил бездумно цепляясь за ветки, лианы и корни, не обращая внимания ни на колючки, ни на острые камни, оцарапался, и единственная мысль не давала ему упасть – как бы не свалиться на голову Язаки. И еще, пожалуй, мысль об Афра, который снова куда-то пропал. Но все это было как-то смутно, неясно и вяло, помимо воли, поверх сознания. Потом он увидел сосны, растущие вдоль склона, и белые пятна обрывов. После этого он уже вообще ничего не помнил. А проснулся темной, как тушь, ночью от того, что кто-то дико толкал его в бока и шептал, захлебываясь:

– Демон! Демон! Демон!

Под ухом еще кто-то рычал. Оказалось, что об Афра вообще не надо заботиться. Мало того, что он плотно поужинал, но и заблудиться не мог от природы и теперь, бесцеремонно разбуженный Язаки, выражал свое недовольство тем, что клацал острыми, как шило, зубами. Натабура хотел его похвалить, а потом передумал – не до этого было.

В темноте действительно кто-то двигался – большой, просто огромный – земля подрагивала. Неведомый дышал тяжело и часто. Замирал на некоторое время, шарахаясь в чернильной пустоте. И пах как-то очень знакомо. Натабура никак не мог припомнить, что это за запахи и где он с ними сталкивался. Несомненно, во время многочисленных путешествий с учителем Акинобу. Но в какой стране, хоть убей, не мог вспомнить.

Они так и просидели, не сомкнув глаз, каждое мгновение ожидая атаки. Перед рассветом звуки пропали, и все трое задремали, а когда ночь перешла в утренние сумерки, Натабура понял, где они находятся – в огромной пещере, на полу которой валялись валуны, в одной из ниш, выбитых в стенах. Как он сюда попал, да еще забрался под самый потолок, Натабура не помнил. Должно быть, Язаки постарался. Наверное, это их и спасло – демон просто не сумел к ним подобраться.

– Я же тебе говорил, – глубоко и трагично вздохнул Язаки, чтобы оправдать ночную тревогу. – Демоны любят глупых. В детстве меня купали в козьем молоке, чтобы я стал храбрым и сильным.

Натабура только хмыкнул:

– Кими мо, ками дзо!

При всей серьезности фразы, лицо у Язаки было наивным, как у младенца. Козье молоко действительно отпугивало грозных демонов, зато притягивало мелкопакостных духов. Неизвестно, что лучше. Духов было больше. Они любили присасываться к человеку на всю жизнь и часто определяли его судьбу. Поэтому учитель Акинобу заставлял Натабуру чаще произносить фразу: «Кими мо, ками дзо!», что перешло у него в привычку. Но даже и эта очистительная молитва не спасала от случайностей, в чем Натабура успел убедиться.

Снаружи, откуда падало сияние нового дня, раздавались звуки: щебетали птицы и пару раз донесся рык неведомого животного. А на фоне голубого простора, врывающегося в пещеру, вороны устроили свару. Афра навострил уши, но промолчал, взглянув на Натабуру, словно испрашивая у него совета – пугнуть, что ли? Были ли это Знак – Мус, Натабура не распознал. Успокоился. Расслабился. Он даже не понял, что Афра невольно готов был принять на себя тайную угрозу.

– Молодец! – похвалил то ли Язаки, то ли Афра и стал спускаться вниз.

Если бы он придал Мусу больше значения! Если бы вспомнил, что при скрытой угрозе следовало внутренним взором оглядеться. Но, честно говоря, в это утро он Мус пропустил, решив, что все опасности миновали с наступлением нового дня. Действительно, ведь демоны-хонки и духи-хонки сильны лишь ночью, памятуя о том, что человек хитер днем, а в темноте всего боится.

Афра последовал за ним, ловко перепрыгивая с камня на камень и поглядывая темными, как маслины, глазами. На его груди выделялись два рыжих пятна, да рыжие брови смешно топорщились, когда он соображал, куда прыгнуть. И только в одном месте Натабуре пришлось помочь ему – там, где расстояние между валунами было слишком большим. Из-под купола, брызнув в стороны, сорвались кэнгэ – горные стрижи, и стрелой унеслись из пещеры.

Тайна ночных демонов открылась очень быстро: на полу пещеры во множестве лежали слоновьи лепешки, из-за которых ссорились вороны. Натабура вздохнул с облегчением и все вспомнил. Два года назад, когда он уже научился более-менее владеть кусанаги, они с учителем Акинобу предприняли путешествие в южную страну Тау, или Страну Тысячи Слонов, за магическими заклинаниями племени Мио, которые давали человеку возможность летать. В этой южной стране он впервые увидел горных слонов – тауи. Они оставляли на тропах точно такие же лепешки.

– Спускайся! – позвал Натабура.

– А демон? – спросил Язаки, с опаской выглядывая из-за карниза.

– Ушел твой демон. Ушел, – отозвался Натабура. – Наелся глины и ушел. Кими мо, ками дзо!

– Так это был не демон?! – простодушно обрадовался Язаки.

– Слон. Они приходят в такие пещеры за солью.

– Точно! – обрадовался Язаки. – Как я раньше не догадался. А ведь слышал, слышал…

Хихикая и кривляясь от восторга, он осторожно слез вниз и, раздвинув кусты, вместе с Натабурой и Афра, выглянул наружу. Под ними лежала голубоватая бездна, пронизанная лучами солнца до самого темного дна, и казалось, золотые нити вплетены в серебристую дымку долины. Лишь крутая, узкая тропинка прилепилась к стенке обрыва. Натабура еще удивился, как это они ночью не сломали себе шею, и главное, как сюда забрался слон.

Как вдруг что-то гибкое и черное выскочило из глубины пещеры, отбросило их в стороны и, схватив Афра, мелькнуло на фоне голубого простора.

Хоп! Если бы его кто-то спросил, как он это сделал, он бы не нашел вразумительного объяснения, ибо его попросту не было, не существовало. Да и годзука возник словно из ничего, словно на полпути к врагу, к своему завершению, словно он был живым и понимал ситуацию.

Если бы он выбирал между ханкю и годзукой. Если бы вообще думал или на мгновение замешкался, он не успел бы еще заранее.

Черная горная пантера, сидящая на ветке, готова была прыгнуть вверх по склону. Ее спина изогнулась, как лук, а задние лапы напряглись, как деревья под ураганным ветром. Однако в последний момент она оглянулась, сверкнув желтыми глазами, в которых плавала ярость, и Натабура понял, что это дух гор – Оками. Афра болтался у нее в зубах, как мотоги – тряпичные приношения Богам.

Затем она прыгнула, но преданный и верный годзука (будто бы только и ждал своего момента) уже летел к цели. Впрочем, Натабуре ничего другого не оставалось. Другие варианты были заранее проигрышны и не учитывались судьбой. Момент и воля сложились в едином рывке, и в то мгновение, когда лапы и спина пантеры распрямились, годзука скользнул по ее левой голени. Этого оказалось достаточно. Она еще была в движении, устремленная вперед, но через сотую долю кокой уже отчаянно цеплялась когтями за склон, а Натабура летел в прыжке, готовый добить ее тем же самым годзукой, который как всегда вовремя оказался в ладони. Однако вначале в руки ему упал Афра, а затем черная горная пантера словно очнулась, рыкнула из последних сил и скрылась в изгибах скал. Вниз полетели камни и ветки. Побежала умирать, решил Натабура.

Афра был почти цел, только на холке виднелись глубокие раны. И хотя он глядел на Натабуру озорными глазами, дела были не так хороши, как казались.

– Наму Амида буцу! Наму Амида буцу! – подскочил Язаки. – Вовремя мы! – и осекся, увидев залитого кровью Афра.

Натабура присел, зажав Афра в коленях, и наложил руки на раны. Он три раза произнес молитву из индийских сутр. Афра замер, словно поняв, что его лечат.

– Помоги нам, о Великий Самосущий! – закончил Натабура и отнял руки.

Кровотечение прекратилась. На месте ран запеклась корка. Афра встал на лапы и встряхнулся, а потом в знак дружеского расположения лизнул руку Натабуры.

– Я не знал, что ты так умеешь… – оторопело произнес Язаки. – Наверное, ты Бог врачевания?

– Нет, – смутился Натабура, – по-вашему, я всего лишь дзидай, а по-нашему – бусидо или самурай. Я умею совсем немного.

Конечно, он не рассказал, что учитель Акинобу обучал его искусству останавливать кровь, заживлять гнойные раны, сращивать кости, используя травы и молитвы. Много раз эта его способность выручала их в долгих путешествиях.

– Все равно здорово! – Язаки едва не пал на колени. Впервые он видел перед собой человека, умеющего заживлять раны. – Я тоже хочу быть самураем. Научишь меня?

Глаза его горели. Казалось, он даже забыл о своей вечной страсти – еде.

– Вначале нужно найти учителя Акинобу, – подумав, сказал Натабура. – И если он скажет, что ты достоин, то научу.

Он совсем не был в этом уверен. Он всегда учился только сам, и у него не было опыта обучения другого человека. К тому же толстые люди плохо обучались врачеванию, потому что не могли ни о чем другом думать, кроме как набить живот.