Хроники Любви - Римма Глебова

Вдруг Эва сказала, неожиданно для самой для себя: «А у меня птичка есть на балконе. Маленькая и очень красивая». Далась ей эта птичка. Как будто это всем интересно. Прямо улет, идея-фикс! Сосед отложил вилку. «А поподробнее можно?». Эва охотно стала расписывать, какая она из себя, как интересно летает, как перед цветком зависает, и как это красиво выглядит…». Адом внимательно слушал и кивал. «Колибри!» — сказал он громко, так что некоторые гости оглянулись на него, и продолжил тише:

— Я знаю об этих птицах. Они редко сюда прилетают. Хотя некоторые особи живут здесь подолгу.

— А вы откуда все это знаете? — удивилась Эва.

— Так специальность у меня такая. Я орнитолог.

После паузы он спросил стеснительно:

— Эва… Можно мне к вам прийти? Интересно посмотреть… поближе.

Он как бы оправдывался. Значит, на птичку ему интересно посмотреть, а не на хозяйку. Эва считала себя уже хозяйкой колибри, могла разрешить, могла и нет.

— Отчего же. приходите.

Он даже танцевать ее не пригласил. Эва танцевала с крупным маленьким мужчиной, неженатым — как сразу представился, он все время шутил и туго обнимал ее, а сосед по столу сидел задумчиво и иногда поглядывал на Эву. Она скоро высвободилась из навязчивых объятий и вернулась на место. Неженатый проводил ее красноречиво плотоядным взглядом, сосед усмехнулся. Мало того, что он много знал о птичках, он еще замечал, что делается рядом. Умник, одним словом, заключила Эва.

Адом пришел в назначенный день и час. Он был также не брит то ли три дня, то ли пять. Они пили кофе и посматривали через стеклянную дверь на балкон — птичка не прилетала. Но Эве и так не скучно было. Гость увлек ее своими рассказами. Если бы она попала на подобную лекцию, и пятнадцати минут не высидела бы. Но Адом так интересно говорил о жизни птиц, с подробностями и смешными деталями, он вставал, махал руками, словно сам взлетал, изображал повадки разных птиц — перед Эвой будто выступал артист на сцене при одном зрителе.

— А колибри? Ты ничего не рассказал о ней.

— Колибри — моя любовь, — серьезно сказал Адом и сел, — но их редко удается увидеть вблизи, они же, как молнии — рраз! — и мимо. — Он бросил взгляд на балкон. — Ну, пока она не прилетела, я тебе расскажу… — Они перешли «на ты» как-то сразу и обоюдно, и никто из двоих этого не предлагал, не успел.

— Красивее этой птицы я не видел. Маленькая, энергичная и быстрая как молния. В ее оперении такая воздушность и необыкновенная роскошь красок — тут может и блестящее ожерелье, словно усыпанное золотой пылью, и изумрудно-зеленые перья, на концах переходящие в цвет черного бархата, или крылья бронзовые, со сверкающим металлическим отливом, а то и ярко-розовые или лиловые. А ее необыкновенный полет! Ты его видела! Эти резкие повороты, скорость спусков и взлетов, зависание перед цветком, быстрая еда, точнее, высасывание нектара, и снова она в стремительном полете. Она летает со скоростью 90 километров в час! И единственная в мире птица, способная взлетать и приземляться вертикально, и еще летать назад — ее маневры очень похожи на маневры вертолета. Ее и называют вертолетом. Это маленькое и яркое чудо! Эва, а ты можешь себе представить, что сердце этой крошечной птички в три раза больше желудка, оно занимает внутри половину полости тела…

— Сердце больше желудка… — повторила Эва. — У маленькой птички большое сердце. Она живет сердцем, а не едой…

— Не скажи, — улыбнулся Адом. — Просто она тратит много энергии и у нее быстрый обмен веществ. И еды ей надо много, не только нектар, она поедает всех маленьких букашек, что сидят в цветках.

— Ах, она еще и кровожадная, — рассмеялась Эва. — А я думала, ее только цветочки интересуют.

— Но пойми, что они при полете сжигают столько калорий! Для человека это равносильно съедать 1300 гамбургеров в день и запивать их 60-ю литрами воды. Но человек не тратит столько энергии, поэтому ему и столько гамбургеров не нужно.

— А что ты скажешь об их, хм… семейной жизни?

— Вот-вот, я хотел посмотреть, кто к тебе прилетает. Самец окрашен ярче и он интереснее внешностью, то есть, красками. Самочки более скромных расцветок.

— Тут они, значит, отличаются от… самцов и самок человеческих, — заключила Эва.

— Но это еще не всё о самках. Колибри откладывает только два белых яйца и высиживает их больше двух недель. Потом выкармливает птенцов, тоже сама, супруга и близко не видно. Правда, я пошутил о супруге, семейных пар эти птички не образуют. Они полигамны.

— Ну, тут они точно как люди, очень похоже, — заметила Эва.

— Но люди ведь разные, — не согласился Адом, — не стоит так обобщать.

— А домик, домик у нее есть?

— Конечно, как у всех птиц. Гнездышко тоже крошечное, его строит самка. А яички больше похожи на горошинки.

— Как бы я хотела, чтобы она построила здесь гнездо…

— А может, это не самка, — предположил Адом, глянул в сторону балкона и быстро встал. — Пойдем, — шепнул он, — только медленно.

Они осторожно открыли дверь и вышли. Птичка, отлетев от поилки, молнией, сверкнув на солнце крылышками, исчезла за перилами.

— Да, это самец, — сказал Адом. — Очень яркий. Давай, постоим тихонько, он вернется, пить хочет. Но гнездышко он у тебя не совьет.

— Жаль, — тихо промолвила Эва.

Они неподвижно стояли минут десять. Колибри вернулся. Совершил, чуть поодаль, несколько стремительных пируэтов и сел на основание поилки. Просунул в дырочку длинный клювик и стал высасывать воду, ни на секунду не останавливая трепетание радужных крылышек. Напившись, он взлетел вертикально, но, как бы на прощание, совершил возле людей молниеносный полет и с тихим жужжанием снова исчез за перилами.

— Как чудное виденье, — тихо сказала Эва.

Они вернулись в комнату. Эва решила накормить Адома и выставила на стол всё, что нашлось в холодильнике — помидорный салат, ветчину и розовые крупные редиски. Принесла бутылку вина, которое держала на всякий случай, и две, немного зачерствевшие булочки.

— Шика-а-арно, — одобрил Адом, — хоть натюрморт рисуй. За разговором выпили всё вино и съели всё, что было на столе. Адом собрался уходить.

— Спасибо, — сказал он у двери. — Мне всё очень понравилось. Я сегодня насмотрелся на красоту. На колибри, на шикарный стол… на хозяйку. Я давно столько красоты за один раз не видел. — Он взялся за дверную ручку и, не отрывая глаз от Эвы, спросил неуверенно:

— Можно мне еще придти, как-нибудь?.. Если я тебе не надоел уже сегодня.

— Не как-нибудь, а завтра на обед, — улыбнулась Эва. — Или ты очень занят?

— Нет, — поспешно сказал он. — Я ничем не занят. Ты ничего не делай, я всё принесу.

— И обед не готовить?

— Я всё принесу, — повторил он и прикоснулся губами к ее щеке.

Ушел, а Эва вышла на балкон и наблюдала сверху, как он идет по улице, высокий, и размахивает при ходьбе руками. Похожий на большую птицу… Адом вдруг остановился, оглянулся и поднял голову. Помахал Эве рукой, и ей почудилось дуновение возле лица. словно опять пролетела колибри. Но это просто подул свежий предвечерний ветерок.

* * *

Эва крепко спала и во сне вышла из дома. Перед ней простиралась до горизонта пустыня. Дул сильный ветер, песчинки залепляли лицо, лезли в глаза. Было тоскливо и беспросветно одиноко. Эва попыталась идти, но ноги увязали в песке. Показалось, что песок сейчас затянет её в себя всю, и она никогда не выберется. Не увидит ни зеленых деревьев, ни цветов, ни моря. Эва споткнулась, упала вниз лицом и заплакала. Слезы перемешивались с песком и резали глаза. Она услышала возле уха жужжание, будто пчела летала. Эва с трудом встала, сначала на четвереньки, потом во весь рост. Маленькая птичка носилась над головой, трепеща в полете яркими крылышками. Она принялась отлетать в сторону и возвращаться. Словно звала за собой.

Эва пошла, еле переставляя ноги и с трудов вытаскивая их из сыпучей желтой гущи. Птичка всё пролетала вперед, молнией возвращалась, а один раз не вернулась. Эва приблизилась к зеленому оазису. Шагнула в спасительную прохладу, под тень густых деревьев и упала на траву. Когда пришла в себя, поднялась и припала ртом к журчащей струе, вытекающей из тонкой трубки. Вода омывала горячее лицо и стекала в маленькое прозрачное озерцо. Эва почувствовала, что кто-то рядом и подняла голову. Маленькая девочка в коротких шортах стояла в двух шагах и смотрела на Эву.

— Ты кто? — спросила Эва. — А где все?

— Идут, — загадочно ответила девочка и засмеялась, открывая рот с двумя выпавшими зубами. Она пальцем потрогала пустое место во рту, видно было, что это ей нравилось — потеря зубов и гладкое место под пальцем.

Эва улыбнулась. Она почувствовала себя свежей и отдохнувшей, словно не мучилась только что в песчаной пустыне. Она вспомнила себя маленькой и беззубой, и ощущение гладкой десны под пальцем.