Файерфокс – Огненный лис - Людмила Файер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был вождем. Это накладывало дополнительную ответственность за жизнь всего нашего маленького семейства. Ма объяснила мне, что это такое — быть вождем стаи, пусть небольшой стаи, но нельзя забывать, что и я был всего лишь подростком. И то, что Ма позволила мне ощутить свою значимость, испытать свои силы в роли вожака, дала возможность самостоятельно принимать решения, руководить делами, давать указания, решать каким будет распорядок нашей общей жизни, было большим подарком с ее стороны.
Ма все время наблюдала за мной, подсказывала, когда была нужда в ее советах, делая это ненавязчиво и почтительно, нисколько не умаляя и не принижая мою роль вожака. Я был благодарен ей за это. При отсутствии большого опыта я, конечно, очень нуждался в ее подсказках.
Мяу совершенно выздоровела, сильно выросла и похорошела, превратившись из неуклюжего, длиннолапого подростка в некрупную, хорошо сложеную красавицу-кошку с раскосыми, томными очами, маленькими лапками, пушистыми ушками и розовым носиком сердечком. Она смотрела на нас с Мау снизу вверх, не смея долго всматриваться в наши глаза. Мы были ее братьями и испытывали к ней лишь родственные чувства. Но оценить ее красоту и нежную беззащитность были вполне в состоянии. Когда мы начинали игры, как в детстве, гоняясь друг за другом, стуча лапами по спинам, переворачивая друг друга в прыжках, Мяу, почему-то всегда начинала стесняться, когда наши морды, в попытке изобразить нападение, касались ее пушистого брюшка и места у основания хвоста. Она и пахнуть начала по-другому, наша Мяу! Может и мы для нее пахли не так, как раньше. Нас это мало заботило, если честно. Нам с братом нравилось прыгать и бегать, ловить и задирать друг друга. Ма обычно лежала в отдалении и наблюдала за нашими проказами, попутно оглядывая окрестности, чтобы заигравшийся в детство Вожак "не уронил лицо". Мяу скакала рядом с нами, кувыркаясь в старой хвое, впитывая ее запах, ловя густой шерсткой иголки…
…Мы очень любили ходить по остаткам старого, набухшего влагой, снега. Он проваливался под лапами, оставляя отверстия, быстро заполняющиеся водой.
Лесная живность постепенно просыпалась. С каждым днем все громче раздавалось звонкое чириканье птиц. Всё готовилось к сезону любви и обновления жизни. Мыши шуршали под иголками и сухими листьями, в траве на полянах то и дело поблескивали спинки юрких ящерок, выползающих из зимних норок погреться в солнечных лучах, полежать на камне, впитывая животворное тепло покровителя всего лесного братства — Огненного Кота — который значительно удлинил свою прогулку по небесам, гуляя достаточно высоко над верхушками деревьев и отправляясь вечером на покой не так рано, как зимой.
Ма говорила это оттого, что Кот приглядывает себе новых подруг, истосковавшись за зиму по живому теплу и любви земных кошек. Лунная Кошка, холодная и равнодушная владела его сердцем в период мрака и ледяных оков, но Кот встряхнулся, сбрасывая с себя мОрок белого плена, застывших чувств, закрытых глаз и, широко распахнув свое единственное око, направил его свет на истосковавшуюся по теплу, просыпающуюся в судорогах сведенных корней, землю…
…Ма стала задумчивой и рассеянной. Она часто принюхивалась и ее глаза горели странным светом. Волнение и нетерпение отражалось в них. Это было ожидание чего-то нового, чего мы не знали, но видели, как оно изменило нашу Ма.
Иногда Ма странно пела. Это были глубокие, утробно низкие, звуки, переходящие в нежное муркание. Это был настоящий зов. Она пела, не сдерживая порыва эмоций, которые ее тревожили.
Как-то вечером мы услышали отклик на пение Ма. Низкий, томный и мощный, бесконечно длинный звук раздался неподалеку от места нашей зимовки. Мы услышали, как чьи-то мощные когти дерут нежную кожу молодой сосны, почуяли запах свежих меток чужака.
Шерсть на наших спинах встала дыбом, мы зарычали не сговариваясь и защипели, плюясь и предупреждая непрошенного гостя, что это место занято и что мы готовы биться за него, потому, что оно наше. Мы отвоевали право жить здесь и не позволим никому лишить нас дома.
Ма не рычала, она вытянулась в струнку в сторону чужого запаха и с шумом втягивала воздух. Ма учуяла самца, который пришёл на ее песню. Ее шкура дергалась в нетерпении знакомства, уши вибрировали, "мррррррр" то и дело вылетало из ее горла. Она скоблила когтями землю, цепляясь за корни, терлась мордой о деревья и снова урчала и пела.
Мы никогда не видели, чтобы Ма себя так вела и забеспокоились, перестав играть.
— Ма, ты заболела? — спросил я озабоченно. — Ты какая-то странная, Ма… Как будто нанюхалась травы, от которой весело! — попробовал я пошутить.
— Ма играет с нами? — спросил Мау. Поведение мамы его удивляло и он не знал, как реагировать.
Мяу тоже странно смотрела на Ма. Иной раз в ее глазах появлялось понимание, но она смаргивала и прятала глаза, стесняясь своей догадки.
— Вы слышите, дети мои? — не обращая внимания на наши вопросы тихо урчала Ма. — Огненный Кот пришёл за мной… Он зовет меня…
— Да ну, Ма! — прервал я ее. — Какой еще Огненный Кот? Я вижу того, кто пришел! Это серый, полосатый, мощный самец! У него одно ухо обкусано в драке, и он хромает на правую переднюю лапу. Может он и великий воин, но совсем не Огненный Кот!
— Да, Ма, Миу-миу говорит правду, — поддержал меня Мау. — Я тоже вижу полосатого самца, главное достоинство которого лишь в его размерах…
— Маленькие глупыши! — рассмеялась Ма. — Вы просто не видите… Вы не знаете… Откуда вам знать… Это он. Он надевает чужие шкуры, чтобы не спалить своим огнем ту, которую выберет и полюбит. Я слышу его голос,