Прощание с первой красавицей - Диана Бош

— Вот именно — больше. А для жизни нужно ровно столько, сколько надо. Одного, но такого, чтобы был для тебя всем. Думаешь, почему люди редко живут в моногамии? От развращенности? Нет, просто они ищут идеального партнера. А тот все не находится и не находится. Вот и приходится идти на компромисс: с одним можно побеседовать по душам, с другим секс высший класс. А все равно хочется одного-единственного и неповторимого, которому можно довериться без опаски, любить его безоглядно, гордиться им и уважать.

— Ну, значит, мне повезло.

— Да, тебе повезло, — вздохнула Любимцева. — А мне вот никак.

— Да ты не расстраивайся, — погладила я ее по руке. — В жизни правит случай: сегодня — нет, а завтра — есть.

Людмила опять поднялась:

— Ладненько, пошла я.

Она суетливо просеменила к выходу, и дверь за ней захлопнулась. А я приладила к спинке кровати сложенное одеяло и комковатую подушку, уселась поудобнее и достала принесенный Даниилом детектив.

За чтением время пробежало незаметно. Даниила все не было, а между тем рабочий день уже катился к концу. Мне стало обидно. Ведь обещал же отпросить меня домой! Я нервно пометалась по палате, то и дело выглядывая в окно, потом схватила телефон и набрала номер мужа. Но тут дверь распахнулась, и на пороге появился он сам. Мрачный, как мокрый от дождя утес. Впрочем, испугаться его сурового вида я толком не успела, потому что Дан отошел в сторону, и в палату протиснулся маленький, тощий невзрачный мужчина в висящем, как на вешалке, сером костюме.

«Откормить, что ли, его привел?» — мелькнула у меня крамольная мысль.

— Разрешите представиться: оперуполномоченный лейтенант Ярошенко, — чванно произнес нежданный визитер и выпятил грудь, наверное, чтобы казаться крупнее.

Я сразу вспомнила, что это является атавизмом, который роднит нас с животными. Те тоже выпячивают грудь, вздыбливают перья и шерсть на загривке, и все это с одной благородной целью — выглядеть как можно значительнее в глазах противника.

— Вы гражданка Диана Соколова?

— А в чем, собственно, дело?

— Отвечайте на вопрос! — вдруг гаркнул Ярошенко и побагровел.

«Хм, дело плохо, — подумала я, наблюдая за ним. — Сейчас этот лейтенантик с голодным блеском в глазах начнет рыть землю, чтобы ему хватило не только на хлеб, но еще и на масло. А заодно за мой счет попытается потешить свое самолюбие. Интересно, что у него ко мне — неправильная парковка? Разыскивал меня три дня?»

Даниил стоял по-прежнему напряженный и на меня не смотрел, чему я несказанно удивилась. Вдруг страшная мысль молнией промелькнула у меня в мозгу, и от ужаса я охрипла:

— Что с Андрюшкой?

— Ничего, все нормально, — спохватился Дан. И вполне по-человечески произнес: — Он у мамы.

Я почувствовала, как ко мне возвращается спокойствие, и откинулась на подушку.

— Гражданка Соколова, мне нужно задать вам несколько вопросов, — еще больше выпятив грудь, продолжил лейтенант.

— Задавайте.

— Серебристый «Шевроле», гос. номер А717РУ, принадлежит вам?

— Мне, — согласилась я.

— Где машина находится сейчас?

— В гараже, — пожала я плечами. — Где ж ей еще быть?

— Когда вы пользовались ею последний раз?

— Три дня назад.

— Хорошо, спрошу по-другому. Вы пользовались машиной сегодня?

Я удивленно посмотрела на Даниила, что должно было означать: «Кого ты привел? Он случайно не из театра миниатюр?»

Но Дан, видимо, моего оптимизма не разделял, потому что никак не отреагировал. Похоже, ему тоже был не безразличен мой ответ.

— Естественно, не пользовалась. — Я начала злиться, не понимая, что происходит.

— Почему — естественно?

— Потому что напрягаться не люблю, — ехидно пояснила я. — А чтобы водить машину через день после ранения, надо серьезно напрячься.

— Видимо, вы все же напряглись. Где вы были с двенадцати часов дня до двенадцати сорока пяти?

— Ехала.

— На чем? — Страж порядка так вытянулся, что стал напоминать борзую, готовящуюся к прыжку.

— На такси, — хмыкнула я.

— Откуда и куда?

— Из кафе «Ариадна» в больницу. Это не является преступлением?

— Кто может ваши слова подтвердить? — Ярошенко оставил мой вопрос без ответа.

— Таксист.

Лейтенант задумался. Потом лицо его просветлело, и он радостно воскликнул:

— Вы про какую «Ариадну» говорите? На Горьковской? Так здесь ехать пятнадцать минут!

— Двадцать, — возразила я.

— Ну, хорошо, пусть двадцать, — не скрывая радости, проявил покладистость оперуполномоченный. И победоносно выложил козырь: — А где вы были остальные двадцать пять минут?

— Мы колесо меняли, — спокойно ответила я и поправила складочки на блузке.

Милиционер опешил:

— Какое колесо?

— Автомобильное. У машин, знаете ли, обычно бывают колеса, — терпеливо, как мальчику-олигофрену в старшей группе детского сада, начала объяснять я. — Когда машина едет, они крутятся. А ехать машине спокойнее на четырех колесах. На трех неудобно.

— Вы это бросьте! — взвился лейтенант. — Серебристым «Шевроле», гос. номер А717РУ, сегодня была сбита женщина. Водитель, брюнетка с длинными волосами в ярко-розовой блузке, с места происшествия скрылась. Ваша машина действительно находится на месте, в гараже, только поставлена туда была не позавчера, а сегодня. Вот протокол осмотра, где зафиксировано отсутствие повреждений на замке гаража и присутствие вмятин на машине. Не хотите ознакомиться?

И Ярошенко положил листки бумаги мне на колени.

— Не хочу, — отшвырнула я их в сторону. — Это либо совпадение, либо оговор.

— А вот показания потерпевшей, — продолжил лейтенант, словно не замечая моего выпада. — Она вас узнала. И мало того — утверждает, что вы намеренно совершили на нее наезд.

Я в недоумении взяла лист и начала читать. По мере того, как смысл доходил до меня, лицо мое вытягивалось. Лейтенант Ярошенко с удовлетворением проследил за моей реакцией и картинно выложил сверху еще несколько листков.

— И наконец, — елейно произнес он, — показания очевидцев, которые говорят практически то же самое, что и потерпевшая.

— Вика? — выдохнула я. — Пострадавшая — Виктория Андриенко?

— Вы ее знаете?

— Конечно, мы работаем вместе. И что с ней? То есть в какой степени она пострадала?

— Она жива. Так что вы можете рассказать о данном происшествии?

— Ничего не могу, — разозлилась я. — Боюсь, вы информированы куда лучше меня.

— Хорошо, — скрипнул зубами блюститель закона. — Значит, вы утверждаете, что ваша машина была в гараже? Тогда каким образом ее могли видеть сегодня на Комсомольском спуске?

— Я утверждаю, что оставила свою машину в гараже три дня назад. А выяснить, каким образом ее могли видеть сегодня на Комсомольском спуске, — ваша работа, за которую вы получаете деньги.

Позеленев от досады, лейтенант Ярошенко подал мне написанное им наскоро объяснение:

— Прочитайте и подпишите вот здесь и здесь, — ткнул он пальцем. — Вас еще вызовут для дачи показаний.

И тощий маленький опер удалился. А до меня, наконец, начал доходить весь трагикомизм ситуации. Я вдруг поняла: происходящее — вовсе не глупая шутка и мне лично это грозит немалыми неприятностями.

— Собирай вещи, поехали домой, главврач отпустил тебя под подписку, — вздохнул Дан.

В машине, едва мы тронулись, он повернулся ко мне и спросил:

— Скажи мне, только честно, куда ты поехала после того, как мы расстались?

— Ах, честно?! — возмутилась я. — Ты сомневаешься в моей честности? И это любящий муж!

Даниил вздохнул:

— Не злись. Я просто хотел узнать, где ты была в то время, когда сбили Вику.

— Она для тебя уже Вика? И давно? — Мне стало себя жалко, в носу защипало.

— Не переводи разговор в другое русло. Я хочу знать, насколько ты к ДТП причастна?

— Вот оно что… То есть в том, что я к нему причастна, ты уже не сомневаешься? Тебя интересует только степень?

— Диана, успокойся! Мне нужно знать все, понимаешь? Первое — я читал свидетельские показания и показания самой Андриенко. Там все выходит очень складно, и, что самое главное, абсолютно не в твою пользу. Опровергнуть такие показания будет очень трудно. Второе — все знают, что особой любви между тобой и Викой не было, и об этом обязательно скажут. Точнее, уже сказали. Далее. То, что ты с простреленным плечом не способна сесть за руль машины, лично у меня не вызывает сомнения. Но для следователя ранение не является доказательством твоей невиновности.

— Почему?

— Потому что ранение легкое, и в принципе с такой травмой вполне можно вести автомобиль.

Я сникла. Стало так жалко себя, что слезы сами собой закапали из глаз.

— Я не понимаю, что происходит? Кажется, мне снится дурной сон! После гибели Васи все летит кувырком: сначала меня хотят отравить, потом в меня стреляют, и наконец, это смешное обвинение. И никто-никто не верит в мою невиновность. Даже ты в ней усомнился!