Прощание с первой красавицей - Диана Бош

— За что? — ахнула я.

— Ольга уехала и не появлялась долгих семь лет, а Елена все время ждала ее, надеялась, что сестра вернется и заберет ее у отца. Но та не возвращалась. Приехала она, только когда мы уже жили с Еленой вместе в студенческом общежитии.

— И как Ольга объяснила свое отсутствие?

— Да никак. Елена просто не дала ей вымолвить ни слова — захлопнула перед ее носом дверь. Я пытался что-то сказать, но моя бывшая жена пришла в такое возбуждение, так кричала, что я оставил попытки помирить сестер.

— А как получилось, что отец, никуда не отпускавший Елену, вдруг позволил дочке поехать учиться в другой город?

— По ее словам, она пригрозила ему. Сказала, что повесится, если тот не позволит ей поступить в университет. Наверное, отец испугался, что дочь действительно сделает это.

Даниил надолго замолчал, глядя на дорогу. А я затихла, стараясь справиться с раздражением. Воображение рисовало ангельский образ светловолосой девушки в голубом, нежной и трогательной, такой красивой, что при воспоминании о ней у моего мужа просветлело лицо. Вскоре трасса кончилась, начались приземистые окраинные домишки, примостившиеся по краям узких улочек, и нас затрясло по кочкам и ухабам.

— Приехали. Здесь, — указал рукой на одно из строений Даниил, припарковывая на свободное место автомобиль.

Впрочем, даже если бы он ничего не сказал, я бы сама догадалась, так много было рядом с этим домом машин и людей. Местные жители стояли молча, угрюмо глядя на деловитую суету милиции, некоторые вполголоса переговаривались.

К нам сразу подошел участковый и повел нас куда-то, ловко лавируя между людьми и автомобилями.

Елена сидела, сложив руки на коленях. Я внутренне содрогнулась — женщина разительно отличалась от нежного образа, нарисованного моим воображением. Морщины ее до времени постаревшего лица были собраны в гримасу скорби, а глаза смотрели внутрь, созерцая видимое только ей самой.

— Лена… — Даниил склонился, тронув ее за плечо. Она никак не отреагировала.

— Ей сделали укол, — словно извиняясь, пояснила медсестра, сочувственно глядя на него.

— Да, понимаю, — ответил мой муж. И, повернувшись к подошедшему следователю, спросил: — Как это произошло?

— Соседи услышали крик из дома ее отца. Входная дверь была открыта, что уже показалось странным при том затворническом образе жизни, который вел мужчина. Он давно никого не пускал к себе, держа всегда дом запертым, даже по улице проскальзывал незаметно, низко склонившись и ни с кем не заговаривая. Крик не прекращался, точнее, перешел в вой, и соседи наконец решились, вошли. А там… Впрочем, пойдемте, увидите все сами.

В этот момент взгляд Елены вдруг обрел осмысленность, и она сказала:

— Слезы… Дождь — как слезы. Холодно. И картинки перед глазами… Оля на них, как солнечный зайчик. Оля, мне плохо! — выкрикнула вдруг она.

Медсестра тут же кинулась к ней, но врач остановил ее.

— Пусть говорит. Просто держите наготове шприц.

— Где ты, Оля? Он мучает меня… Зверь! Когда ты ушла, он долго искал тебя по городу. А когда вернулся, я не узнала его, так было перекошено его лицо. Я испугалась, хотела убежать, но он схватил меня… — Лицо больной плаксиво сморщилось, из глаз потекли слезы. — Больно. И темно.

— Может быть, все-таки сделаем укол? — шепотом спросила медсестра, но врач жестом остановил ее.

— Мне потом все время снились кошмары. Зверь приходил каждую ночь и мучил, мучил меня… — Грудь несчастной стала быстро-быстро вздыматься, она тяжело задышала. — По этой дороге когда-то давно я ходила в школу, и мальчишки улюлюкали мне вслед, обзывали чучелом…

Сегодня я снова прошла по ней домой, к отцу. Когда я заглянула в окно, он сидел у камина и что-то читал. Закончив, бросил листок в огонь, взял другой. Увидев меня, он не выразил ни удивления, ни радости. Просто опустил руки и молча глядел. Я подошла ближе и увидела почерк Ольги: «Милая сестренка моя Леночка!»…

— Ты прятал от меня письма Ольги? — спросила его я. А он зло рассмеялся. Как он мог так поступить со мной?

Елена с отчаянием посмотрела на Даниила, но сразу же взгляд ее ушел в себя.

— Он прятал от меня ее письма, — сказала Елена внезапно осипшим голосом, — и не давал мне встречаться с ней. Я думала, что сестра предала меня. А потом он стал говорить какие-то обидные и злые слова… — Лицо ее снова исказилось, и Елена заплакала, но не перестала говорить сквозь рыдания: — Он вдруг стал превращаться в того зверя. Его руки, лицо покрывались шерстью… Зверь пришел, чтобы забрать отца… его душу… Я не могла отпустить его…

Елена забилась в истерике, запуская пальцы в волосы и вырывая их клоками.

— Ставьте укол, — приказал врач, удерживая больную.

Медсестра быстро протерла сгиб локтя и ввела лекарство. Елена затихла.

— Что там случилось? — спросил Даниил, поворачиваясь к следователю.

— Пойдемте, — поманил тот его за собой. — Она убила отца. Нанесла ему больше сорока ран, превратив тело в решето.

Я, признаться, уже изрядно струхнувшая, все равно посеменила следом за мужем. Но лучше бы не делала этого. Открывшаяся картина вызвала приступ тошноты — все вокруг было залито кровью, и в воздухе кружилось невероятное количество отвратительных зеленых мух.

— Сколько он здесь лежит? — удивленно спросил Даниил у прикрывавшего платком нос следователя. — Почему такое стремительное разложение?

Милиционер пожал плечами:

— Грехи его, должно быть, слишком велики, вот и смердит. Говорят, тела святых вообще не разлагаются, а он, наоборот, сразу стал гнить. Кстати, мы дневник детский нашли, похоже, что вашей бывшей жены. Не хотите взглянуть? Как только прочтете, вы согласитесь со мной. Покойный был мерзавцем, не пощадившим даже собственное дитя.

— И что же там? — спросил Даниил, протягивая руку.

— Инцест. Старикашка лет с десяти насиловал дочь, а ей мерещилось, что по ночам к ней приходит огромный зверь и причиняет мучительную боль.

Даниил отвернулся, пытаясь скрыть выступившие слезы. Но не выдержал, достал платок и промокнул глаза. Затем открыл дневник посередине, пролистал несколько страниц и, с силой захлопнув, вернул следователю.

— Не могу. Слишком тяжело. Был бы отец Елены сейчас жив, я бы сам убил негодяя.

— Да, и еще. Мы нашли оружие — газовый пистолет, переделанный для стрельбы боевыми патронами. Недавно задержали торговца, похоже, этот из его же партии. Посмотрите.

Даниил внимательно осмотрел его и повернулся ко мне.

— Конечно, нужно будет провести экспертизу, но сдается мне, что именно из этого пистолета ранили тебя.

Я опасливо покосилась на оружие и, болезненно поморщившись, прикоснулась к своему занывшему плечу.

Всю обратную дорогу мы ехали молча. Я даже не решилась отвлекать Даниила разговорами и показывать ему фотографии с диска Яковлева. Но один вопрос, мучивший меня, все-таки задала:

— Почему Елена в меня стреляла?

Даниил пожал плечами.

— Ревность. Какие еще могут быть причины? Она всегда была очень ревнива.

— То есть теперь мне все время придется жить в страхе, что она когда-нибудь снова придет и прикончит меня? — Я не выдержала и разревелась.

— Ну-ну, перестань, все уже прошло, все закончилось. Она в больнице и вряд ли выйдет оттуда.

— Что, что прошло? — перешла я на крик. — Елена в больнице, да. А кто убил Васю? Сусанну? Кто был в нашей квартире и открыл газ? И кому, в конце концов, нужно, чтобы меня посадили за решетку? Я не сбивала Вику машиной, это ложь!

Я уже орала, не помня себя, и не могла остановиться. В глазах стало темнеть, меня колотила крупная дрожь.

Даниил остановил машину, сгреб меня в охапку и держал так, пока я не успокоилась.

— Все? Можно отпускать?

Я вяло кивнула.

— Я бы чего-нибудь съел. Маковой росинки во рту с утра не было… Может, заедем куда-нибудь поужинать? — сказал муж.

— Дома рыба, запеченная с грибами. Я приготовила перед тем, как ты позвонил.

— Отлично! Тогда купим бутылочку белого вина — и домой.

Когда рыба была съедена, а вино, от которого меня порядочно развезло, выпито, Даниил выдал мне остальную информацию.

— Кстати, не хотел тебя сразу расстраивать, но шофер такси, который вез тебя в больницу, исчез.

— Даня, ты гад, — полусонно сказала я. — Так лживо успокаивал меня, прекрасно зная, что все паршиво. Куда он исчез? Как? Испарился в пространстве при большом скоплении народа? И в колдовстве, естественно, обвиняют меня.

— Я никогда не сомневался в наличии у тебя богатой фантазии.

— Спасибо.

— Пожалуйста. На самом деле все гораздо прозаичнее: он отвез тебя, написал заявление об отпуске и, сославшись на боли в сердце, отпросился домой. Больше его никто не видел. Домашний телефон не отвечает, сотовым он не пользуется принципиально. А поскольку следствие — вещь серьезная, то не исключается возможность того, что его уже нет в живых.