Мост в чужую мечту - Дмитрий Емец

Глава 10

«ПАКУЙ ЧЕМОДАНЫ!»

Порой человек разумом доходит до необходимости что-то изменить в себе, потому что все – тупик. Но в тот момент, когда он понимает, что он в тупике, он почему-то круто поворачивает и пятится назад. Так и рыба. Доплывает до стенки аквариума и притворяется, что никакого аквариума нет. Плывет обратно. Ей так выгоднее. И спокойнее.

Когда, оставив Гавра в сарае, Рина вернулась в ШНыр, ее ждали, и притом без оркестра. Еще не дойдя до ШНыра, она уже ловила на себе любопытные взгляды. Две средние шнырки, шушукаясь, скользнули к Зеленому Лабиринту – островку лета, со всех сторон окруженному снегами. Разгребавшие снег дежурные упорно не смотрели на Рину – слишком упорно. Она поздоровалась: ей ответил только один, и то неразборчиво.

«Знают? Но как? От кого? Откуда?.. Про уникум точно не могут знать», – тревожно запрыгали мысли. Чувство вины, ослабевшее на минуту, когда ограда пропустила ее, навалилось вновь.

Рина упрямо задрала голову и шла подчеркнуто независимо. Это было безумно сложно, потому что ноги у нее были чугунные, а усталость навалилась вдруг так, что хотелось лечь на снег и тихо-мирно помереть.

В любом человеческом коллективе найдется человек, который любит сообщать неприятные новости. Такого хлебом не корми, дай только поделиться, что такого-то накрыли ведьмари, кого-то отчислили, а такую-то бросил парень. В ШНыре такими переживальщиками-доброхотами работали кухонные шныры – Надя и Гоша.

Надя встретила Рину на крыльце и сразу ознакомила ее с основными событиями дня. Рассказ Нади сопровождался яркими жестами, закатыванием ланьих глаз и многозначительными недоговорками в стиле: «Точку «Лебедь» (изматывающая пауза) захватили. Сашку убили… (томительное молчание) ну, во всяком случае, могли убить!..»

Выпалив все это, Надя жадно уставилась на Рину: сканировать реакцию. Рина вымокла с головы до ног: Гавра ей пришлось тащить лесом, где снега было по пояс.

– Ты не все знаешь, Надя! У меня забрали нерпь. С уникумом. Она у Белдо. И закладка тоже, – сказала Рина, чтобы поскорее от нее отделаться.

Надя зажмурилась, глубоко вдохнула, что-то пролепетала и исчезла. Рина знала: к тому времени, как она переоденется, о пропаже уникума и нерпи будут знать даже недотравленные тараканы в кухне у Суповны, за которыми та недавно гонялась с топором для разделки мяса.

Рина пошла сразу в комнату. На кровати валялась Алиса и лениво переругивалась по телефону с мамой. Ругались они не в полную мощь, из чего вытекало, что обе вполне довольны друг другом. На Рину Алиса покосилась безо всякого интереса и повернулась к ней спиной.

Слышно было, как в телефонном динамике мама кричит:

– Я тебя, дорогая моя, хочу предупредить: я вас выследила и написала заявление! Скоро всю вашу шайку посадят!

– А я хочу предупредить: у тебя скоро деньги на телефоне закончатся. А еще ты через месяц станешь бабушкой! – буркнула Алиса и, повесив трубку, спешно отключила телефон, пока мама не перезвонила.

– Кошмар! На мою маму никакие штуки Кавалерии не действуют! Непрошибаемая! – пожаловалась она, обращаясь не к Рине, а к стене.

Рина торопливо искала сухую одежду.

– Она и правда выследила, где ШНыр?

– Разумеется, нет. Это наш семейный блеф. Да и вообще, я проверяла: адрес ШНыра невозможно записать. Или бумага сгорает, или чернила сразу выцветают.

– Что, серьезно?

– У меня что, дикция плохая?

– Выплюнешь подушку – будет хорошая, – Рина взяла стопку сухой одежды и поплелась в душ. С выжатого лимона не спрашивают лимонада. Даже почему он такой желтенький, уже не интересуются.

Вернувшись в комнату, Рина залезла под одеяло, укрылась с головой и отключилась. Сквозь сон она угадывала рядом суету, чувствовала, как ее трясут, различала Сашкин голос, и голос Ула, и еще чей-то, но не открывала глаз. Наконец ее оставили в покое.

Проспала она четырнадцать часов и проснулась от ощущения, что щека лежит на чем-то скользком и теплом. В ужасе она завопила и села в кровати. Оказалось, Сашка притащил из столовой тарелку с пюре и поставил у подушки. Во сне Рина повернулась…

– Спасибо тебе, Саша! – очень эмоционально сказала Рина, немного подумала и, успокоившись, добавила: – Ну, в общем, действительно спасибо!

Сашки в комнате давно не было, поэтому благодарность не достигла конечного потребителя.

С улицы донеслись крики. Рина подошла к окну и увидела на крыльце Суповну. Вначале она решила, что Суповна орет на Горшеню, маячившего в кустарнике, но та кричала на котов, которые просачивались в ШНыр, несмотря на хитрый забор.

– Чтоб вы на мыло пошли, сволочи такие! Чтоб на вас омолаживающую косметику испытывали! Все кругом изгадили! Арбалет возьму и всех к ядреной бабушке кончу! – орала Суповна и, вспыхивая соколом, швыряла в котов холодными котлетами.

Усиленные уникумом, котлеты летели, как заряды из баллисты. Если котлета попадала в кота, кот переворачивался в воздухе. Коты не обижались, смыкались вокруг котлеты, и та исчезла.

Когда Рина вышла из комнаты, в коридоре ей встретился недоубитый Гоша. Некогда он написал две эпиграммы на Кузепыча, одна из которых была запечатлена фломастером в мужском туалете, и поэму в две тысячи строк. По этому случаю Гоша считал себя поэтом и ко всем прочим поэтам относился снисходительно. «Сашка Пушкин и Мишка Лермонтов давно не катят! Вот Сережка пока еще катит, хотя и он отстой!» – утверждал он. Под Сережкой имелся в виду, скорее всего, Есенин.

– О, Катерина! Уникум! – приветствовал он ее.

Рина пожелала узнать, какой уникум имеется в виду.

– Ты о чем?

Гоша сочувственно зашмыгал носом:

– Выгоняют тебя! Пакуй чемоданы!

Если он и ожидал какой-то реакции, то не дождался. Реакция у Рины часто бывала отсроченной. Душа часто бывает как колено: ударишь сегодня, а болеть будет завтра.

Чемоданов Рина паковать не стала. Все ее имущество поместилось в рюкзаке. Собираясь, она не плакала, но вещи швыряла так, что даже Фреда с Алисой эвакуировались в коридор.

В Рине сталкивались две волны. Первая заставляла ненавидеть и винить себя, другая, встречная, валить все на ШНыр.

– Так… – повторяла Рина, швыряя в рюкзак ботинок.

– …мне… – добавляла она, ударом кулака заталкивая пайту.

– …и надо! – заканчивала она, дергая шнур, чтобы намертво затянуть рюкзак.

И все начиналось снова.

– Мне… – повторяла Рина, обламывая зубную щетку, потому что она не вбивалась в уже завязанный рюкзак.

– …на все… – продолжала она, вместе со щеткой ломая и ноготь, потому что пластик треснул совсем непонятно – узкой полосой.