Северка - Николай Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Месяца через три мы уже играли в профтехучилище у метро
'Первомайская', на каком-то конкурсе среди училищ Москвы. В зале человек двести. Не понимаю, почему Сашка потащил меня туда. Не удивился бы, если бы он меня не взял. А под новый год мы выступили в какой-то школе в Измайлово, на балу. Когда местный ВИА пошел перекурить, мы исполнили две песни.
Мы стали иногда выпивать. Первое вино, которое купили – 'Имбирная настойка' 28 градусов. Жгучий напиток с лекарственным вкусом. Стоит около трех рублей. Пить его можно только сморщившись. Водку? Водку пить все-таки страшно, ее пьют взрослые и опустившиеся подростки.
Купили имбирную в угловом гастрономе на Соколе и забрались в ближайший дом, на чердак. С нами Сашкин знакомый, Владик, ровесник.
Он нетороплив и красиво говорит: 'думаю, это не тактично…'. Владик после школы собирается идти работать в Гидрометцентр.
Часто мы собираемся у Сашки Журавушкина дома, репетируем. Поздней осенью, перед репетицией, мы с Сашкой зашли в винный и взяли по бутылке вишневого пунша за рубль пятнадцать. Отошли недалеко, чтобы не мешать людям и выпили прямо из горлышка. Вкусный напиток, сладкий. Сашка пьет, как горнист, левая рука на поясе, голова задрана вверх, ноги расставлены. Он посадил два розовых пятнышка на свой шарф в клетку. Когда мы зашли к Сашке домой, стали изображать благовоспитанность перед родственниками. Его сестры и мама 'ничего не заметили'.
В ноябре нашу группу принимали в комсомол. Николай Федорович настоял, чтобы вступали все. Он совсем не карьерист. Наверное, в армии был сержантом и в своей группе теперь тоже хочет добиться армейского порядка. Два райкомовца сидят за столом, Николай
Федорович и Зина – комсомольский секретарь училища. Меня райкомовцы посадили зачитывать анкеты кандидатов. В комсомол вступила вся группа, несмотря на пробелы в знаниях и курьезы. Меня приняли последним, без вопросов, (зря трясся) да еще и предложили в комсорги. Комсоргом я был два года. Из комсомольской работы мне ничего не запомнилось. Ежемесячно проводились комсомольские собрания, ни тем, ни даже место, где они проводились, не помню.
Взносы собирал.
В профсоюз рабочих машиностроения нас приняли автоматом. Теперь у нас по две членских книжечки – профсоюзная и комсомольская. Зеленая и красная. За комсомол мы платим две копейки, за профсоюз пять копеек в месяц.
Занятия по слесарному делу всем давно надоели. Скучно пилить каждый день презренный металл. Мы ждем работы по специальности с проводами и приборами. Чтобы потянуть время часто ходим курить.
Николай Федорович не пускает в туалет больше двух, трех человек. До туалета от мастерской идти минут пять. Он посередине длинного коридора, вдоль которого тянутся мастерские токарей, фрезеровщиков, газосварщиков и слесарей. Однажды к нам (Сашка, Шурка и я) в туалете пристали третьекурсники. Сашка Журавушкин стал отвечать им гордо, и они треснули ему по лицу пару раз. Когда мы вернулись в мастерскую,
Николай Федорович увидел подтеки у Сашки, взял нас в охапку и бодро повел в туалет, – Эти? – спросил он,- Эти. Николай Федорович забрал хулиганов и куда-то их отвел. Потом нас возили в милицию на
Автозаводской и раз или два в прокуратуру на 1-й улице
Машиностроения. Писали показания. До суда дело не дошло. Первое время кучки старшекурсников провожали нас молчаливым взглядом, когда мы вместе или по одному проходили по училищу.
В училище поступили серые станины токарных станков. Наша группа должна сделать панель управления к каждому. Нужно расставить и закрепить на панели электроаппараты: пускатели (пускай, судьба забросит нас далеко, пускай!), реле, кнопки, трансформатор.
Соединить все это жесткими проводами по схеме. Провод должен лежать аккуратно, с углами под девяносто градусов. Если проводов несколько, они обвязываются вместе ниткой. Интересная работа.
Преподаватели у нас замечательные. Классный руководитель химичка -
Галина Николаевна. Веселая, любит нас и любит пошутить. По химии поблажек не дает.
Уважаем учителя литературы. Он никогда ничего не задает на дом, и, следовательно, не спрашивает. Весь урок он прохаживается между рядами с гордо поднятой головой и взглядом, устремленным вдаль, и декламирует. Мы тихо занимаемся своими делами или слушаем
Шекспировского Отелло:
Пришел как-то Отелло в спальню и стал делать из мухи слона.
Опять душить будет, подумала Дездемона и стала рыться в грамотах.
– Я дочь сенатора.
'Ты Ерема, да я Фома, ты мне слово, я те два, а бумажечку твою я махорочкой набью', подумал Отелло.
Тут Дездемона закапризничала:
– На шею не дави! На шею не дави, Чернильная душа! Да-с!… И-эх!
Росла к труду привычная девчоночка фабричная… А Отелло знай себе гнет свою линию и приговаривает:
– Всюду ложь, воровство, обман и сквозняки…
Только она протянула ноги, как он сразу поседел. Вышел в темный колидор – глаза светятся – и свечей не нужно. А ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой разбежались по углам, их нашли насилу там.
Тут из мавровой из спальни кривоногий и хромой выбегает честный Яго и качает головой:
– Ярко солнце светит, щебечет воробей, добрым жить на белом свете веселей…
…или отрывки из 'Преступление и наказание'. Студент про три карты пришел узнать, а бабуля как хлопнет по столу: 'Да я тебе что тварь дрожащая или право имею?!'. Тут Грушницкий не снес и изволил бегать за старушкой по апартаментам. У него как раз утюжок нашелся за пазухой, княжна Мери на балу обронила. А старушка все уворачивается промеж мебели: 'А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела'…
Наш литератор, несомненно, человек искусства: длинные волосы зачесаны назад, как у Горького и говорит он поверх наших голов.
Мальчишки над ним хихикают, когда он приходит в разных носках.
Мы любим математика. Очень сильный преподаватель. Дома он дает частные уроки, готовит абитуриентов в вуз. А мы любим его за шутки и анекдоты. Ему приятно выступать перед нами не только как математику.
Кто-то стучит на него – по его словам. Не может быть, чтобы из нашей группы – так его любим. Все доносы ему сходят с рук – пожурят за то, что отвлекается от предмета и все. Часто его костюм вымазан мелом.
Ноги полусогнуты, пуговицы на гульфике расстегнуты. Математик не
'лезет в душу' с синусами, он понимает, что среди нас трое – пятеро пойдут учиться дальше, и просто дает мощные знания для всех, вставляя между формулами свои прибаутки.
Что у нас преподавал Сальников, не помню. На доске висит географическая карта Средней Азии с пустыней Каракумы, на ней поперек нацарапано: 'Земля Сальникова'.
Еще один замечательный человек у нас – преподаватель электротехники. Эрудированный специалист. Интеллигент. Мы изучаем с ним простые схемы усилителей на лампах. Как работают эти усилители – я не понимаю, зазубриваю. Изучаем электродвигатели и схемы их включения – электропривод. Это ближе и понятнее. Это основа любого заводского станка или троллейбуса. Изучаем трансформаторы от огромных масляных до маленьких, изучаем генераторы, люминесцентную аппаратуру и все разнообразие электрических аппаратов. Электротехник редко отвлекается. Однажды он рассказал нам, о похоронах Сталина. Он был тогда школьником. Народ плотно занимал все улицы, по которым разрешали двигаться к гробу в доме союзов. Чтобы сократить путь, мальчишки залезали в окна первых этажей и вылезали с другой стороны.
Директор училища – представительный дяденька средних лет. Всегда в костюме и белой сорочке с галстуком. Он читает нам экономику и иногда любит блеснуть своими познаниями в электричестве:
– Ребята, вы же знаете, что если поменять местами фазы у двигателя, он сгорит.
А мы уже знаем, что в этом случае изменится лишь направление вращения, и понимающе переглядываемся.
Эстетика. Родная, марксистско-ленинская. В ней говорится о моральном облике строителя коммунизма, о том, с чего начинается родина, о стирании различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом, мухами и котлетами. О мате в эстетике ничего не сказано. Мы не ругаемся, просто беседуем матом, изредка вставляя некоторые дополнительные слова: конгруэнтность, биквадратный, электромагнитная индукция, диалектический материализм. Даже мысли приходят матом. Особенно популярно слово 'блин'. Оно завершает все предложения.
Физкультура проходит в небольшом спортивном зале. А бег и легкая атлетика на стадионе на Автозаводской улице за трамвайным кругом.
С преподавателем истории Михалычем мы ходим в походы. Начали с однодневных в Подмосковье. Идем где-то, Михалыч поднимает с дороги камень, тюк молотком – камень пополам. Внутри полость, покрытая прозрачными кристаллами. У меня долго хранился такой камушек.
Зимой поехали под Дубосеково. Вышли из вагонов, электричка уехала, и мы остались в полной темноте. Михалыч уже знал место, и мы, включив фонарики, пошли за ним. Спустились в ущелье. Оно закрывает нас от холодного ветра. В темноте, наверху изредка проносится игрушечная электричка, мелькая крошечными огоньками вагонов. Зажгли факелы из пластиковых полосок. Ломаем лапник под палатку, ставим палатки, носим дрова для костра. Поели и легли спать. Утром один