Любовная лирика Мандельштама. Единство, эволюция, адресаты - Олег Андершанович Лекманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати сказать, в оценке внешности Ольги Гильдебрандт-Арбениной мнения современников расходятся. Ахматова писала, что эта «маленькая актриса и художница» «была необычайно хороша собой»278. Николай Гумилев, по воспоминаниям самой Гильдебрандт-Арбениной, однажды охарактеризовал ее как «хорошенькую»279. А Ирина Одоевцева в письме к Глебу Струве от 1 марта 1962 года даже назвала Гильдебрандт-Арбенину «миловидной дурнушкой», пусть и «до крайности женственной»280. В случае с Одоевцевой, впрочем, нужно иметь в виду, что они с Гильдебрандт-Арбениной были соперницами. Актриса Анна Евреинова (Кашина), возмущенная мемуарной книгой Одоевцевой «На берегах Невы» (1967), вспоминала в письме к тому же Глебу Струве:
Олечка Арбенина <…> была моя приятельница и мы вместе служили в то время в Александринском театре и одевались в одной уборной. Времени на разговоры и дружеские сплетни было много (играли малюсенькие роли), а Олечка была тоже [как и Одоевцева. – О. Л.] любовницей Гумилева (их иногда у него доходило до 6 одновременно, включая жену) и, кроме того, незлобивой, но талантливой сплетницей. Сами понимаете, чего я наслышалась о «картавице» и «чухонке» (прозвища Одоевцевой)281.
Это обстоятельство (роман Ольги Гильдебрандт-Арбениной с Николаем Гумилевым) сразу же лишило «очарованного» ею Мандельштама всякой надежды. «У Гумилева была любовница барышня Арбенина. Приехал Мандельштам <…> и влюбился в нее», – вспоминал Георгий Иванов в письме к Владимиру Маркову282. «…в Олечку был, без всякого успеха, влюблен Осип Мандельштам», – вторила мужу Одоевцева в письме к Глебу Струве283.
Однако вопреки сложившейся традиции, мы полагаем, что Ольгу Гильдебрандт-Арбенину Мандельштам не имел в виду, когда писал о «европеянках нежных», от которых он «принял» столько «смущенья, надсады и горя». Судя по воспоминаниям Арбениной, их внешние отношения с Мандельштамом были очень легкими и этим сильно отличались от общения поэта почти со всеми остальными женщинами, в которых он бывал влюблен:
Что я помню о комнате М<андельштама>? Комната большая, наискось от входной двери, у стены – большой диван, на котором я сидела и прямо сваливалась от смеха. <…> О чем мы говорили? <…> И о религии, и о флиртах, и о книгах, и о еде. Он любил детей и как будто видел во мне ребенка. И еще – как это ни странно, что-то вроде принцессы – вот эта почтительность мне очень нравилась. Я никогда не помню никакой насмешки, или раздражения, или замечаний, – он на все был «согласен». <…> Помню, что мы сидели и хохотали над строчками Анны Радловой, которые она подарила Осипу с надписью, в которой было что-то вроде «родственнику» <…> Никаких монологов не было, всегда обмен репликами, шутка284.
Взаимоотношения Мандельштама с Гильдебрандт-Арбениной с понятной разницей масштабов личностей больше всего походили на его дружбу с Ахматовой в тот период, когда дружба не была осложнена мандельштамовским стремлением обрести в Ахматовой «ласточку и дочку» и ахматовским решительным противостоянием этому стремлению. «Смешили мы друг друга так, что падали на поющий всеми пружинами диван на „Тучке“285 и хохотали до обморочного состояния, как кондитерские девушки в „Улиссе“ Джойса»286, – вспоминала Ахматова в «Листках из дневника»287.
Даже сцена ревности, которую Мандельштам, по воспоминаниям Ольги Гильдебрандт-Арбениной, однажды ей устроил, как кажется, не может послужить хорошей иллюстрацией к трагическим строкам о смущении, надсаде и горе, принятых Мандельштамом от петербургских насмешниц:
Помню (он у меня дома был раза два, и то мельком) – он сделал мне какую-то сцену, скорей комическую (для меня, и непонятную), и убежал, а потом вернулся… и схватил коробок спичек288.
Все это, разумеется, не означает, что чувство Мандельштама к Ольге Гильдебрандт-Арбениной не было серьезным. Помимо обращенных к ней стихотворений, о которых речь впереди, такому предположению решительно противоречит, например, то обстоятельство, что ради уединения с Арбениной поэт пожертвовал присутствием 4 декабря 1920 года на вечере редкого в Петрограде гостя, Владимира Маяковского. В начале вечера Мандельштам, судя по дневнику Корнея Чуковского, еще был в зале Дома искусств, где проходил вечер289, однако затем тихонько исчез в свою комнату, благо она тоже находилась в Доме искусств. Виновница этого исчезновения вспоминала:
Первый раз, что я была в комнате М<андельштама>, было в день лекции (или вечера) Маяковского. Меня искали и беспокоились, что очень веселило нас с М<андельштамом>. Я выдержала до конца вечера290.
Я просто «засиделась» у Мандельштама, и нам было так весело, и мы так смеялись, что не пошла в залу слушать; аплодисменты были слышны. Мандельштам (вероятно!) меня удерживал291.
Хорошим комментарием к этому эпизоду может послужить позднейшее признание Юрия Олеши:
…если мне предстояло любовное свидание, и я узнавал, что как раз в этот час я мог бы увидеть в знакомом, скажем, доме Маяковского, то я не шел на это свидание, – нет, решал я, лучше я увижу Маяковского…292
Осип Мандельштам в похожей ситуации в декабре 1920 года принял другое решение.
Интенсивное общение Мандельштама с Ольгой Гильдебрандт-Арбениной продлилось чуть больше двух месяцев. В новогоднюю ночь 1921 года Арбенина соединила судьбу с Юрием Юркуном и надолго прервала общение не только с Николаем Гумилевым, но и со всеми поэтами из его окружения, с Мандельштамом в том числе. Позднее она вспоминала:
Радовался Мандельштам: «Юрочка такой бархатный». Юра был не бархатный, а железный. Выбросил из моей жизни и Гумилева, и Мандельштама293.
И о Мандельштаме:
Помню, я как-то «собралась» пойти его навестить: «Зачем Вам?» – «За стихами». – «Мих<аил> Ал<ексеевич> [Кузмин. – О. Л.] напишет Вам не хуже». – «Может быть, и лучше. Но не то. Это будут не мои стихи»294.
Однако с конца октября по конец декабря 1920 года Мандельштам успел написать целых девять стихотворений, так или иначе связанных с Гильдебрандт-Арбениной. Сопоставимое количество известных нам сегодня поэтических текстов он посвятил лишь Ахматовой, но за гораздо более обширный промежуток времени295.
Удивить способно не только количество стихотворений Мандельштама, посвященных Арбениной, но и разнообразие подходов к теме, которое было в этих стихотворениях продемонстрировано.
