Любовь Викинга (СИ) - Ривн Анна

С самого начала я отвоевала для себя отдельную каюту, зная, что если ко мне будет приставать этот настойчивый француз, то я просто не выдержу и сброшу его спящим за борт. На удивление Карл с моим решением быстро согласился, что в свою очередь меня сильно насторожило и озадачило. Поняв, что измором меня не возьмешь, он сменил свою тактику, став внимательным и заботливым соседом по «палате». Не смотря на холодную погоду и морозный сильный ветер, этот горец ходил практически раздетым. Каждый раз, проходя мимо меня, Карл старался прижать меня к перилам или стенкам трюма. По началу, меня это сильно злило, но потом, я просто устала обращать на это внимание.

На корабле даже был своего рода тотализатор. Многие ставили на меня, но были и патриоты, верные своему королю и стране. Порой мне хотелось узнать, что за сроки и условия спора, но каждый раз ловя себя на этой мысли, я грустно улыбалась и шла по своим делам. Когда мне становилось скучно, я шла к Карлу, прося у него какую-нибудь книжку. И было не важно, что я с трудом понимала, о чем там шла речь, главное, хоть было чем занять свою голову и убить время. Иногда я засыпала прямо в кресле в каюте Карла. Сквозь сон я ощущала, как он гладил мои волосы и вдыхал их запах, после этого он бережно брал меня на руки и уносил мое несопротивляющееся ему тело в мою каюту.

Я часто ловила себя на мысли, что если бы не моя любовь к Лейву, то Карл определенно бы занял в моем сердце особое место. Этот мужчина был очень упрямым, решительным и мудрым, о чем свидетельствовали его умело тактические ухаживания и знаки внимания. Карл был крепким, подтянутым, без грамма жира. Его манеры были изысканны, как и его речь. Достойный правитель своего народа.

— Ваше Величество, я вижу на горизонте земли Франции, — неожиданно из раздумий меня вырвал голос Ронана, главного советника короля.

— Слава всем богам этого мира, я скоро почувствую под ногами твердую почву! — Радостно застонала я, вздрагивая от сомкнувшихся на моей талии сильных рук.

— Скоро ты будешь в моем доме и в моей постели, Лисичка, — хрипло раздалось у меня над ухом.

— Ты слишком себе льстишь, король Франции. — Фыркнула я на его заявления, плотнее кутаясь в свой новый полушубок, выданный мне щедрым венценосцем.

— Я не могу спать. Не могу есть. Ты заполнила своим образом все мое мысли и желания. Мне так хочется войти в тебя, что мне трудно сдерживать своего дружка, Лисичка. Ему плохо без тебя, совсем измучался.

— Моё имя Виктория, а никакая ни Лисичка! — Нервно рыкнула я на Карла, разворачиваясь к нему лицом и залепляя ему пощечину. — Будь добр, держи своего дружочка под контролем, ибо я за себя не ручаюсь. Вырву с корнем и скормлю собакам!

После моих слов и действий, я быстро спустилась в трюм и смачно выругалась. Стоит признать — его напор меня начал сильно беспокоить. Но самое ужасное во всей этой ситуации было то, что я чувствовала, как мое тело было совсем не против его ласк и внимания.

До Парижа мы добирались еще пару недель. Что мне здесь понравилось, так это то, что климат был значительно мягче и менее ветреный. В землях франков была хорошо налажена дорожная сеть. На главных направлениях возвышались монументальные дорожные знаки, отсутствующие на расстоянии римской мили (1480 м) друг от друга. Повсюду встречались почтовые станции, где можно было переночевать и сменить лошадь. Эти дороги намного облегчали передвижения франкских войск, в пределах своих земель.

Народ Карла хорошо обосновался на землях среднего течения реки Рейн. По рассказам Ронана, который был на протяжении всего пути мне хорошим собеседником и отличным информатором, рейнские франки объединились в единое королевство с центром в Кельне. В отличие от них, салические франки дробились на многочисленные мелкие княжества. Как я поняла, король Карл, стремился объединить все эти территории в ближайшее время, тем самым пополнив свое войско и выдвинуться на западные берега Рейна, где сейчас располагалась Римская империя.

— Завтра, ближе к вечеру, мы достигнем столицы Франции, — вытянул меня из моих раздумий голос Карла, который поравнялся с моей лошадью на своем пятнистом жеребце.

Поначалу, как только мы вошли в порт и разгрузились, Карл настаивал на том, чтобы я ехала в повозке, на что я недовольно фыркнула и оседлала близ стоящую ко мне лошадь. Гордо вздернув вверх подбородок, я плавно повернула покладистое животное и рысцой поскакала за тихо ржущим над нашими перепалками, Ронаном. Что мне больше всего нравилось в этом франке, так это то, что он не претендовал на мою руку, а воспринимал меня как свою сестру. Веселый, жизнерадостный и весьма хитрый Ронан, заменял мне ворчливого и рассудительного Гуннара. Мне почему-то казалось, что будь они знакомы, обязательно бы поладили и подружились.

— Рада это слышать. Еще неделю я не выдержу, — тихо ответила я Карлу, смотря ему в глаза.

— Как ты себя чувствуешь? — Заботливо спросили меня, едва касаясь моей руки.

— Сносно. Иногда по утрам немного тошнит, но в целом, все хорошо.

— Мне очень жаль, что ты подвергаешь опасности свое здоровье и здоровье нашего ребенка.

— Нашего? Ты его уже считаешь своим?

Вот как мне было реагировать на это? Карл с каждым днем проявлял небывалую выдержку и колоссальную заботу. Моя злость на него уже давно прошла. Ведь как можно было злиться на того, кто с тобой носится как с самым ценным и дорогим сокровищем? Я боролась с его чувствами, боролось с его настойчивостью, но каждый раз мои попытки разбивались о его спокойное и решительное лицо. Я всегда была упрямой, но он в этом плане превзошел меня в тысячу раз. С каждым днем в моей душе стало что-то разгораться и насыщаться новыми красками и ощущениями. Я стала смотреть на Карла с другой стороны, с той, с которой на мужчину смотрит одинокая женщина. И то, что я видела, мне определенно нравилось.

— Да. Скоро ты станешь моей женой. А все, что есть у тебя, будет и моим. Я не могу обещать, что он будет моим наследником, но моим ребенком — определенно. Я дам ему образование, земли и титул.

— Спасибо, — это все, что я могла сказать, перед тем, как отвести свой от него взгляд и не дать ему увидеть то, что в них начало зарождаться.

Больше мы не разговаривали. Я видела, как устал король Франции и его люди. Как не странно, но какой либо агрессии я к ним не испытывала, как и жажды мести. Непроизвольно погладив свой еще плоский живот, мечтательно улыбнулась. Да, Лейв погиб, но со мной всегда будет его маленькая частичка души.

Париж меня приятно удивил. Вокруг столицы лежали бескрайние угодья, едва ли не на тысячу гектаров. Тут были и виноградники, и рощи, и пастбища, и мастерские. Знать жила на роскошных виллах. Украшением такой виллы, служил хозяйский дом с изящными термами, обнесенный мощными стенами. В таких виллах было все для спасения души и ублаготворения тела — от надежных укреплений до собственной молельни. Множество рабов обрабатывали землю. Нередко вокруг этих вилл располагались сельские поселения.

Лачуги, обнесенные изгородями, представляли собой этакий прямоугольный деревянный короб, бревенчатый или глинобитный, или наполовину врытую в землю хижину. Мало-помалу вилла превращалась в поместье или замок феодального сеньора, а поселения свободных или полусвободных землевладельцев — в зависящую от феодала деревню.

Великолепная архитектура, наследие античности, сохранялась в порядке заботам королей и епископов. Здесь стремительно росло число Божьих храмов. В пригородах на кладбищах возводились вместительные базилики, где хранились святые мощи, с большими трудностями привезенные из дальних стран. Такие базилики быстро обогащались благодаря дарам паломников, надеясь после смерти спасти свою грешную душу.

Обширные, девственные леса радовали местную знать, хорошей крупной дичью. На большой торговой площади пахло пряностями. Насколько я в них разбиралась, это был душистый перец и ладан. Лавки были завалены разноцветными шелками и парчой, кожей и плотными тканями. Дорогие вина и папирусы, на которых писало здешнее образованное население. Здесь пекли хлеб из виноградных косточек и из цветов орешника, а некоторые — из корней папоротника, добавляя немного муки. Сама мука здесь была на вес золота и поэтому часто от незнания трав, многие люди умирали, добавив вместо муки другие непригодные для пищи растения.