Сезон свинцовых туч - Валерий Георгиевич Шарапов

– Ладно, я пойду. – Уолли с неохотой приоткрыла дверь, застыла, глаза опять наполнились слезами.

Внезапно она потянулась к Вадиму и крепко поцеловала его в губы. Вадим не ожидал. Продолжение следует? Он не стал вырываться, не мужское это дело, даже ответил на поцелуй. Как же не хотелось Уолли от него отрываться! Но оторвалась, с грустью посмотрела и убежала, хлопнув дверью, в черную подворотню.

Майор сидел в оцепенении. Казалось, прошлое приклеили как «Моментом», оно отрывалось, но кусками, многое оставалось неоторванным. Уж больно качественным оказался этот клей…

Стал машинально искать сигареты, нашел промокшую зажигалку, раскисшую пачку «Мальборо» (болгарских сигарет здесь, увы, не продавали), брезгливо выбросил все в окно. Приплыли, называется, – в прямом и переносном смысле. Он вышел из машины, вооружившись фонариком, осмотрел повреждения. Передний бампер был сломан, прогнулась решетка радиатора – немудрено после встречи с такими лбами. Сзади в крышке багажника зияли пулевые отверстия. Придется чем-нибудь подмазать, чтобы не смущать местных полицейских. С посольским удостоверением было еще хуже. Корочки покоробились, надписи потекли, но, в принципе, слова можно было прочесть и фото рассмотреть. Он положил документ на приборную панель, чтобы просох, закрыл глаза. Ситуация усложнялась. Кларк погиб, успев выдать лишь информацию о готовящемся перевороте. История мутная, факты подтасовать несложно, это могла быть банальная дезинформация – и Генри искренне в нее верил. История с кротом теряла актуальность. Верны ли сведения о грядущем путче – именно это вставало во главу угла. Захватит власть очередной Пиночет с генеральскими погонами – и в пропасть рухнет ВСЕ…

Он ехал по ночному городу, выбрался на памятную Калле Вентура. Поставил машину между фонарными столбами, задумался. Допустим, информация о планах Гортеса верна. ЦРУ заинтересовано в полном сокрытии этой информации – не говоря уж о самом Гортесе. Генри Кларк мертв – для них это хорошо. Уолли опасности не представляет. Лучше бы умерла, но ладно. Шум поднимет только Светлов, но кто ему поверит? Или уже поднял, отстучал депешу в центр. Неповоротливость советской бюрократии всему миру известна. Гортес – друг, а все остальное – домыслы, происки и инсинуации. То же ЦРУ подбросило дезу, чтобы еще сильнее расшатать режим Монтейро. В расчет примут лишь убедительные факты. А их нет. Но Светлов способен раскачать лодку, значит, от Светлова надо избавиться…

Он колебался. До посольства оставалось меньше километра. На подъезде могут ждать, перекроют дорогу, изрешетят машину. Доказывай потом, лежа в морге на полке, что это не разгул криминала. Не убьют, так науськают полицию, а тут и за уликами ходить не надо. Трупы в порту, трупы на пустыре, на бампере «Фалькона» характерные вмятины – явно не лось дорогу перебежал. Ну как же, видный криминальный деятель этот майор Светлов. Пусть дело не пришьют, но неприятностями обеспечат. А тут еще и с сигаретами полный швах, у кого стрельнешь в эту ночь глухую?

Он посмотрел по сторонам и повел машину прямо, игнорируя поворот на Аламеда. До объездной дороги, уставленной мотелями, километра три. Спокойно проведет остаток ночи, подумает, примет взвешенное решение. Утром позвонит в посольство, пусть Каморный расчистит «коридор»… От усталости немели руки, закрывались глаза. Он моргал, упорно давил на газ, таращась в лобовое стекло. Мелькали редкие фонари, пальмы-переростки. Малоэтажные южные районы Сантамарко чередовались с зонами тропической растительности. Мысли путались, в голове каша. Он что-то упускал из вида, причем важное, именно то, благодаря чему остался жив. Но никак не мог ухватить мысль…

Крупная машина взялась невесть откуда! Видимо, выскочила из примыкающего переулка. Его догоняли, хищно светили фары. Если испугался – то не так, чтобы ноги замерзли. Сделал слабую попытку добавить скорость, но незнакомая машина быстро догнала. Ревя форсированным двигателем, удлиненный внедорожник промчался мимо, едва не коснувшись левого зеркала, стремительно оторвался. Замигали задние огни, как бы приглашая к диалогу. Водитель джипа ушел в отрыв – и вдруг включил правые поворотники, сместился к обочине, где и встал. Вадим пронесся мимо, задумался. Все равно не скроется, его догонят и… Нет, это было что-то другое. Могли и сразу изрешетить. Он сбросил скорость и, повернув к обочине, плавно затормозил. Пристроил руку на рычаг, чтобы сдать назад, но передумал. Не маленькие, сами дойдут. Он выключил двигатель, чтобы не тратить дорогой бензин, вышел из машины. На улице было хорошо, прохладно, никакой загазованности – машины в это время суток проезжали редко. Джип подъехал по обочине – в нем тоже не любители ходить пешком. Из машины вышли трое – не многовато ли? – не спеша отправились знакомиться. Они подходили – просто пятна на фоне горящих фар. Агрессивных намерений не выказывали, поневоле становилось любопытно, что им нужно. Не уличная банда – не ездят местные оборванцы на таких внушительных и дорогих машинах. Люди подошли. Возглавляла процессию, кажется, женщина, что и подтвердил спокойный голос, говорящий почему-то по-русски:

– Доброй ночи, товарищ Светлов. – Речь лилась почти свободно, но акцент все же чувствовался. – Не надо волноваться, прошу вас. Мы знаем, что вы без оружия, но все же воздержитесь от непродуманных действий. Каталина Наварро, ДИ, кубинская служба разведки, оперативное подразделение. Это мои коллеги Аугусто Мочадо и Фернандес Алазар. Просим прощения, если заставили поволноваться. Мы можем поговорить, товарищ Светлов?

Заклокотало что-то в горле, он проглотил смешинку. Как просто все объясняется… Кто же еще может оказывать поддержку спецслужбам развивающихся стран и сдерживать усилия Вашингтона по дестабилизации ситуации в лакомых регионах? Не сказать, что кубинская разведка (ее еще называли G2) всегда шла в ногу с КГБ, но в серьезные противоречия две конторы никогда не вступали – различались лишь тактическим подходом, цель была одна.

– Вас что-то развеселило? – поколебавшись, спросила женщина. Ее лицо пряталось в сумраке. Но фигура была неплохая, стройность ног подчеркивали облегающие брюки, а то, что выше, – легкий приталенный пиджак длиной до середины бедер. У нее были распущенные волосы, едва касавшиеся плеч. «Не много ли баб?» – недоуменно подумал Светлов.

– Нет, синьора Каталина, все в порядке. Но если вы сегодня наблюдали за моими действиями, то должны догадываться, чем вызвана такая реакция. Разумеется, мы можем поговорить. Вас устроит моя машина?

– Да, вполне. Мои коллеги подождут на улице.

– Курящие есть? – встрепенулся Вадим. – Проблемка, товарищи, сигареты намокли… В общем, курящий поймет…

Он по-прежнему не видел их лиц, но женщина вроде улыбнулась. Она что-то бросила через плечо. Один из мужчин с готовностью вынул из кармана сигареты и зажигалку. Он тоже улыбался – в полумраке блестели зубы. Элитная разведка Гаваны никогда не бедствовала – в отличие от основной массы населения Острова Свободы.

– Можете курить в машине, – разрешила женщина. – Я потерплю. Приятного, конечно, мало, но это все же не усыпляющий газ.

Он жадно курил кубинский горлодер – ароматный, но излишне крепкий, сбрасывая пепел из окна. Каталина Наварро сидела рядом, изучала его профиль. Постепенно обрисовывались черты ее лица: какие-то эклектичные, особенные. Большие глаза, классический «греко-римский» нос, выступающие чувственные губы. Наполовину это было европейское лицо, на четверть – индейское, еще на четверть – негритянское. Какой-то этнический винегрет, а на выходе – вполне привлекательная женщина. Впрочем, прохладная и не стремящаяся очаровать собеседника.

– У вас хороший русский, Каталина, – похвалил Вадим. – Приходилось бывать в Советском Союзе?

– Проездом, – кивнула женщина. – Впрочем, проезд затянулся на пять лет. С шестьдесят шестого по семьдесят первый год я обучалась в Университете имени Патриса Лумумбы, жила в общежитии. Специальность – экономика и право. Пяти лет достаточно, чтобы выучить ваш сложный язык, верно? По полученной специальности проработала всего два года, потом сменила место работы… Проживаю в Гуанобакоа, это один из районов, примыкающих к Гаване, хотя появляюсь там нечасто. Сейчас мне тридцать два, разведена, детей нет, но есть пожилые родители – бывшие медицинские работники. Вы же это хотели знать?

– Хотел, но боялся спросить, – отшутился Вадим. – Если не затруднит, покажите ваши документы, Каталина.

– Да, конечно. – Собеседница усмехнулась, достала из внутреннего кармана удостоверение, осветила его миниатюрным фонарем, похожим на карандаш. Все было верно. На фото она выглядела какой-то замороженной, бесцветной, словно покойница, которую заставили сфотографироваться.

– Спасибо, – кивнул Вадим. – Можете взглянуть на мои документы, правда, они постираны.

– Не стоит, – усмехнулась Каталина. –