Темное время суток (СИ) - Бадевский Ян

В былые времена Дичь была технически развитым миром. Города-миллионники, атомная энергетика, космические полеты, искусственный интеллект. И все это — к середине шестнадцатого столетия. В качестве одной из причин бурного развития указывалось сохранение Римской империи и отсутствие темных веков. Варварские племена были разбиты, разложение не коснулось римского общества. Не было христиан, Нерона и Константинополя. Примерно в середине четырнадцатого века ключевыми игроками на мировой сцене выступили Римская империя и Поднебесное Царство. В этом мире англосаксам не позволили подняться. Русские земли были поглощены татаро-монголами, а затем — Поднебесной. В Центральной Америке возвысились инки. США так и не появились — все заокеанские земли были поделены между китайцами и потомками римлян.

Сложившуюся систему похоронили разработчики искусственного интеллекта. Прорыв в информационной сфере привел к полной автоматизации производства, массовым увольнениям и безработице. В одних странах начался голод, в других вспыхнули революции. Кто-то предложил объявить ИИ вне закона. Транснациональные корпорации встали на защиту своих порождений. Глобальная война поставила планету на грань катастрофы.

Точку в конфликте поставил электронный сверхразум, переселившйся на Меркурий, — подальше от людей, поближе к солнечной энергии. Земля быстро пришла в упадок. За десятилетия автоматизации люди отвыкли создавать что-либо своими руками. Даже газетные статьи и книги писались роботами. Заводы и фабрики остановились. Нарушилось транспортное сообщение. Перестали существовать банки и фондовые биржи. Наука откатилась на тысячи лет в прошлое, ведь всеми исследованиями занимался искусственный разум.

К середине девятнадцатого века Дичь стала средневековым миром. Войны и эпидемии выкосили две трети населения планеты. Умные правители поняли, что технологическая эра ушла в небытие, и начали собирать отряды наемников, обученные владению холодным оружием. Школы фехтования и стрельбы из лука сделались привилегией высших классов. Города укрылись на островах и скалах за каменными стенами.

Невиданную силу обрела Антимашинная Церковь, адепты которой проповедовали отрицание сложных устройств и электроники. Компьютеры, электричество, атомные электростанции — все это попало под запрет. Впрочем, большую часть АЭС законсервировали еще при искусственном разуме.

Церковь безжалостно карала ученых за любые исследования, связанные с механизацией. У антимашинистов есть своя тайная служба, сеть осведомителей, армия и коллегия экспертов. Известен случай, когда человек сконструировал баллисту для своего короля и помог ему выиграть крупное сражение. После этого изобретателем заинтересовалась Церковь. Королю выставили ультиматум. Пришлось отдать умельца, а все баллисты сжечь. Ученого, кстати, тоже сожгли.

Рамон закрыл брошюрку и долго сидел, уставившись в костер невидящим взглядом. Ему не нравился этот мир. Отсюда хотелось быстрее уносить ноги.

Возникал справедливый вопрос: а как же быть с дробовиками и прочими атрибутами прогресса? Получается, едва охотник войдет в город со стволом, как его тут же схватят и поволокут в тюрьму.

Оказывается, нет.

С недавних пор Дичь стали терроризировать оборотни. Не имея возможности справиться с нашествием, церковные патриархи обратились за помощью в профсоюз. Теперь всем охотникам-иномирцам выдавались Амулеты Непричастности. На практике это означало, что Рамон может стрелять в кого угодно из чего угодно без последствий для себя со стороны местных властей. Амулет ему передал Валик.

Никита достал амулет из заднего кармана джинсов и повертел его в руках. Похоже на медаль за взятие Севастополя или Бреста. На аверсе — расколотая шестеренка, символизирующая смерть машин. Реверс изображал лицо антимашинного пророка Аркадия. По кругу надпись: «Vim vi repellere fas est». Валик, блеснув эрудицией, сообщил, что это латынь. «Силу позволено отражать силой». Звучит неплохо.

— Лучше бы крест носил.

Голос вывел Никиту из задумчивости и заставил выхватить «аграм». Из чащи появился старик с двустволкой на плече. Старик добродушно ухмылялся, давая понять, что не замышляет дурного. Рамон загнал рефлексы поглубже и включил логику. На Дичи с двустволкой могут ходить только те, кого послал профсоюз.

— А ты без амулета? — поинтересовался Никита. — И кто ты такой вообще?

— Кадилов, — представился нежданный гость. — Анатолий Ефимович. Пустишь погреться?

Никита приглашающе махнул рукой.

— Спасибо, — Кадилов присел на поваленный древесный ствол. — Да, у меня есть Амулет Непричастности. В кармане пиджака. А на шее — только крест животворящий.

Вот так они впервые познакомились.

Руководство миссией было поручено Кадилову. Старик знал куда идти и что делать. Впрочем, догадаться и так было несложно. Идти — в ближайший город. Кьёльн, кажется. Делать свою работу — истреблять оборотней, прорвавшихся в славное королевство Гурта Белоголового. Головы и другие части тел падших монстров надлежало нести местному куратору, адрес которого Ефимыч записал на полях своего экземпляра ознакомительной брошюрки. Дальше — просто. Куратор переправляет головы настоятелю-антимашинисту, и тот с ним расплачивается.

— А мы получаем благодать в конвертах, — закончил Ефимыч.

Поначалу старик производил впечатление то ли безумного алкаша, то ли религиозного фанатика, с которым лучше не спорить. Маньяк в сочетании с дробовиком — не лучшая компания. Но вскоре Кадилов освоился в лагере, поставил зеленую советскую палатку и угостил Рамона грузинским чаем, смешанным с облепихой и можжевельником. Отвар оказался удивительно вкусным, и Рамон проникся симпатией к новому знакомому.

— Тут серьезный прорыв, — сказал Ефимыч. — Возможно, речь идет о десятках перевертов. Мне сказали, что это твоя первая охота.

Рамон кивнул:

— Не считая тестового задания.

Кадилов достал пачку «Беломора» и закурил. Рамон целую вечность не встречал «Беломор» в магазинах. Осталось только начать разговор об арктических первопроходцах, достать гитару и завести песню о том, как струна пронзает тугую высь осколком эха. Поскольку Ефимыч вышел из леса с характерным чехлом за спиной, в его намерениях Никита не сомневался. Правда, душевных посиделок стоило ожидать под вечер, когда появятся остальные участники кардебалета.

— Не дрейфь, — успокоил Кадилов, выпуская облако вонючего дыма. — Оборотней убивать легко. Они быстрые, но мозги у них варят похуже, чем у нас. Так что если с котелком у тебя все в порядке, заработаешь неплохие деньги. И живым в срез вернешься.

Голос у Кадилова был сокойный и рассудительный. Почему-то вспомнился персонаж из одного детского мультика. «Смешарики», кажется. Был там некто Карыч — умудренный опытом пенсионер, знающий толк в походах, роялях и фокусах с распиливанием свинок. Так вот, Ефимыч по своему характеру и складу ума был копией Карыча.

Дурацкая мысль.

Впрочем, последующие события убедили Рамона, что первое впечатление не всегда обманчиво.

Вечером подтянулись остальные члены бригады. Даздра запомнилась Рамону по совместным тренировкам. Девушка имела оригинальную внешность, была неразговорчивой и мастерски владела остро отточенными когтями. Прямо Фредди Крюгер в юбке. А вот Хрон никаких симпатий не вызывал. Типичный алкаш в спортивном костюме — таких пруд пруди в любом спальном районе. Едва появившись в лагере, Хрон тотчас достал из рюкзака початую бутылку вермута и основательно к ней приложился.

— Хотите?

Рамон покачал головой. Кадилов из вежливости сделал скромный глоток и вернулся к своему чаю. Хрон снова приложился к бутылке и завинтил колпачок.

— Скучные вы, ребята.

— Какие есть, — пожал плечами Никита.

— Каждому свое, — многозначительно заметил Ефимыч. — Знаешь, что сказано в Писании про виноградную лозу?

— Не знаю, — Хрон разложил на земле туристический коврик и швырнул сверху спальный мешок. — Да мне и насрать, если честно.

Кадилов не ответил.