Отравители и убийцы. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Шарлотты свадьба стала и боевым крещением, и источником немалого огорчения. В этот торжественный день она увидела собственными глазами всех самых великих людей Франции. Но! К великому своему сожалению, скорее всего, не только в первый, но и в последний раз, потому что через несколько дней она уже должна была вместе с другими фрейлинами новой королевы отправиться в страну, которая не сулила ей ничего, кроме тоски и скуки. Ее новый друг, граф де Сен-Форжа, развеял все ее иллюзии относительно Испании.
— Мой дядя побывал в Испании, не знаю уж, с каким посольством и по какому случаю, — сообщил он, — но вернулся оттуда просто в ужасе. Летом они изнемогают от жары, зимой — от холода, дома испанцев неудобны для проживания, их пища груба, дворцы — темные и мрачные, еще более безрадостные, чем монастырь Шартре. Красивы там только церкви, их украшают очень богато, не жалея золота. А развлекаются испанцы исключительно двумя способами — боями быков и аутодафе.
— Чем-чем?— А-у-то-да-фе! В переводе это означает «акт веры», хотя лично я до сих пор не могу понять, почему. В Испании всем заправляет инквизиция, и время от времени она освобождает свои тюрьмы, отправляя на костер евреев, еретиков и вообще кого ни попадя, заподозрив, что тот чихнул во время мессы или совершил какое-либо еще подобное кощунство. Все испанцы считают, что любоваться кострами, на которых поджариваются люди, необыкновенно интересно, но я сомневаюсь, что подобное зрелище придется по душе нашей принцессе.
— Мне-то уж точно не придется! Какой ужас!
— Нужно будет привыкать!
Но, кроме печальных мыслей, Шарлотту ожидала и неожиданная радость: она встретилась со своей тетей, графиней де Брекур, которую не видела с того самого дня, как переступила порог Пале-Рояля. Графиня постаралась развеять мрачную картину, нарисованную молодым человеком в васильковых бантах.
— Я не думаю, что вы проведете в Испании всю свою жизнь, — сказала она. — Если только, конечно, не выйдете там замуж. В один прекрасный день, как это обычно бывает, вы снова вернетесь во Францию и увидитесь со всеми, кто окружает здесь герцогиню и ее семейство. А пока, признаюсь вам откровенно, я даже рада, что вы уезжаете так далеко.
— У вас есть новости о моей матери?
— Никаких, после тех что я сообщила вам в письме. У меня возникло ощущение, что она потеряла к вам интерес.
— Но мне кажется, это добрая весть, не так ли?
— Может быть, и так. Но я ни в чем не уверена. Это не похоже на вашу мать. Достоверно только одно: сейчас она предпочитает путешествовать и отправляется в Италию с господином де ла Пивардьером.
— Она вышла за него замуж?
— Пока еще нет. Маргарита у нас знает весь Сен-Жермен и любит посплетничать, ей рассказали о путешествии в Италию, но о замужестве речи не было. Впрочем, путешествовать в обществе дворянина никогда не считалось зазорным, вот и вы скоро отправитесь в новую для вас страну, да к тому же под покровительством королевы Испании. Это значит, что вы будете недосягаемы для своих недоброжелателей. Герцогиня Орлеанская тоже прониклась к вам нежными чувствами, так что, когда вернетесь, смело можете рассчитывать на ее покровительство. А я надеюсь часто получать от вас письма. Мне будет интересно все! А теперь возвращайтесь к своим обязанностям. Я горжусь вами, моя девочка! — И графиня на прощание крепко обняла и поцеловала Шарлотту.
Обязанностей в канун свадьбы было, надо сказать, немало, и в первую очередь они заключались в помощи горничным: все они старались поддерживать порядок в покоях герцогини Елизаветы и Марии-Луизы, потому что герцог Филипп, находясь в крайнем возбуждении, постоянно рылся в сундуках, баулах, ларцах и шкатулках, надеясь найти новые украшения и драгоценности. Было уже одиннадцать вечера — час, когда герцогиня обычно ложилась спать, а герцог все еще находился в ее покоях. Не объявив о себе заранее, заглянула к ней по-соседски и баронесса Оснабрюкская с маленьким подарочком, о котором вспомнила в последнюю минуту. Герцогиня Елизавета, вне себя от счастья от приезда любимой тети, в доме которой подолгу живала в детстве и которой теперь постоянно писала письма, встретила ее восторженно, и обе дамы, устроившись перед широко открытым окном, выходящим в парк Дианы де Пуатье[29], принялись болтать, освежаясь холодным пивом. Фрейлины уже готовы были проститься и уйти, но тут в комнате появился герцог Филипп в халате с разводами, в ночном колпаке, украшенном бантами огненного цвета, держа в руках шкатулку, из которой драгоценности чуть ли не вываливались.
— Мадам! — провозгласил он с неугасающим возбуждением. — Я пришел узнать ваше мнение. Мне в голову пришла идея об украшениях, которые мы могли бы надеть завтра, и я считаю ее гениальной... А! И вы еще здесь, милые девушки, — кивнул он в сторону Шарлотты и ее подруг. — Это чудесно! Я с удовольствием выслушаю ваше мнение. Одним словом, я думаю, что завтра вы, мадам, должны будете надеть вот это бриллиантовое колье. А я — хотя д'Эффиа решительно против! — я настаиваю, что вот этот аграф[30] для моей шляпы выглядит гораздо наряднее рубинового...
Обсуждение длилось еще с добрый час, так что бедные фрейлины добрались до отведенной им комнаты уже совершенно без сил. И все-таки Лидия де Теобон и Шарлотта решили снова спуститься вниз — они хотели отправиться ночевать в парк, чувствуя, что не уснут в духоте под раскаленной крышей. Проходя мимо замка, они подняли вверх головы — в окне мадемуазель Марии-Луизы еще горел слабый свет ночника.
— Не спит, бедняжка! — прошептала Лидия. — Неудивительно. Быть испанской королевой невесело, а уж при таком муже — просто ужасно. Я вам не завидую, моя дорогая.
— Конечно, я буду очень скучать по дому мадам герцогини... И без вас буду скучать, Лидия. Вы так заботились обо мне, ничего не знающей девчонке. Но если я смогу стать для Ее королевского величества хоть какой-то поддержкой, я буду очень рада, и это придаст мне сил. Признаюсь вам, что я молю Бога, чтобы ее супруг оказался в жизни лучше, чем на портрете.
— Меня бы это удивило. Обычно бывает наоборот.
— Да, пожалуй. Но
