Журнал Наш Современник №3 (2004) - Журнал Наш Современник

Что произошло? Этого я не знаю. Я не знаю даже, знает ли это кто-либо другой. И как человек, не имеющий отношения к авиации, не хочу судить о причинах катастрофы, чтобы не напутать в таком важном деле, однако подумать вместе с читателем об этом трагическом событии было бы полезно, чтобы хоть немного облегчить его тяжесть.

Как неспециалист я могу основываться лишь на общеизвестных фактах, на беседах с летчиками да на собственных, скорее всего совершенно некомпетентных, предположениях. Что мы точно знаем? Самолет потерял управление в определенной точке неба и с нее круто пошел вниз. Он падал почти шестьдесят секунд до своего удара о землю. Связи с ним не было. Минута — время, более чем достаточное для того, чтобы покинуть самолет, однако летчики не катапультировались, даже не раскрыли фонарей для катапультирования.

Поставив в один ряд внезапную потерю связи, управления, довольно длительное падение самолета и гибель летчиков при взрыве на земле, можно предположить единственное — летчики на эту минуту или на значительную часть ее были без сознания, хотя прямых доказательств нет*.

Но что могло привести двух опытных воздушных асов в такое состояние? Конечно же, какой-то удар, столкновение, резкое сотрясение, взрыв. Основываться на противоречивых и неточных показаниях окрестных жителей нельзя — кто-то будто бы слышал незадолго до взрыва в лесу хлопок в небе... Столкновения с вертолетом или другим самолетом не было — это совершенно неоспоримо, однако это совсем не значит, что столкновения быть не могло в принципе. В мировой летной практике много случаев, когда причиной авиационных катастроф были столкновения с крупной птицей. Журавль, гусь, лебедь или ворон весят немного. Но сила удара такой птицы при столкновении с самолетом, летящим со сверхзвуковой скоростью, чудовищна. Этот удар может разрушить отдельные детали самолета, вызвать катастрофу. В эти дни потянули через Мещёру на север первые журавлиные, гусиные и лебединые стаи. Направление их традиционных перелетов пересекало маршрут. Этот вариант не исключён, очень даже вероятен, хотя прямых свидетельств такого удара обнаружено не было. В районе падения самолета нашли несколько мертвых лесных пташек, лежащих на снегу и в проталинах, однако они были оглушены и убиты наземным взрывом.

Причиной катастрофы мог быть также радиозонд. Метеорологи, ученые, синоптики, физики и др. запускают множество радиозондов. Несущий баллон радиозонда достигает размеров нескольких десятков кубических метров. Баллон радиозонда заполняется водородом, и, конечно же, при столкновении с таким шаром, особенно если шар заденет фонарь кабины, взрыв огромной силы неминуем и этот взрыв способен пробить стекло фонаря, оглушить летчиков. Такой же исход возможен при столкновении самолета с подвесной аппаратурой зонда. При расследовании вокруг места катастрофы был взят определенный радиус, и очерченная им окружность дала площадь, на которой самым тщательным образом был осмотрен каждый квадратный сантиметр. Все комочки земли, все листочки и хвоинки побывали в руках людей, до глубокой осени эта зона просматривалась глазами и приборами, прощупы­валась пальцами и инструментом. Каждый кусочек металла, обломок стекла, каждая проволочка и заклёпка были взяты на учет. В зоне падения были обнаружены остатки тринадцати радиозондов, упавших на землю в разное время. Вероятность столкновения самолета Серёгина и Гагарина с одним из этих аппаратов мала, однако не исключается совершенно.

И еще одна возможная причина катастрофы — взрыв в кабине самолета. В истории авиации были прецеденты, хотя и чрезвычайно редко. Гидро­аккумуляторы или кислородный прибор только, пожалуй, теоретически могли взорваться, надежность их необычайно высока, гарантии исключительны, хотя и нельзя утверждать, что они являются стопроцентными.

Отсутствие в яме осколков тонкого фонарного стекла, разгерметизация кабины, наступившая, как свидетельствуют уцелевшие приборы, в воздухе, говорят о том, что даже сами Серёгин и Гагарин, возможно, не успели понять, что произошло. А что могут рассказать кусочки металла, пластмассы и стекла, разбросанные вокруг ямы? Я нашел 17 кусочков оплавленного, погнутого дюраля, оплеток, обломков трубочек. Достаю их сейчас иногда из стола, сижу, думаю и снова закрываю коробочку.

Земля как своего лучшего сына могла принять его в любом своем уголке — в снежную или песчаную пустыню, в глубины океана или горную гряду, в джунгли или тайгу, в сельву и степь, в пашню и сад. А он в последнюю секунду жизни окинул взглядом русский пейзаж — и успокоился навсегда...

От города Покрова, что издревле стоит на старой Владимирке, надо брать в сторону, ехать через деревни Желудёво, Панфилово, Новосёлово, и тут совсем рядом. Непросторные поля в лесных рамах, моренные валуны по глинистым обочинам, скромные деревеньки с босоногой ребятней на улицах, влажные луговины, старые крестьянки с морщинистыми добрыми лицами и тяжелыми от вечной работы руками...

Юра видел лучшие города мира, самые современные заводы и лаборато­рии, он узнал высшую технику и первым из людей обозрел всю Землю, но всю жизнь у него замирало сердце, когда он бывал в исконно русских местах... Он радовался, что над каждым домом крестит небо телевизионная антенна, что на крышах теперь шифер, а коровники стоят каменные, что люди смотрят весело и независимо, но общий вид и облик этих мест такой же, каким он был тысячу лет назад.

Изменилось и небо — с него время от времени доносится рев, неведомо откуда удары, когда реактивные самолеты преодолевают звуковой барьер, белые и розовые на западе струйки высоко-высоко — следы самолетов с родного аэродрома. А в остальном небо то же — голубое, с рядками белых облаков, или пасмурное, нелётное. А то навалит блескучая туча, гремит, ярится, и этот звук сравнить не с чем, разве только с рёвом в глубине шахты, когда ракета вот-вот оторвется от Земли...

Он любил древние купола на фоне этих облаков и этого голубого неба. Жил тут когда-то странный князь Андрей. Спал он на рядне и соломе, а все богатства русской государственности обращал в каменную красоту. Влади­мирские храмы, храм Покрова-на-Нерли, Суздаль, Ростов Великий. И тут, непода­леку от места его упокоения, стоит прямо в лесу Андреевский погост — большой каменный храм вдали от всех деревень, вокруг него старинное лесное кладбище. Лес окружает небольшую поляну...

Юра будто бы выбирал место, куда упасть. Густой лес — ели вперемежку с березами, мягкий мох под ногами, торжественный сумрак под пологом леса.

Мы приехали сюда 7 июня 1969 года. Лес давно проснулся, был полон света и птичьего гомона. Невидимая одинокая кукушка роняла в лес свои звоны, и эхо отвечало ей. Ее голос полон глубокой грусти, а отбой почему-то радостен, как подзвонок в благовесте.

В лесу, на хлюпающей тропе, то и дело встречаются люди. Вот молодой отец несет четырехмесячную девочку, за ними мать в городских брюках, потом дед с бабкой. У деда, человека лет 60-ти, весь левый борт пиджака сияет, тяжело отвис и звенит. “Вы откуда?” — спрашиваю. “Из Загорска. Надо было Олечку Юре показать”. Пограничник молодой встретился, идет, смотрит в землю, о чем-то думает. Два каких-то парня, не то молодые рабочие, не то студенты, догоняют: “Далеко до Юры, не знаете?”

Катастрофа образовала яму глубиной 5,5 метра и в диаметре метра 4—5. Кто-то еще в прошлом году насадил по краям ямы молоденькие елочки, и они сейчас по пояс в воде, все взялись, на концах веточек светло-зеленые почки весенних иголок. Стоит большой серый камень с надписью: “Здесь будет воздвигнут монумент...” и т. д.

У места падения в этот обычный субботний день много народу. “Я из Грузии, в Певек лечу на три года. Хорошо, что заехал, не простил бы себе, если б не заехал”. “А я тут с Киржача...” В группе мужчин: “ Вот так они врезались, отвесно. Градусов 75—80. Вон те березы срезало высоко, а эти пониже”. Баба, простоволосая, с красным лицом: “А я все живу и не верю, что Гагарин погиб. Он был такой, как будто без него и не хватает чего-то. Вот не хватает, и всё...”

Всё завалено цветами вокруг. Сирень, незабудки, тюльпаны, нарциссы, венки. Под стеклом в рамке надпись о каком-то походе молодежи сюда, но подписи не видно. Под стекло, от дождей, люди кладут записки. Их десятки. Я их достал. Оказалось, что это только за два-три последних дня. Забрал их, передам в музей Звездного городка.

Анна Тимофеевна Гагарина всё время была с внучкой Наташей, дочкой младшего Юриного брата Бориса. Она стояла подле камня, шевеля губами, разбирала запись в рамке, долго оправляла цветы. Местом гибели сына она считает край ямы впереди и справа по направлению падения самолета...

Место гибели Юры непременно станет местом паломничества народного, оно уже практически стало им...

1969—1970 гг.