Льдом и мечом - Олег Фомин

— Смотри! — Тиморис указывает поверх гор, за которыми кроется селение.

Дым…

Густые тучи удушливого сумрака вытесняют небо.

И крики… Каша криков.

Глаза Эгорда стекленеют, сердце наполняется чем-то холодным и крайне опасным. Воин-маг бросается к тропинке, Тиморис едва поспевает…

Селение охвачено огнем. Пламя жрет, чавкает, языки лязгают как армия раскаленных ножей, домики хрустят сухарями, оранжевые кнуты молотят землю, в продавленных ямах горят камни, клубится пепел.

Люди разбегаются кто куда, пламя лупит по худеньким телам, сельчане вспыхивают легко, словно обмотаны промасленной соломой, проносятся хвостатыми кометами, через пару мгновений рассыпаются костями в лозах дыма.

Над крышами — костяной дракон. Кто-то пытается вырваться из огненного кольца, на них тут же смыкаются гигантские челюсти, крылатая нежить как надзиратель вокруг арены, бросает бегущих рабов обратно ко львам.

Милита шагает по главной улице, отстреливает людей, лук мечет фиолетовые полоски в разные стороны, глаза — провалы тьмы, сияет клыкастый оскал гнева и удовольствия.

Глава 16

Эгорд холодеет, будто изнутри отслаивается от собственной кожи, между ним и этой оболочкой — бесконечность пустоты. Нет, этого не может быть!

Наяда!.. Где Наяда?!

— Стой! — кричит Эгорд не своим голосом. — Прекрати!

Перепрыгивает огненные барьеры, колосья пламени лижут ноги, рядом пыхтит Тиморис. Страшная картинка приближается, ходит ходуном: горящие люди и черноглазая смерть в плаще.

Отбрасывает рев, Эгорд впивается пальцами в горячую землю, мир заполняется черепом дракона, потоки воздуха от машущих крыльев не дают подняться, жмут к склону холма. Челюсти раздвигаются, вой пронизывает плоть, можно даже видеть горбы звуковых волн. Дракон пресекает всякие попытки подняться.

— Милита! — Эгорд пробует ползти. — Прошу, остановись!

Немертвая мелькает меж домов, люди с криками и слезами шарахаются от серого призрака, тела в рваных прожженных одеждах слепо бегут в издыхающей надежде на спасение.

Милита загоняет десятка три людей на главную улицу, зареванная толпа сжимается в комок.

— Милита… — По лицу Эгорда слезы. — Сестренка…

Немертвая с силой поднимает ладонь, словно удерживает небо, пальцы загнуты как когти, пронзительный вой. Люди неестественно выгибаются, ноги не касаются тверди… Тела превращаются в черную летучую массу. Она стягивается в ладонь Милиты. Обгоревшие, застреленные и раскушенные трупы тоже превращаются в ночную мглу, туман черной силы течет через все селение в центр.

Чернота обрисовывает силуэт Милиты, впитывается в нее, рука опускается. На дороге — белая гора скелетов.

Дома догорают, сквозь огонь просвечивают обугленные бревна, языки пламени становятся ниже, открывают скальный склон…

Саффлы. Армия синекожих монстров шевелит щупальцами, существа угрюмо торчат из земли как могильные плиты, ждут, когда стена огня рухнет окончательно. Некоторые подходят ближе, ищут лазейки в шеренге жара. Человеку есть, где пройти, но саффлы, видимо, с этой стихией на ножах, защитная слизь с кожи испаряется, родичи спрутов уязвимы к обезвоживанию сильнее людей.

Дракон с неохотой оставляет Эгорда и Тимориса, летит к саффлам, завязывается бой. Груда костей пикирует, кусает, бьет хвостом, саффлы пытаются захватить щупальцами, кому-то удается обрубить клешнями пару-тройку хвостовых позвонков.

Эгорд оказывается рядом с Милитой, девушка оборачивается, лицо молодое, упругое, хоть и по-прежнему серое, в глазах звездная белизна.

— Милита, что ты… натворила…

— Говорила же, у меня кое-какие счеты. — Обыденным тоном говорит немертвая. — Теперь мы с этим островком почти квиты. Ах, эта сила… — Милита разводит руки, изящно потягивается, легкий бальный круговорот. — Так приятно, будто заново родилась. Столько смертных жило никчемными бесцельными жизнями, но я сделала им подарок. Теперь их сила послужит благому делу — мести! Разорву Зараха на мелкие ошметки, сожру, выплюну, скомкаю — и снова порву!

— Милита… — Блеск в глазах Эгорда замерзший. — Ты зашла слишком далеко.

— Это уже перебор, подруга, — мрачно бурчит Тиморис, взгляд строгой полосой уперт в виновницу побоища.

— Нет, дружок, — ласково отвечает Милита, — перебор — это забиться в норы на каком-нибудь острове, когда твой мир разрушают демоны, и ждать очевидной участи, вместо того, чтобы сражаться. А еще перебор — наобещать бес знает что, опоить, убаюкать, а потом отдать среди ночи каким-то темным личностям с плохими намерениями. Не переживай, мир большой, найдешь еще кучу девок.

Земля то и дело вздрагивает, будто в недрах бьется гигантское сердце. Спруты колотят щупальцами по острову, мечутся в цепях, снежная от пены вода заливает берега.

Ноги несут Эгорда в беспорядочном направлении, пламя и слезы обжигают щеки, взгляд скользит по скелетам, пытается узнать в истлевших кусках материи радужное платье… Но все как один, каждый из черепов может принадлежать Наяде. Всякий раз внутри что-то молит: пусть не сыщется, согласен бродить вечно в лабиринте огня и костей, лишь бы убеждаться, что девушки в морском платье здесь нет…

Рядом волочится Тиморис, бормочет женские имена, Эгорд почти не слушает: что-то про девушек, с которыми воин здесь познакомился, об их детстве, юности, буднях, какой была та и эта, с какими привычками, о чем мечтала…

Эгорд находит себя в битве с саффлами. Ярость обрушивает меч на одного, второго, обрубает клешню третьему, щупальце — четвертому… Тиморис оттаскивает за слабеющий огненный вал, но Эгорд вырывается, клинок пронзает еще одну синюю тварь. Дракон на сей раз в союзниках, затупленный хвост тычет прицельно в головы, кто-то попадает в капкан челюстей…

Из толпы выходит Удараг, выше других, щупальца крупнее.

Саффлы, будто мысленно сговорившись, опускают клешни и спинные щупальца, зато отростки у ртов начинают гибкий танец, со всех сторон бездны пастей, вновь жуткая музыка, что сразила ночью. Эгорд падает навзничь, страх превращает мышцы в тряпки, проносятся самые мрачные воспоминания: гибель Витора, Милиты, Камалии, Наяды…

Эгорд помнит минуты, когда песня чуть не убила, но тогда было наоборот. В юности мечтал стать не просто бардом, а лучшим из лучших. Но бард должен совершить паломничество к сиренам — пройти испытание. Эгорд не сказал Витору, но знал, что друг отплыл в погоню… Любой, кто слушает песню сирен, умирает от пронзительного чувства красоты. И если сердце к концу песни не остановится от избытка чувств, это знак — будешь великим бардом. Взволновать чужие сердца можно лишь, когда сам хранишь покой. Как сирены. Иначе поддашься своим же чарам и песню не закончишь. Рифы сирен были усеяны костями: армия незадавшихся бардов… Умирал среди гнезд, девушки зябко оборачивались в руки-крылья, с тоской пели о волшебной стране из снега и льда, взгляды то отчаянно тонули в пустоте, то поднимались к небу с надеждой, будто сирены желали вернуться в ту страну, откуда улетели тысячи лет назад. Эгорд глотал слезы счастья, сознавал ясно: это конец. Витор близко, но не успеет, да и что он сможет? Тоже захлебнется в рыданиях. Но в те минуты провалившийся бард влюбился в лед навсегда…

Эгорд видит свои ноги, они ползут назад — Тиморис волочит за плечи прочь от синего хора…

Далеко в толпе торчат рога.

Архимаг…

Пламя сдает позиции, саффлы медленно, но единодушно шагают по углям. От ударов щупалец балки и столбы летят как щепки. Дракон огрызается, но отплывает к хозяйке, пока не разобрали по кусочкам.

Тиморис помогает Эгорду встать, из ушей вынимает соломенные затычки.

— Как интересно… — Милита с веселой надменностью созерцает наступление синей лавины.

Пасть немертвой рождает долгий крик. Руки вытягиваются вверх, словно что-то медленно поднимают.

Столь же неторопливо поднимаются скелеты, кости окутаны лиловым сиянием. Новоявленная нежить сгребает в охапку обожженные вилы, косы, топоры, тесаки, ножи, серпы, кузнечные молоты…

— В атаку! — шипит Милита.

Бывшие крестьяне скрипят суставами, бредут мимо довольной повелительницы и потрясенных воинов, навстречу саффлам. Дрожь от ударов береговых спрутов как боевой барабан.

— Они же вместе с нами… за одним столом… — лепечет Тиморис.

— Милита, останови это! — требует Эгорд.

— Вообще-то спасаю ваши шкуры, — замечает немертвая. — Саффлы здесь по наши души, между прочим.

— Справимся сами!

— Ну да, конечно. — Милита делает знак дракону, тот садится рядом. — Ладно, пока ребята заняты, пора испить настоящей силы! Для битвы с Зарахом этой горстки смертных маловато…

Милита прыжком оказывается на шее дракона.

— Чего медлите? — Милита делает приглашающий жест. — Лезьте!