Пять минут до расплаты - Николай Леонов

– Вот и наградили меня, а потом и на повышение отправили – на командира дивизиона, – выложил героический факт биографии ветеран. Он, по-видимому, был немного туговат на ухо, так как на непозволительную вольность Крячко внимания не обратил. Зато мечтательно прищурился и сообщил, что если бы его орлы «B-52» сбили, тогда бы он точно сейчас звезду Героя на груди носил. Но не привелось…

– Боевой, оказывается, вы у нас товарищ, Петр Федорович, – заметил Гуров, чем поверг ветерана в некоторое горделивое смущение.

После таких слов подполковник запаса должен был если не записать сыщика в свои друзья, то уж точно поставить его в ряды соратников, кто был и остается с ним по одну сторону баррикад. И, соответственно, после столь тонкой отладки душевного контакта можно было надеяться на плодотворное сотрудничество, что и произошло в полной мере. Далее беседа пошла как по маслу.

Ветеран жил в доме напротив «сталинки» Тима Зеленского. Лев Иванович припомнил красную шестиэтажку, стоявшую в середине квартала за деревьями небольшого скверика. Примерно около месяца назад Петр Федорович обнаружил, что его подъезд повадилась посещать парочка. Причем оба не молодые, а уже лет по тридцать, а может, и больше. И на влюбленных и бродяг совсем не похожи. Появятся после пяти вечера и все стоят у окна подъездного между пятым и шестым этажами – смотрят в него и негромко о чем-то переговариваются. А уходили они по-разному. И после шести их уже не было, а иногда и до одиннадцати задерживались.

Гуров, слушая старика, автоматически отметил, что лучшего наблюдательного пункта за домом и квартирой Тима Зеленского найти было трудно.

Гонять их никто из жильцов не гонял, потому что вреда не видели. Стоят, ну и пусть себе стоят. Правда, продолжалось это до тех пор, пока соседка с шестого этажа не нашла за батареей брошенный шприц. Вот тогда они вдвоем с Петром Федоровичем и шуганули парочку, пригрозив им милицией. Те, ни слова не говоря, развернулись, ушли и больше в том подъезде не появлялись. И только три дня назад, в субботу, около девятнадцати часов ветеран их увидел вновь у дома напротив, когда они с каким-то мужчиной садились в легковую машину.

Петр Федорович вышел на вечерний моцион со своей собачкой – пудельком Динкой и уже спешил домой, чтобы успеть к новостям по НТВ, когда рассмотрел через деревья сквера очень знакомую фигуру. Человек шел от подъезда к машине с неестественно прямой и закрепощенной спиной. Петр Федорович предположил, что у него радикулит, которым он и сам мучается. Собачка как раз в этот момент присела по своей надобности, поэтому ветеран смог рассмотреть, как мужчина подошел к хозяину автомобиля, они некоторое время, вероятно, переговаривались, а потом втроем сели в машину и уехали. Женщина подошла из тени дома, когда мужчины уже залезли в салон.

Лев Иванович достал из папки фотороботы мужчины и женщины и положил на стол перед подполковником запаса.

– Посмотрите внимательно, Петр Федорович, это те люди, о которых вы сейчас рассказывали? – спросил Гуров.

Ветеран вьетнамской войны недолго вглядывался в изображения подозреваемых.

– Они, не сомневайтесь, точно они, – так энергично закивал головой Диденко, что Гуров испугался, как бы очки не слетели с его носа. – Особенно похож мужчина. И женщина вроде тоже, но какое-то расплывчатое у нее лицо. На самом деле у той особы и нос поострее, и губы потоньше.

– Ну что же, Петр Федорович, большое спасибо вам за помощь, – поблагодарил старика Гуров. – Вы нам очень помогли. Нам не хватало нескольких деталей для ясности в картине преступления, и вы их нам представили в своем рассказе. Я попрошу вас еще ненадолго задержаться, пока мы оформим ваши показания. А потом товарищ старший лейтенант доставит вас домой в целости и сохранности.

– Да не только меня благодарите. Если бы не участковый, я бы и не стал к вам обращаться. Мало ли по подъездам бродяг да наркоманов стенки отирает. Говорили у нас во дворе, что из того дома кого-то на окраине убили. Ну, поболтали и разошлись. Где мы, а где окраина! А он, въедливый, пристал и все у меня выведал, а потом и в один клубок с убийством связал, – поделился лаврами со старшим лейтенантом Петр Федорович.

Участкового стоило похвалить. А ветеран был просто молодцом. Он помог своими наблюдениями завершить картину совершения преступления. Сейчас можно было сказать, что оно не являлось спонтанным. Не меньше месяца парочка наблюдала за Зеленским, пока не просчитала, когда его можно брать. В субботу Тимофея ждало обязательное свидание с родителями. И он, вероятно, всегда в этот день заявлялся домой один и примерно в одно и то же время отправлялся на Фрунзенскую набережную. Еще стало понятно и то, когда и как появилась в автомобиле женщина, которую не разглядела из своего окна приятная во всех отношениях Надежда Сергеевна.

Не были ясны только три пункта: кто эти люди, убившие Тима Зеленского, где они сейчас прячутся и каковы мотивы преступления. Мелочи, не больше…

Пока Крячко оформлял показания Петра Федоровича, Гуров занялся тоненькой папкой, обнаруженной им на своем столе.

К ней была приколота записка Веселова. Капитан сообщал, что это материалы по Тимофею Зеленскому, которые, как и обещал, подготовил Гойда. Он заезжал около двенадцати часов и оставил папку для Гурова.

Несколько листков бумаги с отпечатанным текстом. Родился, учился, женился… Город, который значился местом рождения Тима, по определению классика, «на карте генеральной кружком означен не всегда». Лев Иванович как-то и не вспоминал, что отец убитого при всей его популярности и положении в верхних эшелонах власти вовсе не москвич. Зеленский-старший выплыл на поверхность высокой политики на волне перестройки и бардака начала девяностых из далекой северо-уральской глубинки. С шумом и скандалом избрался оттуда в Думу первого созыва и до сего момента продолжал свою бурную деятельность.

Тим появился на свет в семье не народного трибуна и глашатая, а мастера сборочного цеха. Его папа успешно двигался по служебной лестнице, пока не добрался до кресла директора крупнейшего предприятия Министерства средней (читай – ракетной) промышленности все в том же небольшом городке, запрятанном в дремучих уральских лесах неподалеку от Полярного круга.

Лев Иванович быстро пробежал глазами по тексту, перевернул страницу, глянул, что дальше, выхватывая отдельные абзацы, и приятно удивился. Гойда за короткий срок – чуть больше суток – сумел поднять и перепахать огромнейший пласт. Шесть страниц компьютерной распечатки с тезисно-кратким, однако весьма подробным описанием жизни убитого. Лаконичные фразы, даты, имена, фамилии выстраивались строка за строкой, накладывая последнюю ретушь на портрет Тимофея Зеленского. Вероятно, Гойде пришлось серьезно потревожить коллег и на далеком седом Урале, и в Белокаменной.

Детство и отрочество Тима Гурова мало интересовали, хотя и в подростковом возрасте тот имел некоторые трения с законом. Если при таком папе он в четырнадцать лет имел приводы в милицию, значит, к пай-мальчиком явно не относился и в те счастливые года. А хотя при чем здесь папа? В то далекое время Зеленский-старший еще не был ни депутатом Госдумы, ни директором градообразующего предприятия и от одного его имени доблестные местечковые правоохранители не шарахались как черт от ладана. А на учет в детской комнате милиции Тимофея поставили за «неоднократные хулиганские действия и избиение сверстников в составе группы».

«Н-да, и в юные годы Тимоша не отличался тихим нравом», – отметил про себя Гуров.

Далее шли чисто информативные факты: закончил среднюю школу с серебряной медалью! – вот тебе и хулиган; в тот же год поступил в областном центре в педагогический институт на отделение иностранных языков. А вот запахло уже не детской комнатой милиции. По окончании первого курса Тим привлекался к суду в качестве свидетеля по делу об изнасиловании гражданки Е. Солнцевой. Некто А. Зелепукин получил по данному делу одиннадцать лет строго режима. А Тиму Зеленскому и М. Зельдину суд вынес частное определение. Кстати, это был, вероятно, тот самый Зельдин, о котором поминала бывшая жена Тима. И его фамилия вместе с фамилией Зелепукина звучала и в предыдущем абзаце, где рассказывалось о детских шалостях Тима. Они втроем как раз и представляли состав группы, занимавшейся избиением своих сверстников. Школьная дружба продолжилась.

Через год зафиксирована очередная шалость – угон автомобиля. Тим с сокурсником Н. Радченко и сопровождавшими их особами женского пола К. Царевой и С. Зинченко, находясь в пьяном виде, вскрыли «шестерку», перемкнув провода замка зажигания, завели ее, покатались по городу и бросили. Радченко, как организатор угона, осужден на условный срок; Зеленский же отделался очередным частным определением.

После третьего курса Тимофей перевелся в Москву в Институт иностранных языков. Все правильно, как раз в тот год папа стал народным избранником и засел в Думе. Студенческие годы в столице прошли без «неоднократных хулиганских действий», как указывалось в деле малолетнего Тимоши. Или он притих и взялся за ум, во что верилось с трудом, или папа принимал все возможное, чтобы шалости его отпрыска не всплывали на свет.