Развод. Расплата за обман (СИ) - Элина Витина

С тоской думаю, как много всего нужно еще приобрести и сделать, чтобы наша новая съемная квартира стала настоящим домом для малыша, уютным и теплым. Возвращаться туда, где мы жили вместе с Марком, я не планирую.

Честно говоря, по поводу бывшего мужа у меня нет никакой определенности. Обида за то, как он повел себя, узнав о пороке, никуда не делась. Соболевский скрывал от меня болезнь брата, а после ссоры проводил время в компании полуголых девиц, и я не знаю, как часто он делал это раньше. Он ведь так и не потрудился даже попытаться оправдаться. Будто и не было ничего…

С другой стороны, даже спустя полгода после моего исчезновения, он продолжал меня искать. И все время, что я в больнице, чувствую его помощь и желание быть рядом и все исправить.

Только одного этого все еще мало…

— Соболевская, время!

Медсестра, заглянувшая в реанимацию, нарушает наше уединение. Я еще раз провожу пальцем по тонкому предплечью, и прикусив губу, чтобы не расплакаться, поднимаюсь:

— Я приду к тебе завтра. И послезавтра, и буду с тобой рядом до тех пор, пока нужна. Люблю тебя…

Возвращаться назад горестно. Одноместная палата ощущается как одиночная камера, и я бреду до нее бесконечно долго. Навстречу попадается паровоз из тележек, в котором лежат, закутанные в кульки из одинаковых пеленок с мишками, младенцы — пришло время развозить их на кормление к матерям. Я случайно заглядываю в одну из палат и вижу женщину в халате, похожем на мой, с малышом возле груди. Она так нежно воркует, кормя его, и гладит по темной макушке. Это зрелище так завораживает меня, что я останавливаюсь, не в силах оторваться от их единения.

Как же мне хочется такого же простого счастья — просто прижимать к груди своего ребенка и чувствовать его сердцебиение…

Отвожу взгляд, когда женщина замечает мое неуместное любопытство, и бреду в палату.

Там, возле небольшого холодильника, стоит Марк. На столе огромный пакет с логотипом дорогого супермаркета, в руках бывшего — боксы с едой, которые он распахивает по полкам.

Я прислоняюсь к косяку, наблюдая за его широкой спиной в накинутом сверху халате. Я надеялась, что сегодня он не появится и мне удастся провести вечер без чужого присутствия.

Но Марк все усложняет своим появлением. Этой неуместной заботой, щенячьим, полным вины взглядом, стремлением загладить свою ошибку. У меня попросту нет сил, чтобы даже попытаться выстроить что-то заново. Не сейчас.

Он замечает меня, неловко пряча пустой пакет в кармане халата.

— Я еды тебе привез нормальной, чтобы ты питалась как следует.

— Не стоило, — прохожу мимо Соболевского, — здесь нормально кормят.

— Я видел эту еду, Мира. И купил нормальной, чтобы молоко не исчезло. С врачом посоветовался о том, что можно и что нельзя.

— Зачем? — я подхожу к нему ближе и в лицо заглядываю, — зачем ты все это делаешь? Заботишься? Помогаешь, торчишь тут, как будто мы все еще семья, скажи, зачем?

Голос срывается, я пытаюсь прочитать что-то по его лицу и не могу.

— Потому что люблю вас. Потому что мне страшно, что я так много упустил, и еще страшнее остаться за бортом. Мира, дай мне шанс…

— А ты дал ему шанс? — совсем тихо говорю и Марк, такой большой, сильный, уверенный в себе, вздрагивает как от пощечины. Я знаю, куда бить, чтобы было больнее, только выходит, что и меня цепляет рикошетом.

Марк отступает, делая от меня шаг назад, и в это время звенит телефон. Мой.

Мы оба удивленно смотрим на него, звук кажется таким неуместным, я уже и позабыла, что кто-то может мне звонить.

Марк протягивает к нему руку первым, читает имя звонящего и тут же будто на лицо набегает тень.

— Александр, — говорит не своим голосом. Я забираю его, стараясь не касаться пальцев, и прежде чем нажать на прием, прошу:

— Не мог бы ты оставить меня одну? Это личное.

Глава 27

Это личное.

Это. Личное.

Это, мать вашу, что вообще было?

Я стою в коридоре, как выставленный с урока двоечник, лицо горит — да не только лицо, все внутри полыхает.

Руки сжимаю в кулаки, аж колотит всего.

Звонок незнакомца для меня настоящая неожиданность. Я вообще не думал о том, как Мира справлялась все это время без меня. Представлял, что она преодолевала все проблемы самостоятельно, но что если… что если с ней рядом был кто-то другой?

Чужой мужчина.

Прикрываю веки, жадно вслушиваясь в окружающие звуки. Пытаюсь услышать, о чем говорит жена. Мне это важно, жизненно необходимо. И потому, наплевав на все правила приличия, я ухом припадаю к двери в ее палату, нетерпеливо впитывая звуки.

Сам себе боюсь признаться, что будет, если услышу, как она воркует с этим Александром. Как говорит слова, которые я мечтал услышать от нее, другому.

Хочется крикнуть — что ты творишь, детка? Я из кожи вон, я кишками наружу, я все ради тебя, ради сына!

Тебе делать даже ничего не нужно, просто перестать сопротивляться и дать мне еще один шанс.

Слышу только интонации и тембр голоса, и говорит она с ним совсем иначе, чем со мной.

По доброму как-то, и это бьет по нервам, сводит меня с ума.

Жмурюсь до белой ряби в глазах, сдерживаясь, чтобы не бахнуть кулаком по двери, не ворваться в палату.

Перед глазами картинка, как забираю чертов телефон и кричу этому гребаному Александру, что если еще раз позвонит моей жене — Моей! Жене! — я ему все ноги переломаю и руки тоже, чтобы номер набрать ее больше никогда не мог.

До этого момента я себя ревнивым никогда не считал. Мира поводов особых и не давала, я всегда был в центре ее внимания. Видел, что другие засматриваются, но это только в собственных глазах придавало значимости. Потому что владел женой целиком и полностью, безраздельно. Не делил ни с кем.

А теперь?

Вопросов так много, а ответа ни одного, и что делать дальше я не знаю. И сколько стою вот так, на глазах у проходящего мимо персонала, тоже не в курсе. Из ступора выводит вибрация мобильника в заднем кармане, я достаю его — Рав звонит.

— Здорово, Марк! — радостным голосом кричит он в трубку, — уже весь город в курсе, что ты отец, один только Рав,