История военного искусства - Ганс Дельбрюк

 Ошибкой Бруннера является лишь то, - ив этом отношении я пришел к тем же выводам, что и Гильермо, - что Бруннер делает слишком тонкой ту нить, которую он проводит от буккелариев к вассалам, так что иногда кажется, что он эту нить совершенно обрывает. Несвободные, находившиеся в дружине меровингских магнатов, играют у него слишком сильную роль.

Относительно происхождения земельных положений Гильермо не считает возможным совершенно отрицать связи этого явления с секуляризацией, однако, приходит к выводам, похожим на мои лишь в том отношении, что он, также как и я, ставит ударение на цель положения. А от этого установления он проводит связующие нити, соединяющие его с римским правом. Он указывает, что уже по вестготскому праву господин "при покровительстве" (in patrocinio) давал своему человеку собственность, однако, с оговорками и ограничениями. Я предоставляю историкам право разобраться в этом вопросе, так как для наших целей не представляют особого значения правовые формы и их происхождение. Решающим моментом является то, что не такое - наполовину случайное - обстоятельство, как секуляризация, но внутренняя объективная потребность вызвала к жизни институт земельных пожалований, повлекший за собой бесконечно крупные последствия. Хотя Гильермо в этом отношении и подошел довольно близко к моим взглядам, но все же не смог целиком освободиться от господствующей теории. Это объясняется тем, что ход его исследовательской работы не привел его к тому моменту, который должен в конце концов явиться решающим обстоятельством, - к постулату способа ведения войны, можно прямо сказать - к. тактическому постулату, к той связи, которая всегда и во все времена соединяет тактику с организацией военного дела. Эпоха. требовала одиночных бойцов, которые были бы высококачественными воинами, а не обученных тактических частей. Единственным средством, которым располагал господин для того, чтобы эти воины не превратились в крестьян или граждан, было поставить их владение в зависимость от продолжительности их службы, т.е. давать им землю не в собственность, но лишь в ленное владение.

 Уже в 1898 г. появилась "История военного искусства в Средние века, от IV до XIV в." Чарльза Омана ("A History of the art war, the middle ages from the fourth to the fourteenth, by Charles Oman M. A. F. S. A. fellow of all Souls College", Oxford, London Methuen Co. 667 pp.). Эта книга, которая мне стала известна лишь в 1901 г., задумана в качестве II тома всеобщей истории военного искусства, рассчитанной на четыре тома. Автор, который уже раньше получил известность благодаря своим работам в области изучения средневекового военного дела, почувствовал, таким образом, совершенно такую же потребность в восполнении исторической науки, как и я, и потому наши труды параллельны друг другу. Книга Омана отличается научным характером и основывается на здравых принципах. Те причины, вследствие которых мы пришли к различным результатам в тех частях работ, которые трактуют об одинаковых эпохах и народах, настолько ясны, что я не считаю нужным входить в их подробный разбор.

 Первый экономист, который заметил, что "История военного искусства" дает кое-что и для истории хозяйства, был, насколько я знаю, Макс Вебер. Но, как это часто бывает, первое понимание вскоре превратилось в недоразумение.

 Вебер правильно понял73, что в греко-италийском мире в доклассическую эпоху существовало всадническое сословие и что это всадническое сословие было также носителем развивавшейся торговли и капитализма (ср. выше, том I, ч. IV, гл. I), в то время как еще Эд. Мейер признавал, что мореплавателями сперва становились люди из низших сословий, не имевшие земельных владений. Благодаря военнохозяйственному преобладанию развилась сословная дифференциация и система господства, которую Вебер называет "городским феодализмом" (Stadt-feudalismus), так как господа жили не как средневековые рыцари - в селениях, но исключительно в городах и оттуда господствовали над крестьянством.

 Неожиданная мысль распространить понятие "феодализм" также и на это древнее всадническое сословие недурна, но все же должна применяться с осторожностью. Ведь с феодализмом в том смысле, в каком мы привыкли употреблять это слово, все же связана ступенчатая последовательность зависимостей - "рыцарские разряды", что не было известно в древности, в то время как капиталистический момент, который присущ античному всадничеству, был, наоборот, не только чужд, но даже противоположен тому, что мы обычно понимаем под словом "феодализм". Вебер хочет даже спартанский общественный строй свести к феодализму.

 Но к каким бы выражениям в данном случае ни прибегать, все же главным моментом здесь является происхождение этого сословного образования и объяснение различий между античным и средневековым рыцарством.

 Вебер выводит образование особого военного сословия из экономических и технических причин. Масса населения, вследствие необходимости интенсивной обработки почвы, не может быть использована в военном отношении и оказывается беспомощной против техники профессиональных воинов. И то и другое неправильно. Массы населения неотрывно необходимы для хозяйственных целей лишь в больших государствах, в которых войны длятся в течение целых месяцев и даже годов. В кантональных же государствах, в которых массовые походы длятся лишь в течение немногих дней, работа не является препятствием, - все же, несмотря на это, античное всадничество образовалось в кантональных государствах. Хотя техника не есть нечто совершенно безразличное, но все же при всадничестве она является лишь чем-то вторичным. Ездить верхом может также и крестьянин, а о настоящем военном искусстве в эпоху Средних веков мы слышим очень мало. При более тяжелом предохранительном вооружении оно уже не является таким решающим. По крайней мере столь же важен хозяйственный момент приготовления лучшего типа оружия, как оборонительного, так и наступательного. Но все же сама суть не в этом, а в психических моментах, в понятии воинской чести, в твердой уверенности, в храбрости, которая, - лишь только проходит эпоха варварства, - всегда становится в массах весьма незначительной, но которая в военном сословии развивается до степени крупной силы. Это воинственное настроение нельзя подвести под понятие техники, и меньше всего такой, которая, как полагает Вебер (стр. 53), была импортирована извне.

 Существеннейшим техническим моментом в этом типе развития является выработка конного боя. Этот момент, конечно, как уже было выше показано (ср. том I, ч. IV, гл. I), без сомнения, весьма способствовал образованию италийского всадничества, но именно только лишь способствовал. Греческое сословие эвпатридов, которое Вебер совершенно правильно считает тождественным с римским сословием патрициев, еще не сражалось верхом на конях. Правда, гомеровская боевая колесница уже оказала некоторую помощь, но утверждение Вебера (стр. 177), что "появление и применение коня создало средиземномороске всадническое общество", является недопустимым преувеличением.

 Отметим попутно, что еще менее правильно утверждение Вебера, которое находится там же и сводится к тому, что железное оружие (вместо бронзового) явилось решающим моментом в образовании фаланги гоплитов, а эта последняя создала древний гражданский город-государство (Вь^егроНБ). To, что правильно в этой комбинации, становится неправильным благодаря преувеличению.

 Неправильное выведение элемента всадничества из хозяйственно-технических моментов приводит к неправильному объяснению различия между древним и средневековым рыцарем. Вебер сводит это к тому, что античная культура была береговой культурой, а средневековая - материковой. Морская торговля создала городской феодализм. В центральной Европе с ее сухопутной торговлей феодализм был будто бы в более значительной степени и гораздо прочнее построен на сельской почве, а потому и вызвал к жизни земельные владения. И предпосылки, и выводы здесь одинаково неправильны. Выше, в другой связи (ср. ч. 1-я, гл. X), мы уже доказали неправильность противопоставления Вебером береговой культуры материковой. Античная торговля не была такой исключительно морской торговлей, как то думает Вебер. Даже Афины в ту эпоху, когда расслаивались роды эвпатридов, не были собственно морским городом. Центральная Европа, в особенности же Галлия, имела в своих реках такие торговые пути и такие торговые возможности, которые мало уступали морским, причем эти страны обладали, кроме того, и морским побережьем. Наконец, неправильно также и то, что средневековый феодализм развился лишь в тех или именно в тех странах, которые лишены морской торговли. Испания и Италия, имевшие такое же морское побережье в Средние века, как и в древности, имели в общем такую же форму феодализма, как Франция и Германия. Наоборот, англо-саксы на своем острове, лежащем среди моря, не развили этого феодализма, главными носителями которого были мореходы норманны. Я не хочу сказать, что феодализм как в древности, так и в Средние века, не имел никакого отношения ни к морю, ни к суше, ни к морской, ни к сухопутной торговле, так как в конце концов все влияет на все, тем не менее он имел к ним очень мало отношения. Эти крупные всемирноисторические явления вообще нельзя так просто объяснять, и меньше всего их можно объяснять простыми, естественными условиями, хозяйственными и техническими отношениями.