Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский

– Отец Симон, я хочу вам подарить на развод несколько ульев. Теперь у вас есть послушник, он согласен за ними присматривать. Какое ваше мнение? – обратился ко мне пчеловод.

– Мнение хорошее! – улыбнулся я.

– Тогда пойдемте на пасеку, и я дам вам ульи! – не стал откладывать дело Василий Николаевич.

В несколько заходов мы перенесли с Павлом в скит шесть ульев. Послушник с интересом взялся изучать книгу о пчеловодстве, подаренную ему пасечником. После знакомства с пчелиными семьями, отделавшись несколькими болезненными укусами, мы наладили наше пчелиное хозяйство. В это же время нам с Павлом удалось побывать на нарзанах на российской стороне, пройдя Санчарский перевал, утыканный немецкими дотами. У нарзанов, отмеченных табличками «от головы», «от сердца», «от легких», «от желудка» и тому подобное, в палатках жил народ. Пограничный пост располагался чуть подальше, примерно в километре, невидимый из этого ущелья. Хотя источники находились поблизости друг от друга, все они имели разный вкус. Удовлетворив свое любопытство, мы повернули обратно. Поход на Санчар показал, что это не наше направление, и я потерял интерес к тем горам.

Наша огородная эпопея заслуживает отдельной истории. Высказав много критических замечаний по поводу моих огородных навыков, геолог предложил свой метод ведения хозяйства, который показался мне убедительным. Он ревностно взялся просеять вилами всю грядочную землю, по-другому посадить картофель – без валиков, а кукурузу решил рассадить по периметру огородного участка. Мы дружно взялись за дело, и в несколько дней посадка была завершена. Оглядывая огород, Павел удовлетворительно произнес:

– Вот теперь другое дело! Красота…

В конце мая он помог мне поднять груз и продукты на Грибзу, и я остался один в своем долгожданном уединении. Сосновый запах моей любимой церквушки в честь Пресвятой Троицы казался мне слаще любого другого аромата. Множество светлячков превращали каждый вечер в фантастическое зрелище, преображая окрестности в мир нереально красивого видения.

За последнее время, встречаясь с лесничим, милиционером и охотниками, я уклончиво отвечал на их вопросы, где находится моя келья. До поры можно было ссылаться на незнание местности. Я изловчился подниматься в келью по ручью, чтобы не оставлять никаких следов, и охотники сгорали от любопытства, пытаясь разузнать, где же я обитаю. Особенно докучал мне Василий Николаевич:

– Отец Симон, вдруг что с вами случится, а мы не знаем, где вас искать! Или у нас что-то на Псху произойдет, а никто не сможет вам сообщить…

– Хорошо, Василий Николаевич, я спрошу благословения у батюшки. Только нужно подождать…

На этом эти разговоры о моей келье временно прекратились.

В середине лета под вечер, сидя на скамье под пихтой, я услышал голос сойки, а затем голоса людей. Выйдя им навстречу, обнаружил, что ко мне поднимается послушник с приехавшим иеромонахом. Они принесли мне муку и мед, за что я был им очень благодарен, так как это давало мне возможность оставаться в горах до конца лета. К моей радости, иеромонах Ксенофонт привез мне письма от отца и моего батюшки. Отец писал, что в стране наступили трудные времена, глупостям правителей, разрушающих страну, нет конца. Его питание теперь – кусок батона и кружка горячего чая. Если бы не поддержка из Лавры, то ему бы пришлось совсем худо.

«Слава Богу, еще остались добрые люди!» – писал отец. Он понемногу распродает ненужные вещи на барахолке, чтобы купить продукты. А в остальном, уверял меня отец, у него все нормально.

Батюшка в своем письме благословил открыто сказать сельским жителям, где находится моя келья, чтобы прекратить пересуды. Но в то же самое время посоветовал подыскать другое скрытое место в горах и построить там новую келью, которая станет моим окончат тельным уединенным прибежищем. Я задумался: несмотря на все мои усилия, такого места мне еще не попадалось. Значит, оно еще ждет меня, так как я твердо верил в благословения отца Кирилла. Батюшка благословлял меня, если станет тяжело, служить уединенную литургию с приходом зимы, когда ко мне добраться будет невозможно. При этом он советовал мне прекратить ловлю рыбы в реке, когда я служу литургии, чтобы не проливать кровь. Я с благоговением поцеловал письмо своего старца: для меня его благословение было настоящим чудом. Один в безлюдных горах, с Церковью и литургией – это именно то, о чем я не мог даже мечтать!

В отношении речной форели батюшкин совет удивительно совпал с тем, что я начал чувствовать при ловле рыбы. Азарта рыбака во мне не было, к тому же вытаскивать из бедной рыбешки острый крючок доставляло и ей, и мне большие мучения. Увидев в них жизнь, проявляющую себя в трогательной разумности, я уже не смог убивать их ради еды.

Приехавший иеромонах рассказал, что игумен отпустил его в наш Иверский скит и благословил подвизаться в горах. Покоренный целеустремленностью этого парня, я разрешил ему поселиться в скиту и начать устраивать свою молитвенную жизнь вместе с послушником Павлом. Заодно разрешил им прямо отвечать на все расспросы обо мне жителей Псху, говоря, что я живу на Грибзе, не уточняя места, и просил обязательно передать эти сведения Василию Николаевичу, Шишину и Валерию.

Когда стихли шаги