Лекции по патрологии I—IV века - Н. И. Сагарда

Col. 1003][1295]), Григорий-старший и Нонна долго ожидали потомства. Вероятно, Григорий Богослов был первенцем; кроме него у Григория и Нонны была дочь Горгония и сын Кесарий. Григорий родился в 325-329 г. в селе Арианз, что в 2 1/2 ч. от Назианза, к югу по направлению к Тианам. Мать Григория, подобно Анне, матери Самуила, вымолила его у Бога ([Epigrammata VIII, 27; Carmina de se ipso 1, PG 37. Col. 1001—1002]) и еще до рождения дала обет посвятить его Богу, и с самого детства воспитывала его согласно с этим обетом. Влияние обстановки родительского дома было очень сильным, о чем неоднократно говорит св. Григорий; здесь уже он ознакомился со Священным Писанием, список которого подарен был ему матерью. Для научного образования его незначительный городок, каким был Назианз, едва ли мог доставить то, что необходимо было для юноши. Высшее литературное и риторическое образование Григорий получил вместе с братом Кесарием в Кесарии Каппадокийской у Картерия; здесь познакомился с Василием Великим, с которым впоследствии он тесным образом был связан как в жизни, так и в богословии. Усвоив все знания, какие могла дать родина, Григорий предпринял образовательные путешествия: первоначально в Палестину, из «цветущих школ» которой для него важное значение имела Кесарийская, где он приобрел основательное познание в Священном Писании и изучал ораторское искусство у славившегося им ритора Феспесия; потом он посетил Александрию, где учился его брат Кесарий; епископом Александрии был св. Афанасий, но тогда он находился в изгнании. Оттуда Григорий переехал в Афины, подвергшись на пути крайней опасности во время бури на море. Некоторые из биографов предполагают, что в это именно время на корабле он и некоторые спутники его приняли крещение. Несомненно, что в детстве он не был крещен, хотя и посвящен Богу благочестивой матерью; однако крещение он принял не во время путешествия в Афины, а несколько лет спустя, по возвращении в Назианз. Он прибыл в Афины после 350 г. и оставался здесь несколько лет. Об этом времени в «золотых Афинах» Григорий говорит неоднократно как о собственном времени образования. Здесь он заключил на всю жизнь дружбу с Василием, который прибыл в Афины несколько позже Григория и уехал несколько раньше. Они изучали риторику под руководством знаменитых Имерия и Проэрезия. Их занятия, их образ жизни, их цели были одинаковыми; одинакова была и их ревность: они знали только два пути — в храм и в школу. Григорий с наслаждением собирал цветы мирской мудрости, с воодушевдением слушал риторов, но в то же время не забывал данного Господу обета, который возобновил и усилил во время смертной опасности на море. В это же время (355 г.) в Афинах учился Юлиан, будущий император, — знакомство с ним уже тогда вызывало у Григория предчувствие, что он много зла причинит империи.

Около 357 г. Григорий, скоро после Василия, оставил Афины. В это время ему было «почти тридцать лет»[1296]. Он отправился в Константинополь, где неожиданно встретил своего брата Кесария, который между тем сделался известным врачом и в короткое время подготовил себе в столице почву для блестящей карьеры (Orat. VII, 8). Григорий успел убедить его отправиться с ним на родину. Кесарий недолго оставался там, и все усилия Григория направить [его] на путь аскетизма не увенчались успехом: он возвратился в столицу и занял видное положение при дворе, и, к огорчению родителей и брата, удержался там даже при Юлиане, но в конце концов предпочел немилость императора отречению от христианства и удалился на родину; после смерти Юлиана он снова вернулся ко двору, при Валенте сделался чиновником по финансовому ведомству в Вифинии и умер вскоре после того, как избежал смертной опасности от землетрясения в Никее, бывшего 11 октября 368 г. (Orat. VII, 9—15; [Epigrammata VIII, 94]); он был крещен, но не успел последовать увещаниям Григория (Epist. 20 [22][1297]) и Василия (Basil. Caesar., Epist. 26) удалиться от мира. Григорий же решил немедленно — по возвращении из Афин — приступить к осуществлению своего плана относительно отшельнической жизни. Вероятно, в это время он принял крещение. Но стремление к аскетическим подвигам столкнулось с любовью к уже престарелым родителям, и Григорий стремился сочетать влечение к отшельничеству с обязанностями к родителям. В то время как св. Василий проходил должность учителя в Кесарии и затем для изучения монашества путешествовал в Палестину и Египет, Григорий жил то в Назианзе, то в родовом поместье в Арианзе и отчасти занимался чисто мирскими делами по управлению имением, отчасти же предавался созерцательной жизни. Когда Василий возвратился из путешествия, Григорий отправился к своему другу в понтийское уединение на реке Ирис (в 358 или 359 г.). Григорий впоследствии с восторгом вспоминает об этой совместной жизни с Василием и с другими братиями, о псалмопениях, бдениях и молитвах, о занятии Священным Писанием, переноске дров, тесании камней, сажании и поливании (Epist. [6] 5). К этому времени обычно относят составление Василием и Григорием «Филокалии» из творений Оригена.

Немногие события из жизни св. Григория в ближайшие пять лет, о которых сохранились сведения, не могут быть точно определены по их хронологической последовательности. Вероятно, около 362 г., по желанию назианзской паствы, Григорий против воли был посвящен отцом во пресвитера; не смея противиться прямому приказанию отца, Григорий, однако, был чрезвычайно опечален такой «тиранией»[1298] и вскоре ушел в Понт к Василию, чтобы спокойно обдумать свое положение. Чувство сыновнего повиновения пересилило, и Григорий возвратился в Назианз, чтобы помогать отцу в управлении епархией, и здесь произнес свое первое слово «На Пасху». Его удаление дало повод к разным толкам: говорили о боязни ариан и Юлиана, о гордости, будто бы Григорий считал пресвитерство низким для себя и желал епископства. Ввиду этого Григорий вынужден был защищаться в особой речи, в которой разъяснял высоту и важность священства, с одной стороны, и глубокое сознание своего недостоинства и неподготовленности к такому служению — с другой. В 363 и 364 гг. в Назианзе произошли прискорбные разделения. Григорий-старший, может быть не без ведома и согласия сына, подобно Дианию Кесарийскому, подписал омиусианскую формулу веры, выработанную в Константинополе, и этим возбудил против себя некоторых монахов, ревнителей Никейского исповедания; они прекратили ς ним общение и увлекли за собой значительную часть его паствы. Григорию Богбслову удалось восстановить мир, убедив отца публично исповедать православное учение веры и таким образом доказать недовольным, что «чернило не запятнало души» [(Orat. XVIII, 18)]. Около этого времени и Василию пришлось променять отшельничество на пресвитерство. Григорий утешал его и побуждал к новым трудам на пользу Церкви. Когда же у св. Василия возникли несогласия с епископом Кесарийским Евсевием, то Григорий сначала побудил его уйти вместе с ним в Понт, а потом, когда Евсевий вследствие натиска ариан почувствовал необходимость в опытном помощнике, он убеждал его примириться с Василием, отклонив сделанное ему самому приглашение переселиться в Кесарию, и, со своей стороны, располагал и Василия к примирению и возвращению в Кесарию, — может быть, Григорий лично привел Василия в Кесарию (cf. Epist. [19] 15). В это время его постигло семейное горе — умерли брат Кесарий и сестра Горгония; при погребении их он произнес два красноречивых слова. В 370 г. Григорий вместе с отцом поддерживал всем своим влиянием избрание Василия в архиепископа Кесарии, хотя лично и не был в Кесарии; затем он отклонил приглашение Василия, желавшего иметь его своим ближайшим помощником, но принял участие в примирении Василия с недовольными его избранием каппадокийскими епископами. Разделение Каппадокии на две гражданские провинции, отчасти направленное Валентом против св. Василия и его огромного влияния, и последовавшая затем борьба св. Василия с Анфимом Тианским из-за митрополитанских прав послужили поводом к такой неприятности для св. Григория, о которой он до конца своей жизни не мог вспомнить без горечи. Для усиления своего положения и чтобы фактически доказать свою власть в пределах Второй Каппадокии, Василий решил основать новую кафедру и поставить своего друга Григория во епископа Сасим, находившихся между Назианзом и Тианами, в области, на которую заявлял притязания Анфим. Св. Григорий так описывает Сасимы: «На большой дороге, пролегающей через Каппадокию, есть место обычной остановки проезжих, с которого одна дорога делится на три, место безводное, не произращающее и былинки, лишенное всех удобств, селение ужасно скучное и тесное; там всегда пыль, стук от повозок, слезы, рыдания, собиратели налогов, орудия пытки, цепи, а жители — чужеземцы и бродяги» ([De vita sua, lin. 439—445]). Григорий восстал против желания св. Василия. Но, вероятно, скоро после Пасхи 372 г. Василий в Назианзе посвятил Григория во епископа Сасим. Григорий не имел намерения втягиваться в борьбу между Василием и Анфимом из-за доставшегося ему в удел города. Преклонив выю, он не преклонился духом ([De vita sua, lin. 487—488]). И вот Григорий — опять беглец, опять укрывается в горы, предаваясь любимому образу жизни, но с острым чувством обиды, нанесенной ему другом. В управление сасимской Церковью он никогда не вступал. Не склонили его к этому и увещания отца, и только не мог он противостоять усиленной просьбе его быть помощником ему в Назианзе; но и на это он согласился под тем условием, чтобы не считаться епископом Назианза и не быть преемником отца. Во время управления назианзской Церковью св. Григорий участвовал в примирении Василия и Анфима, защищал св. Василия от обвинений за осторожность в учении о Св. Духе, мирил жителей Назианза с гражданским начальством, хлопотал об облегчении податей, заботился о призрении бедных. В 373—374 г. умер отец Григория в возрасте около ста лет; скоро за ним последовала и мать. Св. Григорий считал теперь себя свободным и, после того как соседние епископы отказались избрать нового епископа в Назианзе, в конце 375 г. ушел в Селевкию в Исаврии, где предался созерцательной жизни. Здесь он, сам будучи болен, получил известие о смерти св. Василия, которое произвело на него крайне удручающее впечатление: он почувствовал теперь свое полное одиночество. К тому же и состояние церковных дел вызывало в нем крайнее смущение: «Церкви без пастырей, — пишет он Евдоксию ритору[1299] (Epist. [80] 71 [, cap. 2]) в связи с вестью о смерти Василия, — доброе гибнет, злое наружи; надобно плыть ночью — нигде не светят путеуказательные огни, Христос спит».