Воспоминания - Сергей Юльевич Витте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этому назначению все очень удивлялись; как говорят, Кутайсов был назначен по желанно Императрицы Александры Феодоровны, которая, будучи еще девицей и гостя у своей бабушки, королевы Виктории, познакомилась с Кутайсовым, который тогда состоял нашим военным агентом в Лондоне.
В Омске генерал-губернатором был Сухотин, человек твердый, прямой и умный, только несколько скоропалительный, в особенности после завтрака и обеда. Между Сухотиным и Кутайсовым были вечные несогласия, которые вели к подрыву власти, центральное же правительство бездействовало, во всяком случае, мало действовало.
Одесса также была совершенно революционизирована, потому что большинство ее жителей – евреи, которые вследствие постоянных стеснений полагали, что, пользуясь общею суматохою и падением престижа власти, они добудут себе равноправие путем революционным.
Конечно, это относится не ко всем евреям; действующими всегда является сравнительное меньшинство, но большинство евреев, выведенное из терпения несправедливостями, сочувствовали так называемому освободительному движению, легко принимавшему все (до самых резких включительно) революционные приемы. Такому революционированию Одессы к тому же очень способствовал тогдашний градоначальник Нейдгардт (beau frère Столыпина), человек не глупый, но крайне легкомысленный, поверхностный и мало знающий, но пребывавший о себе высокого мнения, надменный и с подчиненными грубый. Большинство жителей города его ненавидело. Там в начале октября явились беспорядки, связанные с кровавыми жертвами. (Дело это затем исследовал сенатор Кузьминский и признал главным виновником Нейдгардта, который потом был прикрыт Его Величеством.)
После 17 октября я должен был его сменить, через что в нем и его сестре, супруге нынешнего премьера Столыпина, я нажил себе врагов. Нейдгардт был назначен в Одессу градоначальником только потому, что был забавным офицером Преображенского полка тогда, когда там служил Его Величество, будучи Наследником. Ни по своему образованию, ни по службе никакой подготовки к занятию такого важного поста, как Одессой градоначальник, он не имел. По той же причине, по которой он был назначен градоначальником, теперь он назначен сенатором.
Таким образом, вернувшись из Америки 16 сентября 1907[7] года, я застал Россию в полном волнении, причем революция из подполья начинала всюду вырываться наружу; правительство потеряло силу действия, все или бездействовали или шли врознь, а авторитет действующего режима и его верховного носителя был совершенно затоптан. Смута увеличивалась не по дням, а по часам, революция все грознее и грознее выскакивала на улицу, она завлекала все классы населения. Весь высший класс был недоволен и ожесточен; вся молодежь, и не только университетская, но и высших классов средних учебных заведений, не признавала никаких авторитетов кроме тех, которые проповедывали самые крайние революционные и антигосударственные теории; профессора в громадной части стали против правительства и действующего режима и авторитетно, не только для молодежи, но и для большинства взрослых провозгласили «довольно – нужно все перевернуть»; земские и городские деятели уже давно заявили «спасение лишь в конституции»; торгово-промышленный класс, богатые люди, стали на сторону земцев, городских деятелей, и профессуры и некоторые из них (Морозов, Четвериков, вдова Терещенко) производили большие денежные пожертвования не только для поддержки освободительного движения, но прямо на революцию (Савва Морозов, засим застрелившийся за границей); рабочие совершенно подпали под руководство революционеров и действовали наиболее активно там, где нужно было действие физическое; все инородцы, а ведь в Российской Империи инородцев около 35 % всего населения, видя столь сильное расслабление Империи, подняли головы и решили, что настал момент, проводить свои мечты и желания: поляки – «автономию», евреи – «равноправие» и проч., а все – устранение всех стеснений, в которых проходила вся их жизнь, а стеснения эти во многих случаях были безобразные, антихристианские, грубые и, что особливо непростительно, часто глупые; крестьяне подняли усиленно вопрос о безземелии и вообще о их утесненном положении; чиновники, видя близко многие порядки в канцеляриях и систему протекции, развитую в царствование Николая II до гигантских размеров, стали против режима, которому служили; войско было взволновано всеми позорными неудачами войны и винило во всем совершенно основательно правительство, но кроме того с заключением мира явилось особое обстоятельство, внесшее большую смуту в войска, особенно оставшиеся в России: с заключением мира по закону нужно было отпустить всех, призванных на время войны, но так как в России войск оставалось очень мало, то их не отпускали, они начали волноваться, через это революционеры нашли легкий доступ в войска, в войсках начались вспышки непослушания, в некоторых случаях маленькие выступы в пользу революции с оружием в руках, поэтому многие думали, что на войска рассчитывать нельзя и боялись возвращения армии с востока.
Эта болезнь и вызвала проект Шванебаха оставить, по крайней мере, часть армии в Сибири и во всяком случае, задобрить их, объявив для них особую привилегию на получение сибирских земель…
Можно без всякого преувеличения сказать, что вся Россия пришла в смуту и что общий лозунг заключался в крике души «так дальше жить нельзя», другими словами, с существующим режимом нужно покончить. А для того, чтобы с ним покончить, явились борцы действия и мысли во всех без исключения классах населения, и не единичные, а исчисляемые многими тысячами. Большинство же, не двигаясь, совершенно сочувствовало действующим. Все объединились в ненависти к существующему режиму и только тогда, когда был не только поставлен, но и фактически проведен вопрос, чем ненавистное будет заменено (17 октября), было разрушено единение ненависти к существующему; явились партии, которые пожелали каждая перекроить управление по-своему и затем – ожесточенная борьба этих партий, происходящая доныне. 17 октября разрушило единение чувства ненависти к существующему, разбило борьбу, направленную лишь на «существующий режим», на борьбу и ненавистничество партийное.
Со дня моего возвращения из Америки я ясно видел, что смута растет не по дням, а по часам, все усиливаясь и усиливаясь.
В конце сентября и начале октября она начала бить наружу фонтаном. Не говоря об окраинах, революция вырывалась наружу всюду. Под моим руководством, в бытность мою председателем совета, составлена одним чиновником рукопись под названием «Накануне 17 октября», – она находится в моем архиве. Начались усиленные забастовки почти во всех фабричных районах, затем забастовали железные дороги. Наивный князь Хилков, начавший свою карьеру машинистом железной дороги, человек очень хороший,
