Воспоминания - Сергей Юльевич Витте

Таким образом, принц Александр Петрович Ольденбургский связал свое имя с весьма полезными и благодетельными учреждениями, им самим созданными или полученными им по наследству от своего отца.

Большинство обывателей Российской Империи думают, что все это создано благодаря необыкновенной щедрости Его Высочества, но это совершенно не так.

Все это создано принцем А.П. Ольденбургским, но на казенные деньги; можно даже с уверенностью утверждать, что то же самое было бы создано с гораздо меньшими затратами и, вероятно, более разумно, обыкновенными смертными, если бы те деньги, которые ухлопал на это дело из казенного сундука принц А.П. Ольденбургский, были бы даны обыкновенным русским обывателям.

Вся заслуга принца заключается в том, что он человек подвижной и обладает таким свойством характера, что когда он пристанет к лицам, в том числе иногда лицам, стоящим выше, нежели сам принц А.П. Ольденбургский, то они соглашаются на выдачу сотен тысяч рублей из казенного сундука, лишь бы только он от них отвязался.

Надо отдать справедливость принцу Ольденбургскому, он весьма подвижной человек и, если нужно сделать что-нибудь экспромтом, а в особенности сделать нечто выдающееся по своей оригинальности, то он по своему характеру к этому совершенно приспособлен.

Судя по тому, как описывают историографы характер и натуру Императора Павла, нужно сказать, что никто из Царской семьи не унаследовал качеств Императора Павла в такой полности и неприкосновенности – в какой унаследовал их принц Александр Петрович Ольденбургский.

В сущности говоря, он не дурной, хороший человек, но именно вследствие своей, – мягко выражаясь, – «необыкновенности» характера и темперамента он может делать поступки самые невозможные, которые ему сходят с рук только потому, что он – «Его Высочество принц Ольденбургский».

Когда я был министром финансов, я раза два имел с ним неприятные объяснения по следующему поводу:

Принц А.П. Ольденбургский приходит ко мне и мне объявляет, что Его Величество изволил повелеть выдать ему на такое-то дело столько-то сотен тысяч рублей из казенных средств.

Я обращался к принцу и спрашивал его: уполномочен он мне это объявить официально, как генерал-адъютант?

На что не получил от него определенных ответов. Поэтому – хотя обыкновенно дело сводилось к тому, что мне приходилось выдавать деньги в той или другой степени из казенных средств принцу: то на расширение Народного Дома, то на Гагры, – тем не менее всякий раз такие выдачи были связаны с некоторыми трениями, которые ставили Его Величество и в особенности меня в весьма неприятное положение.

При покойном Императоре принц Александр Петрович Ольденбургский был командиром гвардейского корпуса, но очень скоро он должен был покинуть этот пост, именно вследствие своих оригинальных и неожиданных выходок, а ведь Император Александр III вообще шутить не любил.

В чумной комиссии, как я уже говорил, председателем был принц Ольденбургский. Когда же в 1897 г. принц Ольденбургский был в Киргизских степях, где недалеко от Астрахани вспыхнула чума, то вместо него, за его отсутствием, председательствовал в комиссии – я, как старший член.

Как то раз в комиссии была получена телеграмма, в которой принц Ольденбургский требовал, чтобы ввиду появления чумы в Киргизских степях был запрещен вывоз некоторых продуктов из России, или вернее, из некоторых местностей России, – причем желание принца выражалось, по обыкновенно, в форме императивной.

Я, конечно, на такую меру никоим образом согласиться не мог, так как, если бы мы это объявили, то мы бы подняли переполох во всей Европе, и Европа тогда имела бы полное право сама воспретить вывоз различных продуктов из России, основываясь на чуме. И так я на подобную меру не согласился, причем ко мне присоединились и остальные члены комиссии. Об этом мы представили Государю Императору, и Его Величество, вопреки требованию принца Ольденбургского, согласился с нами.

Принц Ольденбургский на это чрезвычайно обиделся и, вернувшись затем в Петербург, довольно долгое время со мною не виделся.

Так как принц Ольденбургский не был у меня, то и я, с своей стороны, не искал с ним свидания.

Когда же министром внутренних дел сделался Д.С. Сипягин, с которым я был в весьма дружественных личных отношениях, то, как-то раз приехав ко мне, Сипягин сказал, что принц Ольденбургский желал бы со мною опять сойтись, при этом Сипягин очень советовал мне сделать первый шаг и поехать самому к принцу Ольденбургскому. Я, конечно, сказал, что сделаю это с большим удовольствием. Я спросил по телефону, когда принц Ольденбургский может меня принять, он мне назначил время, я поехал к нему.

И вот разговор, который я имел с принцем Ольденбургским, вполне характеризует этого оригинального человека.

Я начал объяснять принцу, что я против Его Высочества решительно ничего не имею, отношусь к нему с полным уважением и очень сожалею, что тогда не мог согласиться с мерою, которую Его Высочество предлагал. Я сказал принцу Ольденбургскому, что и Государь тогда согласился со мною, а не с ним, и настаивал на том, что я был совершенно прав, – что подтвердилось и действительностью, – так как хотя никакого запрещения вывоза наших продуктов не было, а тем не менее чума, благодаря некоторым мерам, принятым принцем Ольденбургским на месте, прекратилась и все сошло благополучно. Затем я добавил, что вообще появление чумы в Киргизских степях – явление довольно частое, оно бывало и прежде и всегда кончалось одним и тем же, а именно, что после нескольких месяцев, при принятии некоторых мер, чума временно утихала.

Принц Ольденбургский со слезами на глазах мне говорил, что вот тем не менее этот инцидент на него чрезвычайно подействовал, что с тех пор у него болит сердце и что он именно этому инциденту приписывает свою болезнь сердца.

Во время этого разговора я сидел, а принц Ольденбургский, разговаривая со мною, все время ходил по комнате быстрыми шагами. К нему во время этого нашего разговора раза два подходил камердинер, говорил ему несколько слов, а принц Ольденбургский что-то такое камердинеру приказывал. Затем камердинер опять пришел, и принц, не говоря мне ни слова, не простившись со мною, убежал.

Я остался один в комнате и ждал минуть десять… Вдруг ко мне прибегает принц Ольденбургский, уже совсем в другом расположении духа, весьма веселый, без всяких жалоб на болезнь сердца и кричит мне: «Проснулась, проснулась».

Тогда я спросил Его Высочество: «В чем дело?»

Его Высочество сказал мне:

– У нас в доме есть нянюшка, очень старая (чуть ли это не была еще его нянюшка) – она несколько дней тому назад уснула и вот несколько дней не просыпалась. Принимали различные меры – она