Главное доказательство - Павел Орлов

– Да, но на двери-то след кровью оставлен. Его яйцом не переведешь. И потом: если это даже технически и возможно, то с чего переводить? С такого же следа?

– Тут – да, ты прав. Подожди-ка, а этот палец, часом, не на фрагменте дверной коробки был оставлен?

– Ну, да – на косяке.

– Косяк, Павел, пятиклассники в туалете забивают, на большой перемене. А у двери нет никакого косяка – есть дверная коробка. Терпеть не могу, когда оперируют неточными терминами. Я этот случай помню прекрасно. Экспертизу делал Шерстюков, и там ошибка исключена. У нас ведь правило есть: в случае, когда по пальцу конкретное лицо установлено, заключение обязательно и другие эксперты смотрят, для подстраховки. И тогда как раз я материал смотрел. След там, правда, тяжелый – смазанный местами, затекший, но для идентификации все же был пригоден. Его и компьютер выкинул, и мы сами независимо друг от друга к одному и тому же выводу пришли. Кстати, Смолин с нами согласился.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что след пальца действительно принадлежит этому человеку, – пожимает плечами мой друг. – И, если он – не убийца, то верна твоя вторая версия: Власов приходил в эту квартиру, когда ее хозяин был уже мертв. Или ты этого не допускаешь?

– Приходится допустить, – развожу я руками. – Хотя на допросе в прокуратуре Сергей показал, что ни во время убийства, ни после него в квартире не был.

– Значит, у него есть причины это скрывать. Работать с ним надо.

– Именно этим я сегодня и собираюсь заняться. Кстати, уже двенадцать почти – так что пора. Дим, у меня к тебе просьбочка: посмотри еще раз материал. Я тут на всякий случай еще и копию протокола осмотра места происшествия привез – пробегись на досуге. Может, что умное в голову и придет. Ты все же – кандидат наук.

Коротков неопределенно поводит плечами – попробую, мол, но не обещаю.

Я беру сумку, пожимаю своему другу руку и направляюсь к выходу. Уже в дверях вдруг останавливаюсь.

– Слушай, а зачем ты пальцем за ухом тер?

– Когда? – удивленно уставился на меня Димка.

– Ну, сейчас – когда показывал мне, как отпечаток скопировать можно.

– А-а-а. Мы всегда так делаем, когда надо где-нибудь свой след оставить. Ну, допустим, если я хочу проверить, как порошок на той или иной поверхности работает. А именно за ухом – потому что там кожа всегда жирная. Ты вот, когда утром умываешься, то спереди физиономию тщательно моешь, а за уши при этом ни вода, ни мыло не попадают. Так что, если пальцем за ухом потрешь – как в прозрачную краску его окунул. У нас это называется ПЖВ – потожировое вещество. Им-то пальчики обычно и оставляют.

Вот так: век живи – век учись! Впрочем, на общий исход дела, как известно, это не влияет – посмертный диагноз вы знаете.

Власова в камеру для допросов привели с некоторым опозданием. У них обед был, и в ожидании я уже успел выкурить пару сигарет.

Передо мной стоял мужчина, которому на вид можно было дать лет сорок или даже больше, хотя реально ему должно быть тридцать два. Даже меньше. Высокий – сто девяносто примерно, сухощав, но отнюдь не астеник. Спортивная подготовка явно чувствуется, хотя и отсидка тоже дала о себе знать. Светлые волосы небрежно зачесаны назад, двухдневная щетина.

И глаза. Тут Люда была права: такие глаза женщин завораживают.

Едва войдя в комнату и ощутив запах табачного дыма, Власов недовольно поморщился. Честно говоря, меня этот жест – несколько, на мой взгляд, демонстративный – немного покоробил. Я помню, что он не курит, но при этом, можно подумать, не знаю, какой у них в камерах аромат стоит. Да здесь, даже после «Далласа», ежели сравнить – просто сосновый бор.

– Добрый день, Сергей! Присаживайтесь.

Тот, кивнув, привычно занимает место на лавке напротив.

– Меня зовут Павел, фамилия моя – Орлов, я – подполковник милиции, старший оперуполномоченный по особо важным делам управления по борьбе с организованной преступностью. Но в данном случае важны не мои регалии, а тот факт, что мы с Людмилой – старые знакомые, вместе учились в школе. И именно она попросила меня разобраться в вашем деле.

С этими словами я достаю из кармана сложенный вчетверо листок бумаги и протягиваю его собеседнику.

– Прочитайте и верните мне.

Нечайкина не имела права на свидания с Власовым и за это время лишь дважды приносила ему передачи. Посылала с передачами и коротенькие записки, но что там напишешь, зная, что эти послания будут читать посторонние люди? Здесь же – другое дело.

Сергей быстро пробежал письмо глазами, не выказывая при этом никаких чувств. Но меня не обманешь: вон, кадык как дрогнул, когда листок мне возвращал. Я тут же комкаю Людмилино послание, кладу в импровизированную пепельницу – консервную банку без крышки – и поджигаю.

– Даю вам слово, что, кроме вас, эту записку никто не читал – в том числе и я. Ну, а теперь уже и не прочтет…

Я ожидаю от собеседника какой-либо реплики, дабы начать «разговор по душам», – уж больно ситуация подходящая. Но тот лишь молча наблюдает, как письмо любимой женщины обращается в обугленный комок.

Дольше затягивать паузу не имеет смысла.

– Теперь давайте поговорим по существу, потому что времени у нас не так много. Я ознакомился с уголовным делом, и у меня сразу появилось к вам несколько вопросов. Первый, и самый главный из них: зачем вы приходили в квартиру Глебова после того, как он уже был убит?

Эта фраза была домашней заготовкой. Вопрос был умышленно сформулирован так, что сам факт появления Сергея на месте преступления как бы сомнения не вызывает – мне надо лишь узнать, зачем он туда приходил.

Однако мужчина удивленно поднимает на меня глаза:

– Я не был там после убийства – с чего вы взяли?

Вот те на. Я встаю со своего места и начинаю прогуливаться по камере. Он ведь только что Людмилино письмо прочитал. И что – не «въехал»? Не доверяет, принимает за ментовскую подставу?

– Сергей, давайте сразу договоримся вот о чем. Я в этой истории выступаю не как следователь, а как частное лицо, причем действующее на вашей стороне. Можете даже считать меня в какой-то степени своим адвокатом. Поэтому от меня, пожалуйста, не скрывайте правду – в противном случае я не смогу вам помочь. Повторяю: мне нужна правда, какая бы она ни была, и чьи бы интересы она ни затрагивала. Поэтому я еще раз спрашиваю: зачем вы туда приходили?

– Я тоже повторяю: после убийства меня там не было. Это правда. Я приезжал туда днем, в обед, когда по поручению Евгения Наумовича привез Глебову деньги. Но Алексей Викторович был жив и здоров. ну, то есть. ну, как обычно, короче. Он сам меня проводил до выхода из квартиры и запер за мной дверь.

– Как же, в таком случае, объяснить появление там окровавленного следа, оставленного вашим пальцем? Вам ведь предъявили заключение экспертизы?

– Да, предъявили. Не знаю.

– Допустим, что не знаете. Тогда давайте, как говорил доктор Стравинский из «Мастера и Маргариты», рассуждать логически.

Я снова усаживаюсь на лавку перед собеседником и закуриваю. И плевать мне сто раз на его отношение к никотину. Почему, вообще, его уговаривать нужно, как дитя малолетнее?! В конце концов, кто из нас должен быть больше других заинтересован в том, чтобы в данном конкретном случае восторжествовала справедливость: я или он?

– На месте убийства обнаружен след вашего пальца – это доказано. И отпечаток этот оставлен кровью Глебова – это тоже доказано. В обоих случаях эксперты категоричны, и у меня нет оснований им не верить. Это значит, что ваш палец каким-то образом контактировал с кровью убитого, а потом этим же пальцем вы прикоснулись к косяку[13] двери. Другого объяснения я не вижу. И теперь, раз уж вы Глебова не убивали, давайте подумаем, как это могло произойти. Я имею в виду отпечаток пальца. Вариант, когда он появился на двери до убийства, я отметаю. Если бы вдруг у Алексея Викторовича кровь в вашем присутствии пошла, то вы бы этот случай хорошо запомнили и рассказали бы о нем и следователю, и мне. Да и потом хозяин квартиры был чистюля, и пальчик ваш, появись он на двери, долго бы не просуществовал. Значит, остается одно – вы контактировали с трупом после убийства. Разве не так? Если не так – пожалуйста, опровергайте! Я допускаю, что вы боитесь подвести кого-то и именно поэтому скрыли этот факт от следователя. Но мне прошу все же сказать правду. Впрочем, можете даже не говорить мне, зачем вы туда приезжали.

Произнеся эту фразу, я внимательно смотрю на Власова. Тот слушает молча, глядя чуть в сторону от меня – на стену, но ни на его лице, ни в его взгляде не видно никакой реакции.

– но скажите хотя бы, в котором часу это было? Точное время может быть важно для поисков подлинного убийцы. Поверьте, у меня уже есть на этот счет кое-какие соображения, и даже определенные факты.

Я умолкаю в ожидании. Мужчина опускает глаза в пол, тяжело вздыхает и, после небольшой паузы, отрицательно качает головой.