Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология

Похвала мореходству

посвященная благородному, премногоуважаемому, строгому, мужественному, мудрому и прозорливому господину Лаврентию Реалу, попечителю и единовластному повелителю Ост-Индии.

Все те, кто облечен уменьем чрезвычайнымС кошачьей ловкостью карабкаться по райнам;Морские призраки, кому покорна снасть,Тефидой сызмальства баюкаемы всласть;Честная гильдия при колпаке и робе,Чьей лишь приливный дух пользителен утробе;Седые кормчие, из коих ни одинТугому ложу волн не предпочтет перин,Но отдыхает кто, пассат впивая свежий,Заякориваясь у чуждых побережий;Вы, кто за много лет просолены рапой,Ведущие суда испытанной тропой, —Над парусом моим примите руководство,Над замыслом воспеть благое Мореходство!И пусть Лаврентий нам напутствие пошлет(Не тот, что древле был изжарен, — нет, но тот,Что в Индии теперь наместником), — и силуВетрам попутным даст, и прочность даст кормилу,Благословением в пути поможет намСчастливо проскользить по хлябям и волнам.Кого древнейшими почесть из мореходов —Об этом длится спор средь множества народов,Однако истина в веках сокрыта мглой:Сугубо Греция гордится похвалойЯзону, Тифию — всем аргонавтам славным,Что обессмертились походом мореплавнымЗа золотым руном; но также Тир давноВ морях использовал долбленое бревно;Египет вступит в спор, доказывая жарко,Что камышовая всего древнее барка;Британец правоту докажет нам свою —Мол, прежде всех пошил из козьих шкур ладью;Этруски говорят, что якорь отковали,А финикийцы — те, не первыми едва лиУменье обрели, с Уранией в ладу,Плывя, держать в виду Полярную Звезду;И славу древнюю доносят отголоски,Сколь гордо по морям шли корабли родосски;Кефисом первый был прият весла удар,Шпринтов срубил Дедал, а парус — сшил Икар,Тот — создал галеас, сей — выстроил караку,За первенство любой готов пуститься в драку,На каждый аргумент имеется ответ,И цель у всех одна: урвать приоритет.Но некоторый дух мне шепчет, с ними споря,Что первый Мореход рожден из пены моря,Где близ Энкхейзена ведет на юг пролив,И ток соленых вод особенно бурлив.Влагорожденный сей, столь скорбью баснословенМоряк на суше был, что плот связал из бревенИ жил на нем, пока через пролив впервойЕго не отнесло волною штормовой.И с той поры, прельщен достатком постоянным,Он стал паромщиком, полезным поселянам;Он звался ван дер Скуп — скупился на деньгу;Но, перед гильдией решив не быть в долгу,Со смертного одра уже спеша ко гробу,Ей завещал колпак, а купно с ним и робу,Что стали с той поры одеждой моряковИ будут таковой служить вовек веков.Как бы то ни было — оставим тему эту,Ко главному пора нам перейти предмету.Легко ли описать, сколь с мифом схожа быль,Когда, придя на верфь, узришь: заложен киль,Вокруг воздвигнуты леса высокорослы,Здесь топоры стучат, а там грохочут теслы,И вверх, где до сих пор зияла пустота,Шпангоуты растут, как ребра из хребта,Чтоб разойтись, и вновь, с изящностью разумной,Сомкнувшись, довершить охват громады трюмной.Вот корпус корабля почти уже готов,Сверкают медь и сталь изогнутых бортов,И доски корабля впитать не могут боле,Чем впитано уже смолы и канифоли.Быстрей, чем я пишу, корабль, чаруя взор,Растет, как цитадель, вернее — как собор,Противостав богам, страшащимся, что нынеТитаны новые, творимые твердыни,От семени людей возросшие враги,Вот-вот с Юпитера потребуют долгиЗа кровь давнишнюю, придавленную Этной,За то, что трон отца поверг древлезаветный.Спрошу однако же: а исполины где,Что возмогли б сию махину свесть к воде?В деянии таком предполагать победуЕще уместно бы, пожалуй, Архимеду.Здесь нужен бы Атлант, иль новый Геркулес,Кто на плечах держать способен свод небес!Утишься, род людской! Смирись, признайся проще:На действие сие тебе не хватит мощи!Однако нет! Народ, не слушая меня,Титана катит, как Троянского коня,Громада движется, и вот, творцам в утеху,Со стапелей летит, в воде прорвав прореху.Встревожен бог морской: со дна, изглубока,Качает тростником густого парика,И в синеве бурчит: Ничтожные людишки!Вам покажу ужо, как богу ставить шишки!За Схевелинг ваш флот пусть выплывет скорей,Дорида там живет средь юных дочерей,А я засну пока в тиши, в придонном иле,Куда меня, увы, плотины оттеснили.Корабль на воду встал, и совершенства в нем,Творимые людьми, все краше день за днем:Сперва рангоуту черед, а следом — вантам,Растет над марсом марс, как будто над гигантомВстал колоколен ряд, как будто род людскойС них мыслит обозреть подвластный край морской,Вдали сыскать Олимп, слывущий необорным, —Да вострепещет Марс пред марсом рукотворным!Вот исполин готов. Так встань на рейд смелейПред анфиладою могучих кораблей!О сколько флагов здесь глядит с высоких стенег!Расцветок фейерверк узри, иноплеменник:Здесь пурпур, киноварь, лазурь и серебро,Здесь весело очам, отрадно и пестро,Гербы и вымпелы овеществили грезу:Да, здесь геральдика пришла к апофеозу!На синем — Саламандр. Льву — придан красный фон.Здесь — воспарил Орел, там — возлетел Грифон,Златоочитый хвост Павлин Юноны вскинул,И Белый Голубь здесь, — когда потоп отхлынул,Он ветвь масличную доставил на ковчег,И с ней на вымпеле запечатлен навек.Я зрю Меркурия, Персея и Пегаса,Морского чудища вон там грозит гримаса,Что деву сторожит, скорбящую в плену;Зрю полный Зодиак, зрю Солнце и Луну,Сплетаются ветра над синею равниной,И, беззаботствуя, полощут парусиной.С каким изяществом — корабль возьми любой —Обшивка галерей украшена резьбой!Но, корабельщики! Вы что ж, не христиане?Иль спьяну сей красой кичитесь в океане?Пусть море вас дарит богатством чересчур,Так нужно ль, чтоб его растратил самодур?За нечто сходное был древле Тир наказан.Но — проповедовать пиита не обязан.Творенье дивное! Меня к тебе влечет!Невеста сей страны, княгиня наших вод!Пленясь красой твоей бесценной диадимы,Почуял сам Нептун страданья нестерпимы;Киприда, мнится мне, в тебе воплощена —На створке устричной когда спешит онаК себе на Кипр, — скользит, прещедро брызги мещет,Любовью пламеня все то, что в море плещет.Тот, кто взойдет на борт, с восторгом там узритБизань, и фок, и грот, и битенг, и бугшприт,И клюзы в палубе — просветы для отдачиКаната с якорем, коль их назвать иначе;Баталерский отсек; поварню, где всегдаНа весь дубовый дом готовится еда;Вот — готлинги, а вот — чудовищное дулоСтрашилища войны, литого картаула;Вот — ядра тяжкие, вот — склад пороховой,Что мог бы Цербера вогнать в предсмертный вой;Вот — кубрик, шканцы — вот; а далее — каюта,В которой рулевой живет не без уюта;Вот, наконец, и трюм. Воскликнешь ты: Моряк!Безумец, как нырнешь ты в сей стигийский мрак?Там вечной ночи край, в котором все незримо,Там легче заплутать, чем в катакомбах Рима,Там — полюс северный! Ты просто глуп и слеп,Коль хочешь лезть туда, в подводный сей вертеп!Все жито герцогства сюда сгрузи — неполнымСей трюм окажется. Скупец вручает волнамСвое имущество, — пусть весел, пусть угрюм,Он дома — плотию, но духом — втиснут в трюм.Вот — выстроились в ряд ответственные лица,Те, с кем к венцу сия отбудет молодица:Вот — полномочный клерк, он фрахта главный страж;Вот — шкипер, штурман — вот; в расчете на примажУсердные вдвойне, баталер, боцман, плотник,Цирюльник, канонир, пригитерсный работник,Парусовщик, профос (при надобе — палач),Блюститель бренных тел, а проще молвить — врач,И, наконец, назвать необходимо кока,Что стряпает на всех, не нарушая срока.Матросов сотня здесь, и даже не одна,Штандарт — другой солдат, коль в них нужда видна;Поварня ломится от всякого припаса;Тут лабардан, крупа и вяленое мясо;Гороха, сухарей довольно взято впрок;Все боцман уплетет, что ни сготовит кок.И не чета ему столичные обжоры,Что до еды блюдут три дня голодной форы.Обычай заведен на судне испоконПорядку следовать и уважать закон;Тому, кто совершит поступок непотребный —Покражу, драку, брань, — грозит устав судебный,И виноватому воздастся по делам:Накажут поркою, присудят к кандалам,Привесят на нок-рей, насильственно купая,Под килем проведут, лишат в добыче пая.У всех, кто трудится, — законный кров и стол.Еда — четырежды. На шестерых — котел.Здесь время вахтами и звоном склянок числят.Глупец, кто сей уклад несовершенным мыслит.Так что напомнит нам — мы спросим наконец —Могучий сей корабль? — Лишь княжеский дворец,Воздвигнутый на страх надменным супостатам,Сверкающий резьбой, и мрамором, и златом,Где на любом шагу — ступени, тайники,Чьи погреба темны, чьи залы высоки,Чьи балки в росписях, а вид дозорных башенДля ока пришлеца и радостен, и страшен,Где ни один слуга не смеет встать с колен,Завидя, что грядет владыка сюзерен,Из чьих высоких стен взирают сквозь бойницыТяжелых кулеврин ужасные зеницы;Где спорные дела решаются всегдаПо справедливости законного суда.Как птица на заре ширяет без усилья,Готовясь в воздух взмыть, распластанные крылья,Вот так и мой корабль, чаруя очеса,На райны высоко возносит паруса,Дубовый исполин неспешно снасти травитИ поперек валов к далекой цели правит;Так точно, как пловец, раздетый донага,Едва оглянется назад, на берега,Всю мощь и ног и рук тугим даруя водам, —Так в плаванье корабль стремится полным ходом.Вот голубь, кажется, восщебетал вдали;Трикраты слышен клик: «Салют, констапель! Пли!»Далекий зов рожка — и раздается эхомГлухих рыданий звук, смешавшийся со смехом.Нет, в море никакой не высветит ФаросВсех тех опасностей, которые матросВ минуту грозную обязан грудью встретить,Чтоб их преодолеть, чтоб доблестно ответитьНа бешенство стихий. Он говорит не зря,Что знает наизусть все звезды, все моряИ все прибрежия. Сколь много саг изустныхВозможно бы собрать о кормщиках искусных, —Как тот или иной счастливый путь сыскалСредь грозных отмелей и смертоносных скал.Все ужасы Харибд, все Сцилл водовороты,Пучины жуткие, в которых тонут лоты,Буруны пенные — дурных вестей гонцы,Слепые отмели, надводные гольцы,Ветра, сулящие в пути одно лишь худо,Чрезмерная жара и тягостная студа,Мгла, непрозрачная для самых зорких глаз,Тоска полночная — «собачьей вахты» час,Шуршанье тяжких волн среди пустой равнины,Их вечный переплеск — и хрупкость древесины,Которой моряки вручили жизнь свою;Томление по тем, кто ждет в родном краю,С детьми и женами прискорбная разлука,Рутина странствия, безмерная докука,Подгнивший такелаж, подпорченность харчей,Болезни, множество нежданных мелочей,Тайфуны, наконец, угроза флибустьеров —Все, что растет в умах до сказочных размеров.Однако — небосклон уже все мене хмур.И роздых нам сулит учтивый Палинур:Встречает ныне тех, кто морю бросил вызов,Страна смиренных волн и благодатных бризов.Убавя паруса, ослабив грота-шкот,Отрадно созерцать форштевня гордый взлет,Покуда Гелиос, сверкнув прощальным взглядом,Уступит Небеса блистательным Плеядам.Весь небосклон — в звездах. Бездействует штурвал.Обвисли паруса. Корабль заштилевал.Но буря, зародясь у скал, в прибрежной пене,Уже приблизилась, и в небе звезд все мене.И шорохи опять плодятся над водой;Весь океан укрыт туманною грядой,Неся и шторм, и хлад, и град, и дождь, и вьюгу,Востоку — Запад враг, враждебен Север — Югу,Зефира Эвр на бой, безумствуя, зовет,Точит слезу Борей. Рыдает грозный НотПрибой, обрушившись на Сирты и на мели,Язвит прибрежия чем доле, тем тяжеле;Эола истерзав, первичный Хаос путьИзыскивает, чтоб весь мир в себя вернуть,Но тою же Эол ему монетой платит;С приливом спорит вихрь, и волн громады катит.Но какова судьба, скажите, корабля,Что ввергнут смерти в пасть, разверстую, бурля?Он сбережен сухим: стараньями матросов,Уборкой парусов, работою насосов;Корабль в опасности уже со всех сторон,И мнится — сам Нерей вот-вот утратит трон;Вот — мачтою корабль прокалывает тучи,Тотчас же — прямо в ад несется с водной кручи,Страх перед бездною людей объял сейчас;Лжет рулевому руль, а штурману — компас.Смолкают музы здесь. Вот так во гневе яромСлучается восстать турецким янычарам,Вскипеть, взреветь, взроптать, возжаждать всей душойКровавый самосуд устроить над пашой.Но гнев морских богов смирить, спасенья ради,Умеет Тифий мой, простившись с частью клади;Он мачт не пощадит, когда велит нужда;Все лишнее пожрет пусть алчная вода.В снастях он слышит вой ветров, лихих и шалых,Ни солнца он не зрит, ни маяка на скалах,Лишь изредка ему, как грозный знак, блеснетПерун Юпитера чрез темный небосвод;Вот утро, наконец, невзрачное настало,И тот, кто уцелел, глядит вокруг устало.Безжалостна судьба: разгул ночных часовНе уберег ни рей, ни мачт, ни парусов;На скалах, на песке спасенные созданьяДрожат в отчаянье и страждут состраданья;В волнах скользит доска, лежат вповал на нейКто мертвый, кто живой — полуживой, точней;Другие, обретя последнюю отвагу,Из шлюпки яростно вычерпывают влагу,И тщетным выстрелом доносит вдаль мушкетМольбу о помощи — спасенья в море нет.Не чудо ли, Протей, что эти люди нынеЕще не сгинули в разгневанной пучине?Не меньше ужасов, коль скоро мой пинасТо к небу, то к земле свершает страшный пляс,Готовят якоря, но стать на них не может;Скалистый брег, явясь, гребцов обезнадежит,И Кавр безжалостный, воспряв из глубины,Их в пене погребет вспружиненной волны.И день, и два, и три пучины полны гнева,Измученная снасть дымит от перегрева,И загорается, и рвется, будто нить:Не сплеснить бедную, и нечем заменить.Чтоб упредить сию беду хотя отчасти,Потребно отдых дать переслужившей снасти:По палубе разнесть, терпя любой ценойОпасность гибели, влекомую волной.Вот эти одолеть стихий недоброхотства —И есть важнейшая заслуга Мореходства:Уместно доблестных ее побед венцуПенфесилее бы самой пойти к лицу,Кто, войска во главе, своим одним лишь видомВнушала должный страх властительным АтридамКто, луновидному щиту благодаря,Существенный урон дорийцам сотворя,Доподлинную всем свою явила силу —Дерзнула бросить клич всемощному Ахиллу!Но знает Океан и отдыха часы,Позволив дочерям себе чесать власы.На корабле — досуг: затеи, песни, шутки,Сердца возвеселит игра моряцкой дудки,И солнцем ублажить теперь пора себя,Тому подобно, как, по Кеику скорбя,У Алкионы есть на берегу заботаПочистить перышки, готовясь для полета,И вдаль к супругу мчать: так повелось с тех пор,Как им отчизною воздушный стал простор,Владеет множеством искусств моряк бывалый,К примеру, тяжкий рой брасопить силой малой,Иль сделать должный галс, иль фордевинд кормойУмело уловить, — а под ночною тьмой,От коей, кажется, никто не сыщет спасу, —Свой курс препоручить надежному компасу.Лилея целится, Арктур держа в виду,С мечтой облобызать Полярную звезду.О привлекательность чудесного магнита!Божественная власть в тебе и тайна скрыта:Поведай мне, прибор, почто стрела твояВсегда устремлена в полночные края,Томима сотни лет соблазном неизвестным,Влекома лишь к одним Медведицам Небесным!Колени преклоним пред истой лепотойСчисления светил, наукою златой,Что позволяет путь среди коварных хлябейИсчислить с помощью прекрасных астролябий,Доподлинно узнать, насколько небосводСвоей срединою восстал из дольних вод,Иль, небольшую дань пожертвовав старанью,Павлина отыскать над неба южной гранью,Там, где Возничего столь высоко взнесло,Что он язвит главой лебяжее крыло.При вспоможеньи сих созвездий путеводныхКурс проложить легко во всех просторах водных.Гиппарх, Анаксимандр — вас ныне восхвалю:Вы словно маяки, что светят кораблю,Атланты, кем ответ охотно подаетсяНа всякий правильный вопрос морепроходца;Здесь Тихо помяну, который возродил,Сатурна огорчив, счисление светил,Шлифовкой огранил свой несравненный разумИ дал нам звезд чертеж, порой чуть зримых глазом,Чтоб ныне Кастор мой, средь моря путь держа,Провел его прямым, как лезвие ножа.Вот — ученик его, кто, правда, не пирожныхТворец, но дивных карт, орудий всевозможных,Средь коих — глобусы, чудесные шары,Столь верные, что нам никто до сей порыПодобных не давал, — а также лоций томы,В которых с точностью неслыханной рекомыМорские отмели, скалистые брега —Все то, что в моряке зрит вечного врага.Дубовый замок мой, на Пафосе загружен(Чтоб фрахт его свезти — большой обоз бы нужен),Сегодня якоря подняв из кипрских вод,До устья нильского назавтра досягнет,В Партенопейский край придет, заверить смею,Где пели некогда сирены Одиссею,И беспрепятственно могли бы корабли,Восход узрев сто раз, пройти вокруг ЗемлиТак мчится мой Погас, вовеки не устанет,Где птицы прочие лишь крыльями табанят!Но слышу жалобу: покуда плыл ковчег,Иссяк и затонул златой, счастливый век,Железный век настал. Явилась Алчность миру,Ввела «мое», «твое», и вознесла секиру,И кинула полям, плодя кровавый гнев,Драконовых зубов чудовищный посев.Урок невозместим попранным Правосудьем,Защиты у него искать невместно людям,Всяк ладит свой забор, доверья нет ни в ком,Над живорыбным всяк своим дрожит садком.Да, выкинуть за борт, пожалуй бы, не худоИсчадье оного всемерзостного блуда:Да сгинет навсегда сей выродок презлой!Нет места жалости! Долой его, долой!Скитайтесь по любым, известным вам, просторам,Но будьте верными делам и уговорам,Блюдя Христов закон, искореняйте лжу,Ничем потворствовать не смейте грабежу,Прославьтесь честностью! Не зря Эол-владыка,Чтоб каждому пришлась известная толика,Народу ниву дал любому под косьбу,Чтоб людям не вступать в ненужную борьбу,И чтобы всем и вся был ясный принцип ведом:Сколь неудобно жить, рассорившись с соседом,И что любой надел — всех прочих только часть,Что тела член, решив от всех иных отпасть,Чинит себе же вред. Но, если цели благи,К которым корабли спешат по синей влаге,Благословение, о Господи, низлейНа них, как на браду священника елей;По слову моему прославься, Мореходство!Пусть будет образ твой символом превосходстваПоставлен в море, там, где в Тессел бьют валы,И штевни где всегда от пены волн белы.Там да воздвигнется осьмое чудо света!Пусть будет статуя по-княжески одета,В короне пусть брильянт пылает, как свеща,На золото не след скупиться для плаща,Корсаж из бархата, в кораллах и рубинах,Зеленым будет пусть, как цвет воды в глубинах,Пусть, будто Флотовождь, стоит сей образ так:Зажав в деснице жезл, а в шуйце — флотский флаг.Воззрятся на него, воспряв со дна со вздохом,Морские божества, поросши древним мохом,Се — покровители саморазличных стран,Кому прибрежный край иль выход к морю дан.Там — зрю Венецию, помолвлену с волнами,Престольный Лондон зрю, соседствующий с нами,И гордый Лиссабон, и занятой Марсель,И Амстердам, чей блеск неоспорим досель,И хлебный Данциг зрю, — а вот, по воле Божьей,Грядут и мавры к нам, сверкая черной кожей,Кумиру моему воздать по праву честь,На паруса его глаза горе возвесть.Земля — поблизости. Вот — лоцманские ботыСпешат избавить нас от страха и заботы,Умело в порт введя, — и вот, как всякий раз,Тритоны вод морских сопровождают нас.Вот — крепость Мейдена, очам уже открыта, —Всем главам там глава — наш Хофт-архипиита,И бог залива, Главк, средь волн необорим,На танец нимф зовет. Беседку Моря зрим,Сей рынок христиан, край роскоши уместной,Где Биржа славная взнеслась в простор небесный, —И вот уже причал, желанный столь, и вотНас амстердамских дев встречает хоровод,В нагрудных кружевах, без головных уборов,Танцуют и поют, даря сияньем взоров.Двух девочек сюда счастливый рок привелНас танцем усладить и музыкой виол,Ведь каждая из них — Дианы светлой жрица.Что ж, якорь отдадим. Пора остановиться.Здесь должно обрести конец морской тропы,Здесь к дому Румера ведут меня стопы,Истерли славный чей порог за многи летыВаятели, певцы, художники, поэты.

Ян Янсон Стартер