От голубого к черному - Джоэл Лейн

— Думаю, что альбом как путешествие в … вы знаете, покидаешь дом, потом возвращаешься, чтобы увидеть… Куда вы направлялись? Что это было за путешествие?

Часть смысла затерялась в непроизнесенных фразах.

Говорил по большей части Карл. Он пребывал в энергичной фазе быстрого опьянения, которая шла перед сумраком, сопровождавшим пьяный ступор. В какой-то момент Майк спросил, есть ли у нас возражения против того, что нас воспринимают почти как The Smiths — группу, делающую упор на старомодную концепцию музыкальной «аутентичности». Карла передернуло от этого слова.

— Речь идет не о каком-то особом звуке, — сказал он. — Все звуки настоящие. А вот люди далеко не все. Я хочу сказать, на Дилана нападали за то, что он играл рок-музыку, потому что электрические гитары не были «аутентичными», но его песни куда более подлинные, чем все творения какого-нибудь Донована. Все дело в смысле, а не в технологии. Ты не сможешь объяснить фанату металла, почему Nirvana — настоящие, a Iron Maiden — нет. Либо ты это слышишь, либо нет.

— Вы говорите о том, что не следует искать смешную сторону? Рок-группе необходимо чувство юмора?

— Чувство юмора по поводу чего? — взволнованно сказал Карл. — Если вы прикалываетесь по поводу собственной музыки, значит вы себя не уважаете. В подлинном юморе есть ярость, есть чувство опасности. Это не забава. Это причиняет боль.

— Вы испытываете страдания? — спросил Майк.

Карл не ответил.

Мы вчетвером прикончили бренди, поболтали о планах на будущее и вышли на неожиданно холодные улицы Хокли. Фотограф Пол, который провел этот час на улице, делая снимки местности в свете заходящего солнца, отправился с нами к эстакаде. Мы позировали на северном конце бетонной дорожки, машины громыхали мимо нас в ночи, точно красные обломки метеоритного дождя.

Статья Майкла «Отправная точка» вышла три недели спустя. Сложно было увязать его официальный, эрудированный стиль с быстрой запинающейся речью, которую мы слышали; точно Билли Коннолли [60] превратился в Грейла Маркуса [61] (чего еще не произошло, к тому времени). Он был одержим идеей индустриальной фолк-музыки: «Не музыка скрипок и гармонии, но машин и диссонанса… музыка, с помощью которой урбанистический ландшафт превращается в миф». Он поместил «Треугольник» в конце цепи, что протянулась от американского блюза через The Doors, Iggy and the Stooges и Лу Рида к The Fall, Joy Division и Triffids.

«Жесткие тени» — это путешествие сквозь мертвое пространство и утраченное время: путешествие через смерти, с которыми мы все сталкиваемся. Дети умирают и становятся взрослыми. Общества умирают и становятся отдельными личностями. Любовники умирают и превращаются в ты и я. Как говорит Карл Остин: «Ребенок невинен. Эта невинность опасна. Она не имеет ничего общего с первородным грехом. Невинный не видит разницы между праведным и неправедным».

Фотография получилась неважной: наши три лица почти белые на фоне тени от эстакады, точно негативы.

Мы сыграли два концерта в сентябре: один в «Руно и бочонок» в Бирмингеме, а второй в «Надежде и якоре» в Айлинггоне. Мартин намеревался сделать нас известными в Лондоне до того, как мы сыграем там в конце нашего октябрьского тура. В Бирмингеме все прошло хорошо, разве что звучание получилось тяжеловатым, мы решили попробовать тяжелый, ломкий звук, но низкий потолок привел к тому, что мы чуть не оглохли от вибраций. Мы играли с местными панками под названием «Ослепительные». Стефан и Джеймс, друзья Карла из Стоурбриджа, приехали на выступление. Они зашли за кулисы, но не сказали почти ничего, кроме «Привет», «Косячка не найдется?» и «Поздравляем».

Дайан тоже пришла; она рассказала мне, что порвала с Энди.

— Мы подсели на тяжелое дерьмо, — сказала она. — Депрессанты, потом героин. Я хотела остановиться, а он — нет. Так что мы разошлись. Невозможно встречаться с торчком и при этом оставаться чистым. Но с группой все в порядке. Мы должны стать лучше. Нечего терять.

Лондонское выступление прошло довольно бестолково. Карла снова накрыл страх перед сценой и его раскоординированность выбила нас с Йеном из колеи. Забавно: когда Карл был в форме, «Треугольник» отлично работал как единое целое, но если он обламывался, мы с Йеном чувствовали себя подыгрывающими музыкантами. Но все же ярости там было предостаточно, пусть и не хватало контроля. Разогревающая команда была местной техно-группой под названием «Зловещее племя», они играли рваные, мрачные ритмы, используя записи и драм-машины, это походило на призрак реальной группы. Мы ощутили себя слегка не в своей тарелке. После выступления парень из «Лондон Рекордз» сказал Карлу, что «Треугольник» могут стать новыми The Smiths.

— Кто такие The Smiths? — с невозмутимым лицом спросил Карл.

Парень поспешно исчез.

В Лондоне мы дали интервью гей-журналу под названием «Рывок». Их музыкальный обозреватель, Мэтт Грей, связался с «Фэрнис Рекордз», после того как увидел рецензию на «Жесткие тени». Нам пришлось потратить немало времени, чтобы добраться до офиса журнала в Бэрон-корт из нашего отеля в Тоттенхэме. Хотя Карл прожил здесь год в восьмидесятых, он запутался в каменных лабиринтах подземки. Мы оба маялись похмельем и пребывали в мрачном настроении. Йен решил с нами не ходить. Когда мы добрались, опоздав на полтора часа, нам пришлось ждать в приемной, точно мы пришли на собеседование по поводу работы.

Наконец появился Мэтт: высокий юнец лет двадцати с обесцвеченными волосами и в майке с портретом Кайли Миноуг. Он провел нас в офис, где пол был завален журналами и компактами. Мы сели на диван, обитый искусственной кожей; Мэтт устроился напротив нас на вращающемся стуле. Позади него пустой экран огромного телевизора отражал серое осеннее небо.

— Боюсь, времени у нас маловато, — сказал он. — Значит, «Треугольник». Вы двое — любовники, верно?

Карл пробормотал в знак согласия.

— Устраивайтесь поудобнее на диване, можете даже обняться, я не возражаю. А как насчет вашего барабанщика? Он один из нас?

— Нет, — сказал Карл. — Он один из нас. Мы в первую очередь группа. Тот факт, что…

— Вот что меня больше всего в вас беспокоит, — оборвал его Мэтт. — Вот почему я хотел уточнить, что вы оба открытые геи.

— Вы слишком многое предполагаете, — сказал Карл. — Послушайте, может мы поговорим о музыке?

— Разумеется. На вашем альбоме есть очень гомо-эротическая песня — «Его рот». Об отношениях слуга-господин. Это важно для вас?

— Она скорее о близости и человеческой памяти, — сказал я. — Любовник превращается в икону в твоих воспоминаниях. Ты ищешь в нем какие-то особые черты, и они превращаются в магию.

Мэтт поднял брови, точно удивляясь тому, что получил такой осмысленный ответ от бас-гитариста. Карл ничего не добавил.

— Ммм. Понимаю, о чем вы. Но это единственная настоящая гей-песня на альбоме, верно? Не считая «Загадки незнакомца». И в «Третьем пролете», про парня, которого избивают, это явно про драку геев.

— Вообще-то нет, — сказал Карл. — Она посвящена черному парню, которого чуть не убила банда неонацистов в Бирмингеме в прошлом году. Они охотились за ним в высотном доме, где он жил, и выбросили его из окна его собственной квартиры. Затем спустились за ним по лестнице, а он не смог убежать.

— Вам нужно было поподробнее рассказать об этом в песне. Я хочу сказать, вы использовали эту историю, но не растолковали ее. В ваших песнях есть гомосексуальные темы, но есть и гетеросексуальные в паре песен, в «Дороге в огонь» — у парня есть женщина и ребенок, ждущие его. Это ведь не про вас, верно?

— Ну я был женат. И девушек у меня было больше, чем парней. Кроме того, речь идет о лирическом герое, а не обо мне.

Мэтт возвел глаза к небесам.

— Пожалуйста, приберегите это для музыкальной прессы. Меня вы не убедите. По моему опыту, все так называемые бисексуалы обычно или завравшиеся гетеросексуалы или завравшиеся гомики.

— Вам бы следовало набраться побольше опыта, — сказал я.

Карл рассмеялся.

Мэтт бросил на меня взгляд, а затем снова уставился на Карла.

— Как вы можете говорить, что вы бисексуал, когда у вас такой умненький, хорошенький бойфренд?

Я почувствовал, что краснею. Господи, этот парень знает, как манипулировать людьми. Карл попробовал объяснить еще раз.

— Сексуальность — это всего лишь одна из сторон нашей жизни. В песнях мы пытаемся охватить более объемную картину мира. Если вы признаете, что другие вещи не менее важны, это еще не значит, что вы отрицаете вашу сексуальность.

— Вы сами себе противоречите, — манерно протянул Мэтт. — Если вы на самом деле не голубой, то это всего лишь опыт, почему бы вам не писать песни о гетеросексуальных вещах, вроде пива или футбола? Почему вы заимствуете идеи из гей-культуры…

— Что? — У Карла был угрожающий вид. Какая-то часть меня сочла ситуацию ужасно депрессивной, другая же с трудом сдерживала смех.