От голубого к черному - Джоэл Лейн

Он уехал до конца октября. Никто, похоже, не знал, где он. Мы с Йеном избегали друг друга. Они с Рейчел сводили концы с концами на ее сбережения и его часть доходов от пластинки. Мне же нужно было больше работать, чтобы платить за жилье и за алкоголь. Я записал на студии «Рич Бич» несколько треков с ритм-энд-блюзовой группой под названием «Замороженный Джин». Они приехали из Ковентри, в их музыке была скорость и урбанистическое напряжение, которые мне нравились. «Скрипучее радио» частенько ставили их диск «Скользя вниз». Но когда дело дошло до гастролей, я ушел, не хотел, чтобы меня считали экс-«Треугольником». Мне платили за каждую сессию, и по дороге из студии домой я всегда покупал спиртное навынос. С наступлением темноты на улицах Мозли становилось тише. Листья осыпались с деревьев, и дождь смывал их с дороги.

Карл позвонил мне в субботу утром, прямо перед Хэллоуином.

— Привет, Дэвид. Это я. Я вернулся в Эрдингтон.

Это было такое облегчение — услышать его голос.

— Карл! О, Боже. Как ты, друг?

— Нормально. Я был у родителей. И у Элейн. Вернулся по своим следам.

Его голос звучал живо и уверенно.

— Послушай, нам надо поговорить. Ты можешь приехать ко мне сегодня днем?

— Конечно, — ответил я.

Этот спокойный, сдержанный Карл показался мне еще большим незнакомцем, чем Карл напуганный.

— С квартирой все в порядке?

— Я здесь не задержусь. Может, сдам ее. Я скучал по тебе.

— Я тоже по тебе скучал, — ответил я, придя в замешательство. — Я буду через пару часов.

На улице снова шел дождь. Я хотел было купить цветов, но довольствовался бутылкой кьянти. Задним числом я сообразил, что вино может напомнить ему о крови. Машины в недавно пешеходизированном центре города проезжали через Сноу-Хилл, еле переползая от светофора к светофору, точно притворяясь, что совсем не двигаются. В конце высокие здания Слейд-роуд заслоняли весь вид.

Карл прибавил в весе, хотя он все еще был худощавым. Мы обнялись в коридоре. Его поцелуй был необычно нежен, по крайней мере он вернулся к «Мальборо». Мы сидели в его гостиной и пили кофе. Он не включил стереосистему, что было странно: Карл ненавидел тишину в квартире. Во время разговора я заметил, что его голос и жесты спокойны, но глаза нервно подергиваются от каждой моей реплики. Будто кто-то сказал ему, что не следует выказывать возбуждение. Я дал ему копию статьи «Странный любовный «Треугольник», которую он не видел, рассказал ему о работе с «Замороженным джином».

— Ты написал какие-нибудь песни? — спросил я.

— Так, кое-что. Но они еще не готовы. Я не знаю, как они должны звучать. Покажу тебе в следующий раз.

Его тревожный взгляд скользнул по моему лицу.

— Я жду, когда мы снова начнем работать с тобой и Йеном. Но мне нужно кое-что изменить в своей жизни.

Повисла неловкая тишина.

— Я сожалею о случившемся, — сказал он. — Это был единственный способ снова обрести контроль. Но теперь все закончилось.

— С тобой действительно все в порядке?

Он с улыбкой пожал плечами.

— Что ты собираешься менять?

Карл подошел к стерео и покрутил настройки, но не стал включать.

— Мы не можем больше рекламировать «Треугольник», точно марку сигарет, — сказал он. — Это интервью, что ты мне показал, разве ты не видишь, что мы в ловушке? Все это ни имеет никакого смысла. Даже группа. Нужно создавать музыку, которая заставит людей почувствовать. Заставит людей понять. А не пытаться разработать какое-то фирменное звучание. Речь не о местах в хит-параде, карьере или трендах. Это, блядь, не развлечение. Ты со мной?

— Я всегда с тобой.

— Не всегда. Это не твоя вина, Дэвид.

— Ты о чем?

Он не ответил. Дождь залил стекло, превращая вид за окном в зернистую пленку фильмов шестидесятых. Карл подошел к шкафу, вынул почти пустую бутылку скотча и налил в два маленьких стакана. Мы выпили.

— Не грузись, — сказал я.

Дождь выбивал на стекле нервную, скрипучую барабанную дробь. Как партия Йена в «Стоячей и текучей воде». Выпивка вернула немного краски на угловатое лицо Карла. Он стал у меня за спиной и провел пальцами по моим волосам. Я посмотрел на него.

— Пошли в постель, — сказал он с полуулыбкой.

В спальне было холодно, мы забрались под одеяло и обнялись в сумраке закрытых штор, исследуя друг друга осторожными пальцами. Поцелуи Карла по-прежнему были нежными и пассивными. Наши глотки издавали звуки в контрапункте, постепенно соединяясь в общей бессловесной коде. Мы начали дрочить друг друга, Карл был сверху Прошло много времени. Я поцелуями стирал пот с его скул, его глаза были закрыты. Затем он встал, вытерся полотенцем и начал одеваться.

— Карл? В чем дело?

Он не смотрел на меня. Я прошел мимо него в ванную. Когда я вышел, он сидел в гостиной, там же, где и полчаса назад. Музыка по-прежнему не звучала. Он закурил сигарету и уставился в окно. На улице выглянуло солнце, от этого казалось, что в комнате стало еще темнее.

— Тереза пошла в школу, — сказал он. — Она красивая. Немножко застенчивая, как и я, когда был ребенком. Я уже не помню, каково это, в пять лет. Совсем ничего. Тереза меня практически не знает. Я не хотел быть отцом, так я им и не был. — Он помолчал. — Создал свою собственную семью. Ты и Йен, Дайан. Я использовал музыку как некое таинство. Возврата нет. Но иногда… Чтобы двигаться, тебе нужно бежать.

Он затушил сигарету и взял еще одну, но не прикурил ее. Окно за его головой было залито холодным огнем. Я вспомнил, что сегодня переводят часы.

— Может, пройдемся? — сказал он.

Мы свернули со Слейд-роуд к центру Эрдингтона, куда направлялась большая часть машин.

— Элейн хочет, чтобы я остался с ней на время, — сказал он. — Она рассталась со своим парнем несколько месяцев назад. Это не надолго. Я имею в виду, она и я. Но она единственный человек, который действительно меня понимает. Она заботилась обо мне, когда со мной это приключилось тогда, семь лет назад.

— Я не знал.

Наши голоса тонули в гуле машин, точно призраки в моей голове. Я видел, что рот Карла движется.

— Прости, я не слышу тебя.

— Слишком много выступлений, Дэвид. Я сказал, мне жаль. Ты понимаешь?

— А что же будет с «Треугольником»?

Карл свернул налево, на Розари-роуд, направляясь к озерам. Несколько ребятишек из начальной школы гоняли на дороге драный футбольный мяч, мяч пролетел возле моего лица и глухо ударился об стену. Розовое солнце сверкало над крышами, точно луна, отраженная в воде.

— Как я и сказал. Нам не нужно ездить в туры и все это дерьмо. Мы можем продолжать записывать диски. У меня есть планы.

— У тебя всегда было до хрена планов, — сказал я.

Мы продолжали идти, влекомые холодом и напряжением. Черные деревья вокруг Уиттонских озер походили на фальшивые ресницы. Сетка узких улочек с одинаковыми домами за озерами казалась совершенной и нереальной: факсимиле деревни. С окраины предместья открывался вид на фабрики и высотные дома, виднелись даже бледные здания в центре города. Пустельга парила над нами, ее тело было совершенно неподвижным, только крылья хлопали.

— Не знаю, что сказать Дэвид. — Его лицо было неподвижным и лишенным всякого выражения. — Ты хороший друг, но… Ну это как с выпивкой. Друзья, с которыми ты пьешь, кажутся тебе особенными из-за выпивки.

— Я думал, что это было нечто большее, — сказал я.

— Потому, что ты считаешь секс духовным опытом. Как и с музыкой, ты думаешь, если овладеть правильной техникой, то все получится. Ты не можешь понять, что за этим есть нечто большее. Нечто большее, чем тело. Большее, чем просто возбуждение от того, что ты это делаешь.

Я почувствовал, что мое лицо пылает.

— Это не честно. Это, мать твою, не честно. Ты не видишь ничего за своими наваждениями. Ты мудак, Карл. Я понимаю, у тебя тяжелая жизнь, но зачем же отыгрываться на мне?

Карл отвернулся и посмотрел вниз, обхватив себя руками. Сумерки размывали контуры города вдалеке. Он дрожал. Пустельга улетела.

По дороге обратно к Слейд-роуд, я сделал последнюю попытку достучаться до него.

— Карл, послушай. Нам нужно поговорить о том, что случилось. Студия. Я был там, не забывай. Я видел, что ты сделал. И то, что ты мне говорил…

Карл покачал головой.

— В словах нет магии. Разговоры не могут изменить случившееся. Это новая религия, разговоры. Люди почитают Опру Уинфри как новую Пресвятую Деву. Это же просто проебывание времени. Бессмыслица.

Мы прошли мимо серого, похожего на тюрьму, громоздкого здания психиатрической больницы, затем остановились на мосту сразу за Шестью Путями. Под нами загорелись уличные фонари, дороги ощетинились пробками, час пик.

— Ты сможешь добраться отсюда домой?

— Нет проблем.

Вопрос пришел ко мне, когда я увидел оранжевые фары и черный дым, валивший от застрявшего в пробке грузовика.