Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник - Евгения Смирнова

торговой компании «Вест Шуга» – располагался на верхнем этаже в небольшой башенке, специально надстроенной по особому проекту, и напоминал игровую комнату. Огромный дубовый стол с рисунком, изображавшим узенькие дорожки игрушечного поезда, похожий Мила совсем недавно подарила маленькому сынишке подруге, стоял в центре. Все на нем было устроено так, что Николай Иванович мог свободно передвигаться на своей кресле вокруг стола, и устраиваться в любой его части. Всюду стояли невероятные игрушки, на которых специализировалась фирма, макеты магазинов, в пропорции один к тысяче, и горели разноцветные лампочки. Николай Иванович периодически хлопал в ладоши, и лампочки то загорались, то гасли. В стены были встроены большие экраны и динамики, и из кабинета то и дело раздавались детские песенки или подростковые «стрелялки».

Мила подошла к двери, за которой на этот раз играла глупая американская песенка про новый год, и постучала.

– Да-да! – раздался слегка сиплый голос шефа из-за массивной двери.

Мила аккуратно приоткрыла дверь.

Шеф сидел за своим невероятным столом и раскладывал по кучкам разные конфеты необыкновенного вида – куколки, пистолетики, зонтики, домики, мишки, машинки и что-то еще. Мила подумала, что это новогодние образцы, которые о которых речь вилась почти год. Сейчас, кажется, уже был заключен контракт с кондитерской фабрикой, хотя точно Мила не знала.

– Можно? – робко спросила она.

– Да, Милочка, проходи, – весело сказал Николай Иванович, настроение у него было превосходное, шеф был счастлив на столько, что готов был идти на улицу и раздавать детям шоколадные конфеты. – Угощайся!

Николай Иванович сунул Миле в руке горстку разноцветных конфет, среди которых выделялся сливочно-клубничный леденец в виде зонтика.

– Спасибо, – улыбнулась Мила, и сразу немного расслабилась.

– Скоро Новый год, – шеф кивнул на огромную в потолок живую ель, украшенную стеклянными игрушками, мишурой и электрическим гирляндами, формой напоминающими уличные фонари начала двадцатого века.

Сама же Мила как шеф и коллеги мишурой обвешиваться не стала, она всего лишь поставила на свой стол небольшой стеклянный шар, в котором Дед Мороз мчался на санях, с запряженной в них четверкой оленей, и шел искусственный снег, если шар немного потрясешь. Мила трясла шар исправно, и еще пила специально купленный жасминовый час из большой синей кружки с елочками. Чай дымился, пахло теплом и немного жасмином, Дед Мороз мчался на своих санях сквозь искусственный снег, а за окном валил настоящий, и очень хотелось гулять, кататься на санках и вместе с родителями выбирать елку, чтобы дома пахло хвоей, мандаринами и яблочным пирогом.

– Да, месяц всего остался, – сказала Мила.

– С детства люблю Новый год, – начал Николай Иванович, – это был день, когда вся наша большая семья собиралась вместе, мамулик накрывала стол, пекла пироги, доставала соленья, варенья, варила вкусный морс, и под елкой нас всех ждали небольшие бумажные свертки с именами. Мы ведь тогда любой мелочи радовались. Помню, мне как-то родители калейдоскоп подарили, так весь двор к нам в гости ходил посмотреть, я счастлив был – и словами не передать. А сейчас что? – Николай Иванович нахмурился. – Не знаешь, что внукам дарить. Зажрались, матушка!

Николай Иванович сказал это так, что Миле вмиг стало стыдно за себя, внуков и за всю молодежь в целом.

– Так что я тебя вызвал-то, – Николай Иванович откашлялся и отхлебнул из огромной бадьи, любовно названной им «малышкой».

«Плесни-ка в мою малышку кофейку, Верочка, – говорил шеф своему секретарю».

«Сколько вам налить, Николай Иванович?» – спрашивала добросовестная Верочка, справедливо думая, что в эту бадью спокойно помещается пол чайника.

«А ты что краев не видишь?»

– Так вот, – продолжил шеф, – мы решили, что готовы расширяться.

– Расширяться? – переспросила Мила.

– Да. Хватит нам сидеть в подполье, так сказать, пора покорять и столицу нашей Родины. Урал мы уже покорили, – хихикнул шеф.

Мила замерла.

– Мы открываем наш филиал в Москве! – торжественно провозгласил шеф. – И ты должна отправиться туда в ближайшие дни.

– Почему я? – изумилась Мила.

– Ты прекрасный специалист, молодая, активная, предприимчивая, умная. Именно ты должна будешь сформировать тамошний коллектив! Ну, как, ты согласна?

Мила молчала. Вот тот самый долгожданный шанс, которого она всегда ждала. Но увы…

– Николай Иванович, я не смогу.

– Глупости, – я видел, как ты работаешь, да и Клавдия Васильевна тебя рекомендовала.

– Клавдия Васильевна меня рекомендовала?! – изумилась Мила. – Да она же меня ненавидит! Ой, – Мила зажала рот руками, но все уже было сказано.

Шеф зычно расхохотался. Потом, немного успокоившись, он вытер выступившие на глаза слезы огромным носовым платком и сказал:

– Клавдия Васильевна у нас человек не простой, конечно, но справедливый. Да и профессионал она отличный. Сразу сказала, что ты, Милочка, прекрасная ей замена, и что отлично справишься с любой задачей. В том числе и с подбором коллектива в Москве!

– Это очень важно для меня, Николай Иванович, и я бы с удовольствием приняла ваше предложение. Собственно, я его и принимаю и готова ехать в Москву хоть завтра, но прежде просто обязана вам сказать.

Тут Мила запнулась, немного помолчала, посверлила мыском туфли турецкий ковер, и сказал: «Я беременна».

2.

– Спасибо вам, Вадим Андреевич, – сказала пожилая женщина, и крепко обняла Вадима.

– Не за что, – сдавленно ответил адвокат Антонов, и попытался высвободиться из пылких объятий пожилой, но все еще очень сильной дамы.

– Да как это не за что, я ведь уж и не надеялась, – всплеснула она руками, и на миг отпустила Вадима. Последний же, быстро сориентировался, и шагнул за стул, хрупкую, но все-таки преграду.

– Мария! – закричал он, и голос сорвался на верхней ноте.

Маша медленно приоткрыла дверь, но заходить не стала. Спасать начальника от назойливой любвеобильной старушке ей совсем не хотелось.

– Слушаю вас, Вадим Андреевич.

– Проводите, пожалуйста, нашу Зинаиду Петровну.

Маша нехотя шагнула в кабинет, и Вадим замер, как замирал последнюю неделю при появлении девушки. А все началось с того признания в машине. Маша сказала, что больше не будет его любить, а он промолчал. Промолчал как последний трус. Он корил себя за это жестокое молчание, и точно знал, что Маша, его добрая, умная, милая Маша считает его трусом и ничтожеством. Нет, конечно, он гладил ее по голове, пытался обнять, словно младшую сестру, но она отталкивала его руку. Ему было жалко ее, но ответить на чувства по-настоящему родного для него человека он не мог.

– А я не тороплюсь, – возвестила Зинаида Петровна.

– Зато я тороплюсь, – извиняющимся тоном произнес Вадим, ссориться с богатой клиенткой ему совершенно не хотелось, – понимаете, у меня назначена встреча через десять минут, – он картинно посмотрел на часы, – это очень важное, можно сказать государственное дело.

– Государственное? – глаза пожилой женщины округлились.

– Практически, – кивнул Вадим.

– Тогда идите, мой мальчик! – провозгласила женщина.

Вадима передернуло от слов «мой мальчик».

– Если этим делом занимаетесь вы, то я спокойна за будущее нашей страны! – она поднялась, словно огромная медуза сползла с итальянского кожаного дивана, и простерла к нему огромные руки. –