Собрание сочинений в 3 томах. Том 1 - Валентин Овечкин

На табор из станицы прибегали ребятишки, толклись там целыми днями, просили покатать их, бегали за плугами по бороздам, выбирали из земли дикую репку, наблюдали, как трактористы разбирают машины для текущего ремонта и что делают в развороченных внутренностях тракторов. Гайдуков не разрешал ребятам болтаться под ногами, но совсем не прогонял с табора, позволял им сидеть в отдалении, за чертой, обозначенной колышками, и делать оттуда критические замечания вроде: «Опять Васька Шляпин перетянул подшипники. Будет ему беда — упарится крутить», или: «Что-то Петро дюже часто становится на профилактику — и вчера стоял и сегодня опять разбирает задний мост».

— Пусть приучаются, — говорил Гайдуков. — Будущие инженеры.

Приходил часто к трактористам пожилой колхозник с лицом, изуродованным багровыми пятнами, будто от какой-то болезни, — слепой. Приходил, держась за плечо сынишки-поводыря, говорил густым басом, поворачивая лицо туда, где слышал голоса:

— Здорово, ребята! Ну как оно?

Садился на ступеньках вагона и сидел часами, покуривая трубку, слушая, что делается вокруг него.

Первый раз он пришел, когда бригада только выехала в степь, потом пришел, когда получили два новых трактора «СТЗ-НАТИ» на гусеничном ходу. Трактористы обедали в вагоне. Один вышел и увидел: слепой сидит на корточках подле новой машины, ощупывает ее всю руками — гусеницы, передачу, отстегнул капот мотора, ощупывает карбюратор, крышку цилиндров. Парень хотел было окликнуть слепого и спросить, чего он там ворожит, но Гайдуков остановил его:

— Ладно, пусть…

Подошел к слепому, усмехнувшись, сказал:

— Осматриваешь, Матвей Поликарпыч?

— Эге, — обернулся слепой на голос. — Значит, такой же, как и те, только на гусеницах… Мотор тот же, а силы, должно быть, прибыло. Да? Ловко придумано!

Не все ребята знали историю этого человека, хотя он был их станичником. Знали только, что он старый машинист, работал на мельницах и на молотилках и ослеп давно при аварии с локомобилем. В колхозе он жил на иждивении семьи, у него были взрослые дети. Звали слепого машиниста Бородуля Матвей Поликарпович.

Когда потеплело, Бородуля стал приходить к трактористам каждый день. Приходил, садился и слушал веселый гомон рабочего дня тракторной бригады, как ребята, звеня ведрами, перебрасываясь шутками по поводу очередного происшествия с Афоней Переверзевым, заправляют машины или настраивают плуги, как запускают моторы и разъезжаются по загонам или, если ночью прошел дождь и сыро пахать, разбирают тракторы и принимаются за «профилактику». Скучно, вероятно, было старику оставаться дома, когда вся семья уходила на работу. Был он здоров, силен, а к делу ни к какому не способен. Трактористы часто звали его помочь им покрутить трактор после подтяжки подшипников. Двое молодых, не хворых ребят, взявшись за обрубок железной трубы, надетый на пусковую рукоятку, с трудом срывали ее с места и прокручивали только вполоборота, а слепой Бородуля, один, без трубы, крутил мотор вкруговую, как веялку, и еще усмехался:

— Слабо подтянули!..

Гайдуков при разборке трактора подзывал старого машиниста, давал ему ощупывать разные детали, называл их, объяснял устройство системы зажигания и коробки скоростей — новое для Бородули, чего не было в локомобилях и нефтяных моторах, на которых он работал, и тот запоминал все с одного раза. Ребята говорили:

— Матвей Поликарпыч скоро сможет сдать экзамен по теории.

Но Бородуля был понятливым не только в теории. Однажды Гайдуков уехал по каким-то делам в МТС. В его отсутствие в машине Афони Переверзева застучал мотор. Афоня пригнал трактор к вагону и, заявив, что будет подтягивать подшипники, стал спускать масло из картера. Бородуля, пришедший как раз на табор, удивился: с чего бы это в машине, недавно вышедшей из ремонта, вдруг подшипники ослабли? Он попросил Афоню завести снова мотор, долго выслушивал работу коленчатого вала, приложив гаечный ключ к уху и к чугунному телу трактора, и сказал наконец:

— Это, парень, не подшипники. У подшипников другой стук. А это дребезжит, как жестянка. Мелочь какая-то.

Он ощупал снаружи весь мотор, провернул за ремень вентилятор, покачал шкивом вентилятора на валу.

— Почему шкивок болтается? Шпонка стерлась? Ну, вот оно и есть. Вынь шпонку, оберни ее прокладкой и забей потуже — только всего.

Афоня так и сделал: забил плотно шпонку, и стук прекратился. Рулевые долго потом смеялись над ним: как ему, зрячему, слепой «причину» в машине нашел. А Гайдуков при случае говаривал какому-нибудь нескладному парню, упускавшему смазку или терявшему в борозде пробки от баков:

— Может, посадить тебе на трактор в помощники Матвея Поликарпыча, чтоб доглядел за пробками?

И жаловался Бородуле:

— Вот наделили бригадкой! Полсезона не проработали, а по запасным частям уже перерасход. Бьют, ломают, теряют! Сидит и не слышит, что у него в машине делается, и назад не обернется — как оно там пашется, может, уже и плуг потерял. Куда там с ними до первенства! Скорее заработаешь себе чего-нибудь на шею такого, что и трудодней не хватит рассчитаться.

Однажды для Гайдукова выдался особенно несчастливый день. Афоня Переверзев, по обыкновению, заснул на машине и, подъезжая к табору, наехал на другой трактор, стоявший на заправке, — на один из новеньких «СТЗ-НАТИ», — помял ему радиатор и в своей машине свернул воздухоочиститель и топливный бак. Два трактора вышли из строя на несколько дней, ремонт и новые части влетят в копеечку! И в ту же ночь Митька Толоконцев совершил поступок, который нельзя было расценить иначе, как злостный прогул.

Толоконцев не отличался, подобно сопливому и вялому Афоне, женоненавистничеством. С некоторых пор он увлекся одной девушкой из колхоза «Завет Ленина», Маврой Волковой, или, как ее звали все, Мавочкой.

Сдав смену, Митька каждый вечер уходил в станицу и возвращался на табор к утру. Так продолжалось всю весну. Потом бригада переехала дальше километра на два, и Митьке пришлось больше работать в ночной смене. И вот стал парень приспосабливаться. Лишь только трактор выйдет на край загона к станице, где на верхней улице жила Мавочка, мотор начинает капризничать, чихать, машина не тянет плуг. Митька выключает скорость, глушит мотор, объявляет, что будет его чинить, и посылает своего прицепщика на табор за каким-то ключом, необходимым для устранения неполадок. Прицепщик идет — два километра туда, два обратно. Митька, выждав, пока прицепщик удалится, спускает немного теплой воды из радиатора, умывается и уходит в другую сторону, к станице, и исчезает там в густом саду Волковых. За несколько минут до возвращения прицепщика он появляется у трактора, возится там, продувает какие-то трубочки. Прицепщик приносит ключ, Митька берет его, примеривает к первой попавшейся гайке и швыряет оземь:

— Не тот! Я ж тебе говорил — семь восьмых! Чем ты слушал?

Опять прогулка в четыре километра, еще час простоя. Прицепщик спотыкается впотьмах по бороздам. Митька сидит в саду с Мавочкой. Возвращается прицепщик без ключа, злой: нету там такого! Но Митька уже достает его из инструментального ящика и ругается притворно сердито:

— Тьфу, будь ты проклят! А он здесь был, под паклей. Как я его не заметил!

Подкрутив какую-то гайку, которая и без того достаточно плотно сидела на своем месте, заводит мотор и едет к табору сдавать смену — уже и ночь прошла, рассветает.

Раз случилось такое с его трактором, другой раз случилось, потом, в ту несчастную ночь, когда и Афоня Переверзев набедокурил, прицепщик почуял неладное (на этот раз у Митьки отказал вентиляторный ремень, потребовался новый из запасных) и, придя на табор за ремнем, разбудил бригадира и высказал ему свои подозрения. Гайдуков немедля сел на велосипед и покатил по гладкому, освещенному полной луной шоссе к станице, где стоял трактор. Митька не рассчитал времени и не успел вернуться к трактору. Как предполагал прицепщик, так и вышло: Гайдуков нашел его в саду Волковых. Вентиляторный ремень оказался в порядке, машина была на полном ходу. Пойманному с поличным парню оставалось лишь чистосердечно признаться, что и раньше поломок не было, просто хитрил. Подсчитали: часов пятнадцать за четыре ночи простоял трактор.

В довершение всего утром рулевой Роман Сорокин, разворачиваясь на шляху, зацепил плугом телеграфный столб и вывернул его «с корнем» — оборвал междугородную линию. Можно было ожидать, что и этот случай, с соответствующими карикатурами: «Берегись, столбы и заборы, — гайдуковцы едут!» — будет описан в эмтээсовской многотиражке и пойдет по тракторным бригадам людям на потеху.

Гайдуков лютовал, ходил мрачный как туча. Отправил в ремонтную мастерскую Афонины «трофеи» — искалеченный радиатор и воздухоочиститель, написал директору докладную записку о Толоконцеве. Два аварийных трактора стояли на таборе разобранными. Гайдуков на них и не глядел. Стоять им так дня три, пока в заваленной работой мастерской дойдет очередь до его заказа. А майский пар, который пахала бригада, тем временем превращался уже в июньский.