Слезы Рублевки - Кирилл Казанцев

— Да знаю я его. Не в том дело. Он без процессуального оформления вообще ничего сделать не сможет. А для тебя это означает только одно: через пятнадцать минут после начала оформления дела карточка твоя будет пересылаться для изучения киллеру.

Еще помолчали.

Да-а… Виктор уже начинал жалеть, что занялся поисками компромата на Владимирского. Планировал попугать в ответ, немного крови попортить… А тут вон какие дела вылезают… С бандитами знается наш Борис Семеныч. Да не с простыми — элитарными! Которые рэкетом и похищениями бо-ольших людей занимаются! Очень расстроен будет президент «Бакойла», узнав, кто в конечном итоге «наварился» на похищении его заместителя. И вряд ли станет держать свое расстройство при себе…

— Ладно, — сказал он, тоже переворачиваясь на живот. — Колись, «пес войны». Какую схему предложишь, чтобы вспучилось дело?

Тихон внимательно смотрел на него светлыми глазами.

Потом зашептал тяжело, трудно — неудобно было, но, видно, нарочно принял такую позу «казак для деликатных поручений»:

— Пойдем-ка окунемся с тобой… после парку-то — самый ништяк! Только тихо…

Виктор удивился внутренне. От кого тут-то, на своей заимке, хоронился его старый друг? От жены своей? Но привкус опасности уже начал чувствовать и сам.

Тихон бабахнул дверью так, что она едва не слетела с петель. И с веселым гиканьем — словно ни о чем они и не шептались, а бурно парились, теша себя веничками, — ухнул в темную стоячую воду пустого пруда.

Виктор прыгнул за ним. Ни возле баньки, ни вообще во дворе не было никого. Даже ничьей тени. Лишь в окне дома мелькнуло белое — Кира, жена Тихона, готовила им заказанную лосятину.

Отфыркиваясь, словно морж, казак проплыл до другого берега пруда — убедиться хотел, что ли, что и там никого нет? Затем вернулся баттерфляем — плавать он умел блестяще. И кивнул Виктору на баньку — пошли, мол.

Плеснув парку, наддав веничком, он словно забыл о продолжении разговора. Серебряков не торопил. К манерам друга он давно привык — еще в армии. Знал, что сейчас Тихон как раз обдумывает, что и как сказать.

— У тебя за границей есть концы какие в полиции? — неожиданно спросил он.

Виктор задумался. В полиции? Нет, пожалуй, если не считать штрафов, что он иногда оплачивал, когда на немецком автобане его «пеленговала» вспышка фотокамеры. Но превышение скорости — неподходящий повод, чтобы завести знакомства с полицейскими. Разве что Наталью спросить?

— Значит, нет, — констатировал Тихон. — И через журналюг действовать ни к чему. Звона, конечно, получится много… Но нам-то именно процессуальные действия нужны… Чтобы не канули бумахки в яму выгребную… В общем, так, — продолжил он еще через полминуты. — У банкира твоего под Мюнхеном бывшая жена живет. Ненавидит его люто. Но сама в драку не кинется. Даже защищать его будет. Потому как на полном от него пансионе существует. А вот если полиция у нее эти бумахки найдет… Не все, но самые преспективные…

Так и сказал: «преспективные».

— Да чтобы она еще от них отнекивалась да открещивалась… Да мужика своего защищала, хотя и известно об их трениях…

В общем, Витька, сумма с тебя будет в сорок тысяч. Причем фунтов. Причем фунтами. Заедет на них в Германию один человечек… Хороший. Ваххабит, умаровец. Ох, давно я хотел… ну ладно, замнем. Да и всего остального тебе знать не надо. Просто возьмет немецкая полиция двух паков. Прямо на квартире старушки. А среди награбленного случайно окажутся интересные русские бумахки. А уж будут за них вербовать твоего приятеля или ход им дадут в рамках борьбы с терроризмом — то нам неважно. Есть внимательные люди, проследят и за тем, и за тем…

Тихон откинулся на спину.

— Кстати, — произнес он, жмурясь. — Ты Наталье своей рассказываешь ле?

«Ле» — это было его фирменным. Вместо частицы «ли». Любил этот во многом таинственный, даже для своего прежнего близкого друга Серебрякова, человек играть простого казачка Тишку. Ох, любил!..

— В смысле? — напрягся Виктор.

— Ну, о делах своих, о бизнесе…

— Что я, идиот? Не больше, чем любому гражданскому. Разве что прочел ей лекцию про историю производства да пару баек отраслевых рассказал…

О том, что только что хотел поспрашивать у нее относительно выходов на германскую полицию, счел за лучшее не говорить.

— Вот и не расслабляйся, — посоветовал Тихон, все так же отстраненно жмурясь. — И про наши здешние темы — даже и думать забудь. Чтобы блеском глаз себя не выдать…

— Ты, Тишка, меру-то знай, — пожестчал Серебряков. — Это мои личные дела, никого не касаются!

— Оказалось, касаются, — пробормотал казак, окончательно впадая в дрему. — Наташка твоя, оказывается, в лепших подружках у Лариски ходит. Новой жены твоего Владимирского. Много лет. Приблуда она, Наташка эта. Засланная.

И на Серебрякова в упор глянули светлые, стальные глаза…

Виктору казалось, что это было в реальности. Он в каком-то тропическом далеке. Катер и девушка. И никого вокруг. Только глаза девушки, ее улыбка, ее любовь. Ничего, только любовь глазами через глаза. Любовь глаз. Остро казалось, что это было в реальности. В жизни. Но он, конечно, знал, что это был лишь сон. Непонятный сон мальчишки, который и представления не имел о любви, о девушках, о том, как это на самом деле соединяется в одно звенящее целое.

И однажды сон вернулся. Он снова увидел ее. На том же катере-кораблике. Около того же острова с зеленью. И он вновь оказался рядом с ней. И они наконец сказали друг другу что-то о своей любви. Любви, которая продлилась так долго — ведь ему уже стало за тридцать.

Он почти забыл и этот сон. Но тот вернулся в третий раз. Теперь Виктор сам искал ее. Помня о кораблике и острове с зеленью, он взял в турфирме билет на какой-то из тропических курортов. Он обошел почти все катера. И яхты. Но нашел, лишь когда оказался на борту какого-то экскурсионного пароходика. Она сидела здесь. Девушка из его сна. Совсем не постаревшая. Та же девушка. И он не сразу понял, что это — она. Та самая.

Как пьяный, чуть ли не заплетаясь в собственных ногах, он подошел к ней. Сел за столик напротив. Положив голову на кулаки, долго смотрел на нее. Она засмеялась, тоже положила голову на кулаки и тоже стала глядеть на него. Глаза ее снова лучились. В них была любовь.

Потом они заговорили. По-немецки. Она, оказалось, на нем говорила, а он вдруг вспомнил язык, забытый едва ли не со школы.

Они болтали без умолку. Он знал, что это сон. Но в то же время это была реальность. Он счастливо вернулся в реальности в то, что когда-то видел во сне. Но потом девушка заплакала.

— Зачем ты так надолго бросил меня? — спросила она.

Он понимал, что так не бывает, что это невозможно. Не исключено, что та же девушка из сна может воплотиться в какой-то образ вживе, и этот образ можно встретить в жизни. Пусть наполовину самовнушенный. Но чтобы эта встреченная девушка вспомнила то же, что было с ним в детском сне… Ведь это же не сон, это реальность!

Он удивлялся, а девушка плакала, тонко и горько.

Кто-то из пассажиров сделал им замечание. Не отрывая взгляда от нее, он грубо, по-русски послал его. Тот вызвал стюарда. Уже вместе они начали что-то говорить ему и ей. Но между ними двумя происходило что-то великое, и он снова послал их, продолжая смотреть на нее.

Тогда эти посторонние попытались повысить голос, и он на них оглянулся. Что было в его взгляде, неизвестно, но они вызвали полицию. Полицейские силой попытались оттащить его от девушки.

Ох, как он их бил, как он их метелил! И он с ними справился. А когда повыкидывал с судна всех, кто только пробовал сопротивляться, и оглянулся на нее… ее уже не было. И только тогда он узнал. Это была Настя…

И Виктор проснулся. А Насти не было.

Глава 7

— …Что мне делать, Антон?!

Обычно разговор двух супругов после вскрытия измены превращается в поток взаимных обвинений. Причем строятся они не на базе здравого рассудка — о чем уж тут говорить в таких условиях! Нет, бал правит обида. Ощущение предательства. «Нож в спину» — только так можно описать это состояние. Конструктив, разумеется, при этом никак не выстраивается.

А главное — не обижаться надо, а понять! Понять, почему тебе изменили. Чего партнеру не хватало в тебе. Чего ты, будучи верным и любящим партнером, не смог или не смогла дать своей половине и что он решил добрать на стороне. В этом суть.

Конечно, сама Анастасия пока что не собиралась «его понимать»… но она явно не хотела его терять, своего Виктора.

— Настенька, во-первых, сначала нужно успокоиться.

— Как он мог! Он же врал мне. Он… он предал меня! Ненавижу! И черт с ним! Пусть катится к своей шалаве!

— Настя, это не выход, — я постарался сделать тон как можно более мягким. — Ну, «укатится» он к шалаве. И она будет владеть тем, что дорого вам. Вашим она владеть будет! Вам это надо? А она — она того заслужила, чтобы пользоваться вашим достоянием? Поэтому в ваших интересах — защитить свое. Даже отобрать обратно. Немцы вон в войну Сталинград почти взяли. А сказано было: «За Волгой для нас земли нет!» — и где те немцы? Замерзшие и голодные в плен попали. Отчего бы вам не сделать то же с вашей соперницей? Представляете, какое это удовольствие — вывести ее с поднятыми руками из души мужа? На лед Волги, фигурально говоря. И…