В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса - Мартин Писториус

– Здесь так спокойно, – всегда говорила моя мать, отвозя меня туда.

Когда мы входили в это здание, спокойные ноты мелодий Вивальди или Моцарта обычно доносились из спрятавшейся где-то колонки, и я поднимал взгляд на мать, умоляя, чтобы она поняла, что скрывается за этой музыкой.

Вот почему, когда я ее слышу, я со свистом уношусь обратно в прошлое. Или вижу машину, которая напоминает мне ту, на которой ездила женщина, причинявшая мне боль, – и вот я уже снова там: сердце бьется как сумасшедшее, на коже выступает холодный пот, и я задыхаюсь.

Когда подобное происходит, кажется, никто этого не замечает. Неужели я действительно научился так хорошо скрывать свои чувства, что могу спрятать от чужих глаз даже кромешный ужас? Не понимаю, как это возможно, но как-то получается. Я остаюсь совершенно один, пытаясь вернуть себя в настоящее, напоминая себе, что прошлое осталось позади.

Лежу в постели, и сердце начинает успокаиваться. Мне нужно снова уснуть, как бы я ни боялся, что меня вновь отошлют в тот мир, который я изо всех сил пытаюсь забыть. Завтра на работе мне нужно быть сообразительным и бдительным. Не могу позволить тому, что было прежде, уничтожить эту возможность. Не могу позволить ему утянуть меня вниз.

Закрываю глаза, но по-прежнему вижу ее лицо.

27: Вечеринка

Девушка стоит передо мною, покачивается. Взгляд ее затуманен, она улыбается.

– Ты красивый, – нараспев говорит она. – Я буду с тобой флиртовать.

Из колонок грохочет музыка. Ее ритм – как удары молота, и в комнате полно незнакомых мне студентов. Я на вечеринке в университетском кампусе вместе с Эрикой и ее друзьями, с которыми она меня познакомила. Их зовут Дэвид и Иветт.

Мне до сих пор не очень-то верится, что я здесь. Тема вечеринки – «джунгли», и меня нарядили как короля джунглей, надев на голову корону из банановых листьев. Я даже впервые в жизни попробовал алкоголь: меня столько раз спрашивали, что я буду пить, что я попросил Эрику принести мне ром с колой.

– Ну, как тебе? – спросила она с улыбкой, и я сделал глоток.

Напиток наполнил мой рот, в носу защекотало. Он был крепким и пряным. Вкус мне не понравился. Я неискренне улыбнулся Эрике. Она была одета в саронг, на шее у нее висела игрушечная обезьянка, которую Эрика звала Морисом. Я наклонил голову, чтобы допить напиток. Мне хотелось как можно быстрее отделаться от этой странной на вкус смеси.

– Пей понемножку! – воскликнула Эрика и рассмеялась.

Я сделал еще один большой глоток напитка, торопясь проглотить его поскорее.

– И почему я не принесла тебе чистой колы? – вздохнула Эрика.

Я улыбнулся ей, а потом она исчезла в толпе, и я задумался, сможет ли она найти обратную дорогу ко мне и станет ли кто-нибудь другой разговаривать со мной. Моя алфавитная доска в полной готовности лежала у меня на коленях, но я не был уверен, что кто-то вообще обратит на меня внимание, потому что в комнате было полным-полно народу. А потом меня отыскала та девушка, которая теперь стоит, покачиваясь, передо мной.

– Кто ты по гороскопу? – спрашивает она, наклоняясь ко мне.

Она одета в золотое платьице, ее голова украшена крылышками бабочек. У нее темные волосы, улыбка обнажает крупные белые зубы. Она хорошенькая, и у нее чудесные глаза.

– «К-а-з-и-р-о-к», – поочередно указываю я пальцем буквы на своей доске.

– Чего-чего?

– «К-а-з-и-р…»

– А! Ты имеешь в виду – Козерог?

Я киваю. С грамотностью у меня по-прежнему плохо. Людям приходится творчески мыслить, если они хотят разговаривать со мной.

– Ну, тогда никакого смысла, – говорит девушка. – Я – Весы.

Что она имеет в виду? Я смотрю на девушку и думаю, что бы мне такое сказать. Она пьяна. Почему она разговаривает со мной об астрологии? Может быть, это просто что-то вроде светской беседы, которой я должен заполнить паузу, прежде чем пригласить ее на свидание? Я ничего не знаю о том, как мужчины и женщины ведут себя друг с другом. Все, что я видел, – это сюжеты телесериалов или подсмотренные мгновения жизни других людей.

Но постепенно я обнаруживаю, что разговаривать с женщинами любым иным способом, кроме как по-дружески, – это все равно что общаться на языке, о самом существовании которого я с трудом догадываюсь, не говоря уже о владении им. Вот, например, эта девушка, стоящая передо мной, – она сейчас действительно флиртует, как и обещала?

Конечно, в моем распоряжении есть слова для бесед с женщинами – словесная механика секса и отношений, которую мы с мамой включили в мои словарные таблицы. Мы неизбежно должны были добраться до темы, где остается всего один короткий шаг от таких слов, как «объятия» и «поцелуй». И хотя именно моей матери пришлось дать мне этот новый словарь, я понимал, что он мне нужен, потому что тема секса занимает меня не меньше, чем любого мужчину старше 20 лет. Может быть, люди думают, что такие, как я, – кастраты, но это не так.

Еще в самом начале моего возвращения в сознание я отсчитывал время, дожидаясь очередного показа французского телесериала по уик-эндам, потому что знал, что увижу в нем женщин, одетых в корсеты настолько тугие, что из них едва не вываливалась грудь. Это зрелище заставило меня осознать чувства, которых у меня прежде не было, и они мне нравились. Тогда мое сексуальное осознание подсказало мне, что я не полностью умер. С тех пор как научился общаться, я стал думать об этом еще чаще, и начинаю надеяться, что когда-нибудь какой-нибудь женщине, возможно, захочется быть со мной.

– С чего бы нам начать? – своим самым решительным голосом произнесла мама, когда мы уселись строить новую словарную таблицу. – С эрекции?

Что ж, по крайней мере это ей не пришлось мне объяснять. Эрекции у меня случались, как и у всех остальных.

– Влагалище.

В объяснении этого слова тоже не было необходимости. Я между делом уже слышал большинство слов, касающихся этой темы.

Но я мог бы поклясться, что мамин голос звучит все громче, и молился о том, чтобы Дэвид не услышал, чем мы заняты.

– Оргазм! – восклицает мама.

– Эякуляция.

– Сперма.

Мое лицо багровеет, и я машу рукой, умоляя маму остановиться.

– Нет, Мартин! – говорит она. – Тебе нужно все это знать. Это важно.

Казалось, время застыло, пока мама продолжала озвучивать слова из сексуального словаря. С каждой проходящей секундой мне все сильнее хотелось, чтобы она остановилась; все во мне восставало против того, что я сделался невольным заложником ее желания позаботиться о моей полной информированности. Только когда мама наконец решила, что сказанного достаточно, я смог попросить ее хорошенько запрятать эту таблицу среди остальных – в таком месте, где только я смог бы ее найти.