В стране драконов. Удивительная жизнь Мартина Писториуса - Мартин Писториус

Я в ужасе. Что мне говорить? Что мне делать? Я сижу в своем кресле в задних рядах лекционного зала, надеясь остаться незамеченным, и испускаю вздох облегчения, когда начинается лекция. За ней следует перерыв на чай. Я понимаю, что, если я решу присоединиться к остальным, кому-то придется катить мою коляску, сунуть в кружку соломинку и поставить ее достаточно близко к моему лицу, чтобы я мог пить. Именно поэтому, когда одна из студенток спрашивает, буду ли я пить чай, я говорю ей, что предпочту остаться на месте. Я боюсь принять это предложение – не хочу обременять кого-то или навязывать свое присутствие людям, которых не знаю.

Однако, сидя в зале и наблюдая за людьми, которые проходят мимо меня, смеются и болтают, я понимаю, что мое сопротивление бессмысленно. Мне всегда будет нужна помощь других людей, чтобы ориентироваться в так называемом реальном мире – передвигаться, открывать двери, есть, пить и ходить в туалет. Ничего из этого я не могу сделать сам, поэтому, если незнакомый человек хочет открыть передо мной дверь, я должен ему улыбнуться; если кто-то предлагает поднять меня вверх по лестнице, мне следует принять эту помощь, даже если не желаю ее. Только тогда, когда я начну позволять незнакомым людям помогать мне, я смогу выходить за пределы того ограниченного мирка, где родители всегда со мной и все мне знакомо. По мере того как кокон, в котором я прятался так долго, начинает раскрываться, я должен учиться новым способам поведения.

– Мартин?

Я поднимаю голову и вижу Мичел, женщину-логопеда из коммуникационного центра, с которой познакомился на семинаре в прошлом месяце.

– Хочешь, я отвезу тебя в буфет и мы попьем чаю? – спрашивает она.

Мичел улыбается. Меня охватывает чувство облегчения. Я кликаю по единственному символу:

– «Спасибо».

23: Предложение, от которого невозможно отказаться

Очевидно, я – научный раритет. Как какой-нибудь говорящий попугай или мартышка, я представляю интерес для исследователей. Отчасти потому, что я одновременно и начинающий пользователь ААК, и молодой взрослый, что несколько необычно. Большинство людей, которые учатся общаться с помощью ААК, – это либо дети, которые родились с проблемами вроде церебрального паралича, аутизма или какого-либо генетического расстройства, либо пожилые, которые лишились дара речи в результате болезней, например инсульта или заболеваний двигательных нейронов. Такие, как я, лишившиеся речи в сознательном молодом возрасте, встречаются реже. Но гораздо значимее тот факт, что я многому научился очень быстро и к тому же самостоятельно учусь читать и писать – вот это действительно новость, потому что большинство пользователей ААК так и не овладевают грамотностью. Поэтому студенты и собрались, чтобы послушать мою речь, в последний день курса занятий.

– Временами приспосабливаться к моей новой жизни трудно и довольно страшно, – говорю я им. – Я многого не знаю и порой чувствую себя совершенно растерянным. Подниматься по лестнице обучения нелегко, но все с поразительной быстротой меняется к лучшему.

Когда студенты после моей речи выстраиваются в очередь, чтобы поздравить меня, я чувствую, что мне приятно находиться среди них. Люди моего возраста кажутся настолько яркими, как будто их, с их широкими улыбками и громкими голосами, нарисовали всеми цветами радуги. По такому случаю я решил отказаться от ношения слюнявчика и теперь больше похожу на них.

– Вы были великолепны! – слышу голос с американским акцентом.

Эрика – студентка, с которой я познакомился на этой неделе в то утро, когда мама поехала в магазин, а Мичел отвезла меня в чайный буфет. Принеся мне кружку, Мичел отвлеклась, а я сидел и смотрел на нее, понимая, что не смогу попить чаю, поскольку она забыла дать мне соломинку.

– Вам что-нибудь нужно? – произнес чей-то голос.

Я повернул голову и увидел девушку примерно моего возраста. У нее были короткие светлые волосы, энергия так и плескалась из нее. Я махнул рукой сверху вниз.

– Это у вас в сумке?

Она наклонилась, отыскала соломинку и вставила ее в мою кружку.

– Меня зовут Эрика, – представилась она. – Вы не будете против, если я к вам присоединюсь?

Мне понравилась ее прямота. Эрика рассказала мне, что приехала в ЮАР на 10 месяцев из своего университета в Америке, где училась на логопеда; сейчас она учится в аспирантуре в Южной Африке. Я восхищался тем, как она разговаривает со мной – обо всем и о чем угодно. Не так уж часто люди беседуют со мной с подобной легкостью.

– Мне здесь не холодно даже в середине зимы! – посмеиваясь, говорила Эрика. – Я так привыкла в Висконсине к суровым зимам, что здешняя зима для меня – пустяк. Не могу поверить, что кто-то может мерзнуть, когда мне хочется раздеться до футболки.

Мы с ней разговаривали до конца перерыва, а потом Эрика отвезла меня обратно в лекционный зал.

– Было приятно поговорить с вами, Мартин, – сказала она.

Начиная с того дня мы иногда разговаривали с ней, и вот сейчас Эрика вновь мне улыбается. На ее лице появляется озорное выражение, когда она наклоняется ко мне.

– Я решила, что нам нужно стать друзьями, – говорит она.

Она наклоняется еще ближе, чтобы никто больше нас не услышал.

– Но только одно условие: никаких родителей.

Я улыбаюсь Эрике, даю ей адрес своей электронной почты, и она отходит поговорить с кем-то еще, а ко мне приближается профессор Алант.

– Я хотела бы поговорить с вами, если возможно, Мартин, – говорит она. – Наедине, хорошо?

Должно быть, на лице у меня не менее удивленное выражение, чем у моей мамы. Я не так уж часто разговариваю один на один с незнакомыми людьми. Но профессор Алант выглядит решительно, садясь со мной рядом, и моя мать оставляет нас вдвоем.

– Нам всем было очень приятно ваше общество на этой неделе, – говорит она. – Вам понравилось здесь?

Я киваю.

– Я рада, потому что ваш опыт как пользователя ААК бесценен, и на нас произвело огромное впечатление и то, сколько усердного труда вы в это вкладываете, и изумительные результаты, которых вы достигли, – продолжает она. – Вот о чем я и хочу с вами поговорить: ваша мать сказала мне, что вы занимаетесь волонтерской офисной работой один день в неделю, и, очевидно, вам это очень нравится; не согласитесь ли вы попробовать поработать и здесь? Я хотела бы посмотреть, как пойдут дела, если вы будете работать одно утро в неделю в течение следующего месяца, а потом мы сможем обсудить возможность чего-то более постоянного. Как вам такая идея?

Я недоверчиво смотрю на профессора Алант. Я слишком удивлен, чтобы смотреть на экран компьютера, не говоря уже о том, чтобы программировать ответ. Мой мир не просто раскрывается – он взрывается.