Похожая на человека и удивительная - Наталия Терентьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И тут же забывают про капусту в бороде.
– Это кто как! – засмеялся Климов. – Генная память – страшная вещь. Ладно. А насчет меня… Ведь в вашей воле – как повернуть. Можете написать о сломанной судьбе космонавта-неудачника, даже точнее – дублера-космонавта, под старость лет осевшего на пенсии в захолустном городке, из которого все бегут. А можно…
– А можно написать, – продолжила я, – как человек не сломался от всех неудач, живет в чудесном бревенчатом доме на берегу прекрасного озера – мечта многих москвичей. Смотрит каждый день на закаты, думает в этой связи о вечном, пишет неплохие картины и не мучается, не мается, не суетится. Не стоит в пробках, не платит проценты по кредитам, готовит к обеду печеного гуся, ожидая гостей, и перед сном читает что-нибудь из русской классики. И… еще, возможно, и сам пишет что-то.
Сама не знаю, почему сейчас я это сказала. Я увидела, как улыбнулся Климов.
– Да? Правда? И что же вы пишете? Фантастические повести? О других планетах и мирах?
– О том, как два космонавта заблудились на планете, населенной гуманоидами. Вот представьте, нет. Вся философия этого написана Стругацкими, мне добавить нечего.
Я внимательно смотрела на Климова и, наконец, поняла, чего же ему не хватает. Небольшой округлой бородки, аккуратной, с легкой сединой. Не той, в которой застревают во время необузданных трапез и возлияний крошки. А бородки настоящего сказочника, пишущего для детей хорошие, добрые книжки.
– Правильно, сказки, – кивнул Климов.
– Вы публиковали их?
– Пока нет.
– А можно мне взглянуть?
Я, кажется, даже не успела подумать, правильно ли я делаю, что прошу у него почитать сказки. А вдруг они окажутся слабыми и неинтересными? Ведь я не возьму на себя такого права сказать ему об этом.
– Я читал их соседским детям, – ответил мне Климов и одним движением пододвинул ко мне ноутбук, стоявший на другом конце большого стола, за которым я сразу нашла какое-то очень удобное место. – Они-то и подтолкнули меня писать дальше. Не уроните свой диктофон. Требуют и требуют продолжения. Я не обольщаюсь, они ничего практически не читают, для них в новинку. Но… Вы не поверите, мне самому нравится читать то, что я написал давно и уже забыл.
«А то! – подумала я. – Неужели найдется поэт или прозаик, который откажется снова и снова читать им же самим и написанное? И каждый раз, как в первый».
– Но вы совсем не злая, – ответил мне на мои мысли Климов. – Просто у вас так мозги устроены – вы умны и насмешливы.
Нет, к этому, наверно, нельзя привыкнуть. Или придется очень долго привыкать…
– Мне нравится ход ваших мыслей, – улыбнулся Климов. – Читайте, милая Лика. Остано´витесь, когда станет скучно.
Глава 21
Я вышла в сад, села на большие деревянные качели и стала читать. Я читала до самого обеда. Улыбалась, смеялась и разве что не всплакнула над приключениями и маленькими бедами чудесного лягушонка и его друзей – кузнечиков, бабочек, светлячков. Я давно не читала такой замечательной прозы – легкой, воздушной по слогу, увлекательной и остроумной. Я почему-то сразу представила себе Женю Апухтина с этой книжкой. Может быть, она бы отвлекла мальчика от его страхов? От дядьки, проходящего сквозь стены, поджидающего Женю под лестницей…
– Очень интересно, – совершенно искренне сказала я Климову, вернувшись в дом. – У вас просто талант. Неужели вы раньше ничего такого не писали?
– Ничего вообще не писал. Как вернулся к жизни после клинической смерти, сразу начал писать.
Он сказал об этом так просто. Вот и объяснение слишком ранней пенсии. Черт, в который раз сегодня я пожалела о том, что я журналистка. Ведь я должна об этом написать. Какой заманчивый поворот… Возвращение космонавта с того света – да сразу в писатели!
– Не пишите, – пожал плечами Климов.
– А вот вам почему хочется, чтобы о вас написали? – вдруг прямо задала я ему свой обычный хамский вопрос, но не Климова бы им припирать к стенке.
– Мне? – крупный человек растерянно развел руками. – Да у меня и в мыслях этого не было. Мне позвонил старый друг, поговорили о том о сем, он имеет сейчас отношение к телевидению. Вот он и предложил какую-то статью или передачу… А я согласился. Возможно, я был неправ. С другой стороны, я не увидел бы вас.
– Романтично, – кивнула я. – Давайте обедать. И прогуляемся, если можно. Я бы хотела посмотреть ваш город. А домой поеду очень поздно, когда схлынет поток машин.
– Оставайтесь до завтра, – спокойно предложил Климов.
Я посмотрела на него и еще раз подумала, что с бородкой он был бы точно образцовым детским писателем.
– А без бороды никак? – усмехнулся он.
– Почему? Я же вам сказала. То, что вы пишете, – отлично и прекрасно. Это нужно как можно быстрее опубликовать в хорошем издательстве. Только надо бы найти художника. Хотя… Вы сами не пробовали нарисовать иллюстрации?
Климов кивнул куда-то за мою спину. Я обернулась. Надо же. В таком крупном человеке, полжизни проведшем на тренажерах, готовившемся и так и не полетевшем, как я понимаю, в космос, живет абсолютный ребенок. А кто же, кроме маленького мальчика, мог вылепить и раскрасить все эти фигурки? Вот сам лягушонок, вот его подружка, вот паучок, сломавший сразу три ножки…
– А вот и их приключения… – он достал тонкий альбом для рисования и протянул мне.
Я рассматривала аккуратно сделанные рисунки и только диву давалась. Это целый прекрасный, волшебный мир, который откуда-то возник в голове у стоящего передо мной человека.
– Немножко не в той последовательности, – ответил мне Климов.
Кажется, я стала привыкать, что вовсе не обязательно произносить вслух то, о чем я думаю.
– Видите, а вы боялись, что на это уйдут годы, – ответил на мелькнувшую у меня мысль Климов. – Нет, мир не возникает в голове. Это как-то иначе. Ощущение, что я просто заглянул в небольшое окошко, которое открылось почему-то именно для меня. Что этот мир существует в реальности, что я не написал и сотой доли того, что там происходит. Написал лишь то, очевидцем чего сам оказался… Это звучит странно?
– Да нет, – пожала я плечами. – В меру. Возможно, так и пишутся хорошие книги – приоткрывается окно в неведомый мир, все, что успеешь увидеть и услышать, записывается.
– И придумывать ничего не надо, – на полном серьезе согласился со мной Климов. – Обед, милая Лика. Потом чай с плюшками и прогулка по древнерусскому городу, обнищавшему, но прелестному, наполненному тенями прошлого, старыми домами, если повезет – и колокольным звоном… Подходит?
Я никак не могла понять, что же мне больше всего нравится в этом человеке. Его интеллект, сравнимый с моим, – приятно и неожиданно? Его невероятная для образованного человека, прожившего бо´льшую часть жизни в большом городе, простота? Его спокойное и, надо признать, интересное и благородное лицо? Или же его крупная, чуть раздобревшая, но еще вполне подтянутая фигура?
– Тренажер стоит за домом, – кивнул, не оборачиваясь от плиты, Климов. – Не могу не тренироваться. За годы это стало моей сущностью.
Или вот эта почти что фантастическая способность понимать без слов то, о чем я думаю. Как, однако, трудно было бы жить с этим человеком – не подумать ни о чем плохом…
– Не поверю, что у вас бывают дурные мысли, милая Лика, – проворковал Климов, накладывая мне на большую и вполне европейскую тарелку из полупрозрачного стекла хороший кусок сочного гуся с золотистой корочкой и несколько ложек гречневой каши. – Вряд ли вы съедите даже это, судя по вашей комплекции.
– Я постараюсь, – пообещала я, любуясь им и особенно не скрывая этого ни от него, ни от себя.
Как хорошо, что иногда вот так останавливается время. Отходят куда-то все проблемы – и суетные, и реальные, перестаешь нервно смотреть на часы и перебирать в голове пункты еще не сделанного на сегодня «Это успею, это вряд ли, это должна – кровь из носу, тут навру, что не успела, там навру, что очень хотела прийти, да здесь задержали…».
Время останавливается – его нет. Я не могла бы сказать, сколько времени прошло с тех пор, как я переступила порог этого дома. Час? Два? Может быть, четыре? Или даже больше? Судя по аппетиту, с которым я ела, около того.
Чего-то очень важного мы не знаем, наверно, о том мире, в котором живем. Например, почему в разных местах рождаются очень похожие люди – не внешне, внутренне. Гораздо более похожие, чем родственники по крови.
Сейчас у меня было ощущение, что я знаю Климова давно, всю жизнь или даже больше. Мы ни о чем толком не поговорили. Он ничего не знает обо мне – то есть о реальных фактах моей биографии, от которых никуда не деться. Ведь они – это отчасти я. Но лишь отчасти. Конечно, важно, где я училась. Важно, что жила с отчимом и бегала к отцу. Посмотреть, как он работает, послушать его рассказы о своем детстве, просто постоять рядом, пока он серьезно и сосредоточенно прикрепляет два проводка к какому-то хитроумному прибору…