Игра в прятки - Клэр Сэмбрук

А потом… я и представить себе не мог, что мать Кэла может так быстро бегать. Она опустилась на землю рядом с сыном. Босая, на таком-то морозе. Отец Кэла подлетел следом, все еще в своей дурацкой дутой куртке. Мать Кэла подняла глаза — на меня или на его отца, не знаю.

Губы ее прошептали: «Теперь ты доволен?»

Казалось, все, кроме Кэла, выдыхали пар.

Прошло много дней, прежде чем я узнал, что Кэл не умер. Но тогда у меня уже были новые проблемы.

— Выпей сока, — попросила мама тридцать первого декабря. — Специально для тебя приготовила.

Сок был немного горький, но я все равно его выпил. Жалко все-таки, старалась.

Она забрала стакан и прижала меня к себе.

— Гарри, прости. — Мама вся сияла. Сегодня она накрасилась и надела черный костюм, красивый такой, и ей даже впору.

На ней был чистый черный костюм. Она даже накрасилась.

— Прости меня, сынок. Я испортила тебе Рождество.

Она села на кровать, взяла мои руки в свои. Ладони у нее были влажными.

— Поверь, скоро все станет лучше. Я обещаю тебе. Очень скоро.

Она поцеловала меня в волосы.

— Пожелай мне удачи. — Она не сказала в чем.

— Удачи, мам.

Она вновь обняла меня.

— Сегодня ты будешь крепко спать, — сказала мама.

Странно. Обычно она просто говорит «спокойной ночи».

Мы, наверное, ехали по замерзшему перепаханному полю. Так сильно трясло машину.

Я с силой выдохнул, сбросив с лица карты. Одной рукой я уперся в потолок, другой в пол, чтобы меня не швыряло, как Дэниэла.

Бум. Дэн взлетел вверх и опять ударился головой. Разбил лицо в кровь, бедняжка.

Лопата упала. Теперь она уже не блестела, как прежде, она была вся в грязи.

Мотор загудел с натугой. Похоже, шофер никак не мог выровнять руль.

Я думал. Я вправду думал. У меня получалось. Страх и еще какое-то ужасное чувство чуточку отступили. То чувство, что я должен что-то делать. Может быть, я и смогу что-то сделать. По крайней мере, стоит попытаться.

Бум! Зашуршали черные мешки для мусора, разлетелись в стороны. Из двери дохнуло ледяным ветром. Открыл! Пока только щелочка, но я ее подтолкну.

Бум! Дэниэл повалился на меня. Я схватил его за руку.

Хрясь, хрясь, хрясь по двери ногой.

Еще разок — и откроется.

Я распахнул глаза. Проснулся.

Мама. Как в тумане. То появляется, то исчезает. Пальцы Дэна выскользнули из моей руки.

Я попытался поднять голову. Внутри перекатывались холодные звенящие металлические шарики. В окно струился солнечный свет. Но ведь только что была ночь. Надо мной стояла мама. Губы ее шевелились. Глаза светились радостью.

— Сынок, — сказала она. — У нас потрясающая новость.

Пополнение

20

— Что? Что случилось?

— У нас появился малыш, Гарри. Теперь у тебя есть младший братик — Мама села ко мне на кровать.

— Но как?.. Откуда?

— Ты уже знаешь, как это бывает.

— Знаю, просто…

Я сел. Голова раскалывалась.

— Я… даже не догадывался.

— Мы не хотели тебя беспокоить.

— А папа знает?

— Конечно, знает. — Мама разглядывала свои ногти. — Он очень рад.

Тогда почему не приехал?

— А как же живот?

— Живот?

— Почему у тебя не было живота?

— Гарри, с третьим ребенком так бывает. Иногда вообще ничего не заметно.

— Правда?

Мама положила руку на живот.

— Вот ты и не заметил.

— Но, мам, я все равно не понимаю, как…

— Гарри! — сказала мама таким тоном, что я сразу понял, что лезу не в свое дело. — Гарри, иногда что-то хорошее помогает нам пережить плохое. Пожалуйста, не порть нам эту радость.

Мало им было потерять Дэниэла, что ли?

Я пытался придумать что-нибудь хорошее. Черт, да что у меня с головой? Трещит — сил нет!

— У тебя была беременность, мам?

Ее темные брови сошлись в одну линию.

— Ну да, конечно. По-другому не бывает.

— Почему ты меня не разбудила? Я бы говорил тебе «тужься» или еще чем помог.

Кажется, она вздохнула с облегчением.

— Спасибо, Гарри, но я ведь не новичок. Сама справилась.

Нет. Не складывается. Как такое может быть? Наверное, она все придумала. И тут я услышал плач. В доме действительно был ребенок.

Мама выскочила из комнаты, чтобы успокоить его.

Через несколько секунд мама вернулась с ребенком на руках.

Настоящим, живым ребенком.

Нет, не может этого быть. Все это неправда.

— Ах ты, моя радость, — прошептала ему мама. — Прелесть ты моя.

Она улыбнулась, как раньше. Так улыбалась моя прежняя счастливая мама.

Этого не может быть. Это неправда. Но по крайней мере сейчас я могу хоть что-то сделать.

— Ах ты, мой сладкий.

Я могу поверить.

Ради мамы.

Поверить. Просто поверить. Не так уж она много и просит за то, что я потерял Дэниэла.

Облака разбежались, и веселые желтые лучи залили комнату.

Поверить — это ведь не очень трудно. Верил же я в то, что однажды изобрету способ выращивать новые руки и ноги взамен тех, которые люди теряют, например, в авариях. Или в то, что побью мировой рекорд по бегу. Я верил, что сначала побью рекорд, а потом займусь изобретением. Я почти верил, что некоторые люди одной лишь силой мысли могут перенестись из одного места в другое. Трудно было только поверить, что Дэна больше нет, что мы потеряли его навсегда.

Но ведь тут совсем другое.

— Мам, — сказал я, — можно мне его подержать?

Все изменилось.

Ребенок просыпается и ест, и снова засыпает, и вновь просыпается. В нашей жизни вновь появился ритм.

Я называю его Малышом. Он утыкается носом мне в живот. Мне нравится держать его на руках и кормить из бутылочки. Я бы и пеленки ему менял, честное слово, если бы это не было так противно. Но мама говорит, что и сама с этим справится.

Мама поет.

Вы бы знали, как он громко отрыгивает после еды.

Если мне что и снится, то с утра я ничего не помню. Никаких машин. Никаких тряских дорог. Никаких грязных лопат. Моя кровать по утрам всегда сухая. Меня больше не мучает желание что-то сделать. У меня теперь есть занятие. Верить.

Мы не выходим из дома. Если кто-нибудь стучится к нам в дверь, мы, затаив дыхание, ждем, пока они не уйдут. Звонит телефон — мы не берем трубку.

А какие у него ресницы! Не прямые, как у меня, а такие длиннющие завитки.

Бывает, я слышу, как бурчит у него в животе, и чувствую, как промокает подгузник.

Он улыбается мне.

Он улыбается.

Мне.

День за днем я выстраиваю толстую стену из правдивых историй, крепко-накрепко скрепляю их цементом, лишь бы не пропустить сомнения внутрь, лишь бы оградить маму и Малыша.

Помню, прошлым летом мама Отиса рассказывала нам с Дэном про ту чудную семейку.

Мама Отиса как раз готовила курицу-гриль. А мы, развалившись на стульях, слюни глотали. Курица шипела и плевалась. И всякие там приправы здорово пахли.

— А он, значит, и говорит: «Чтой-то колбаски к чаю больно охота».

А женушка в ответ: «Бу-бу-бу». Мол, обойдешься.

А он ей: «Да чего там, я и сам могу принесть».

Открывает холодильник.

«Эт-та чего ж тут такое? — муженек-то, значит, орет. — Эт-та ж цельная СВИНАЯ НОГА! Да ты, никак, сдурела? У меня, чай, нет мешка с золотом. Ох, поди ж ты! Да эт-та ж мой СЫНКА!»

Мама Отиса говорила и вытирала слезы. Не то плакала, не то смеялась, не то от дыма щипало глаза.

— Ну и давай он, значит, в сынка-то жизнь вдыхать. Прямо там, на холодильной полке! Ничего, ожил парень. Теперь уж будь здоров как вымахал, в школу ходит. В арифметике, правда, не силен. Ну? Кому курочки?

В жизни часто все происходит не так, как должно. Мне даже кажется, что чудить как раз нормально.

Вот как мама Кэла, например, в тот день, когда отец Кэла сбежал в Брайтон с какой-то другой теткой. Мать Кэла тогда позвала нас к себе посмотреть на свою маленькую дочурку, которая только что родилась.

— Прекрасно выглядишь, сильной, здоровой, — сказала мама, когда мать Кэла, ее звали Фелисия, открыла нам дверь.

На самом деле она была как ходячая смерть, а джемпер весь в рвоте.

Она провела нас на второй этаж, в комнату, где пахло сигаретами и какашками.

Я толкнул Дэна в бок, чтобы он тоже заметил огромные трусы, с пятнами крови, которые она развесила на дверце шкафа. Наверное, это был тот самый шкаф, который мать Кэла купила в «Элефант Антик» и из-за которого его отец совсем взбесился и умотал из дома. Уж не знаю, при чем тут шкаф, только так Кэл говорил.

На столе стояла плетеная корзина. В одном ее углу лежал страхолюдный младенец, а в другом — плюшевый кенгуру кверху задницей, как будто хотел сказать, что глаза б его не смотрели на эту уродину.