Иллюзия любви - Екатерина Савина

Васик, не издавая ни звука, стоял на одном месте, слегка покачиваясь, словно тростник.

– А ну пошел отсюда!!! – заорала во всю свою похмельную мощь Никитишна. – Вали!

Васик развернулся на шестьдесят градусов и, пошатнувшись, побрел прочь.

– Во какой! – возмущенно квакнула Сикуха, – совсем ничего не соображает, падла...

– Урод, – прорычала Никитишна, совершенно выведенная из себя невозможностью как следует подлечить изъеденный похмельем организм, – чтоб ты сдох!

Последняя фраза, словно пуля, впилась в голову Васика. Ноги его подкосились и, шатаясь, он едва добрел до угла дома и надолго замер, упершись обеими руками в холодную кирпичную стену.

Запрограммированный на исполнение любого приказания мозг Васика начал потухать, как экран неисправного телевизора. Васика шатнуло в сторону, он едва устоял на ногах, но очередная судорога швырнула его на землю.

– Во торкнуло, – пробурчала Сикуха, поднимаясь с опрокинутой лавочки, – пойдем, Никитишна. А то этот ханурик ширевой в деревянный макинтош завернется, а на нас палево падет...

– Пойдем от греха, – согласилась Никитишна, и старухи, опираясь друг на друга, заковыляли вверх по подъездной лестнице.

Васик приподнял голову. Что-то осмысленно на мгновение появилось в его глазах. Но только на мгновение – через секунду он захрипел и желтая пена полетела с его губ.

Звякнуло где-то сверху открывающееся окно. Истошный женский визг вонзился в небо, а Васик, изогнувшись в смертельной муке, в последний раз открыл глаза и, прохрипев совсем тихое:

– Умираю... – уронил голову на сырой асфальт.

И умер.

– А мы еще встретимся? – несмело поднял на меня глаза Иван.

Мы стояли у моего подъезда. Давно уже рассвело. Час назад Иван подвез Дашу к ее дому, сейчас он провожал меня.

– Может быть, – сказала я, хотя в груди у меня немедленно полыхнуло огнем – после слова Ивана.

– А где?

– Я думала, назначать свидание – прерогатива молодых людей, – сказала я.

– Ах, да...

Иван заметно покраснел.

– Тогда... Тогда приходи завтра вечером к Марианне Генриховне, – предложил Иван, – она приглашала на чай с пирогом. Придешь?

– Приду, – конечно, сказала я.

Вообще-то я думала, что Иван пригласит меня куда-нибудь в другое место... В ресторан, например, или в театр. Или – хотя бы – прогуляться по набережной, сходить в парк... Да мало ли. Конечно, не совсем обычно – назначать свидание дома у постороннего человека, но воспоминания о проведенном у Марианны Генриховны времени были такими чудесными, что спорить я не стала.

К тому же... Мне очень понравился Иван. То есть... Сказать, что он мне очень понравился – значило бы – сильно исказить истину...

Мы расстались у подъезда, я поднялась к себе в квартиру, вошла и остановилась у большого зеркала в прихожей. И только там, глядя в свои счастливые глаза, я проговорила – тихо-тихо – сама себе:

– Боюсь, что я влюбилась...

Я прошлась по комнатам. Свет включать уже не имело смысла – солнце поднялось достаточно высоко, чтобы осветить мою квартиру ровным желтым утренним светом.

Снова остановившись у зеркала, я засмеялась и замотала головой.

– Не-ет... – вслух проговорила я, – нужно срочно пообщаться с кем-нибудь. А то так и рассудком недолго тронуться. От счастья.

Я бросилась к телефону и набрала Дашин номер. Очень долго телефон не отвечал – очевидно, Даша спала. Но мне так хотелось с ней поговорить, что я решилась все-таки разбудить ее.

Наконец, на шестой или восьмой звонок, трубку на другом конце провода сняли и нисколько не заспанный Дашин голос проговорил:

– Алло?

– Даша! Извини, что разбудила... – по инерции воскликнула я.

– Да я и не спала, – ответила Даша, – я писала.

– Писала? – удивилась я. – Что ты писала?

– Я начала записывать истории, которые мне Марианна Генриховна рассказывала, – объяснила Даша, – чтобы не забыть потом... Знаешь, у меня получается что-то вроде черновика романа. Так хорошо все складывается... Здорово! Я так рада, что мы познакомились с Марианной Генриховной!

– А я уж как рада, – поделилась я, – этот Иван – он просто душка.

– Какой Иван? – спросила вдруг Даша.

– Как это? – спросила в свою очередь я. – Ты что не помнишь? Это жених пропавшей без вести дочери Марианны Генриховны. Он же тебя подвозил до дома! Ты что – забыла, что ли?

– А-а... – протянула Даша, – да-да, теперь вспомнила – заходил какой-то молодой человек.

– Какой-то! – не удержалась от возмущения я, но Даша не дала мне договорить.

– А история про дочь Марианны Генриховны великолепна, правда? – проговорила Даша со вздохом. – Мне так жалко Анну... Да и Марианна Генриховна так рассказывает! У нее просто дар прирожденного сказителя. Я удивляюсь, почему она сама не хочет написать роман. Я ее слушала, слушала... Мы ведь просидели у нее в гостях до самого утра. А, как приехала домой, первым делом к компьютеру – записывать, чтобы не забыть. Погоди-ка! – вдруг воскликнула Даша. – Хочешь я тебе сейчас прочитаю, что написала, а? По-моему, хорошо получилось, но только это ведь по-моему... А? Давай, я прочитаю, а ты скажешь мне свое мнение.

«Н-да, – подумала я, – вряд ли теперь с Дашей можно говорить о чем-нибудь личном. Она теперь вся в своем романе и ничего слушать о моих томлениях сердца не станет. В другой раз позвоню ей. И сейчас нужно с этим телефонным разговором заканчивать – а то она меня по уши загрузит своим творчеством. А мне сейчас вовсе не до ее творчества»...

Даша тем временем тараторила в трубку какую-то ерунду.

– Дашенька! – позвала я ее, притворно зевнув. – Давай, завтра созвонимся с тобой, а?

Даша обиженно замолчала.

– Почему это? – спросила она.

– Мы ведь всю ночь не спали, – напомнила я, – я сейчас с трудом воспринимаю то, что ты мне читаешь. А вот завтра я уже выскажу свое мнение – будь спокойна!

– Ну ладно, – вздохнула Даша, – завтра, так завтра... А вот мне спать совсем не хочется.

– А я прямо умираю, – сказала я и снова зевнула, – так хочу спать. Ну ладно – до завтра.

– До завтра, – сказала Даша и положила трубку.

Вот и поговорила. Ну, да ладно, не важно, успею еще наговориться со своей подругой. А сейчас мне лучше подумать о том, что я надену вечером на свидание с Иваном... На работу я, конечно, завтра опять не пойду, скажу, что все еще больна – не успела выздороветь за один день. А я и правда больна... Как там у классика – «Мама, ваш сын прекрасно болен... Мама, у него пожар сердца... Скажите сестрам – Люде и Оле – ему уже некуда деться...» И так далее. Вот и у меня, кажется, пожар сердца.

Я еще раз прошлась по комнатам, в надежде хоть немного успокоить бешено заколотившееся сердце и присела, наконец, на диван в гостиной.

Потом незаметно опустила голову на подушку и нечувствительно отошла ко сну.

Я подняла голову и поняла, что оказалась в какой-то странной комнате – вдоль стен которой были навалено столько самого разнообразного хлама, что даже становилось странно – как все это может уместиться здесь и даже еще свободное место остается.

Я посмотрела прямо перед собой и вздрогнула.

Посреди комнаты стоял человек, одетый в какую-то серую хламиду. Смирно стоял, сложив маленькие коричневые ручки на выпуклом животике, но при одном взгляде на этого человека мои внутренности словно стянуло судорогой, а на лбу выступил холодный пот.

Дело в том, что у этого человека в хламиде не было головы. Вместо этого органа копошился огромный клубок отвратительно шипящих змей. Змеи извивались, и тени их окутывали стены комнаты серой паутиной.

Я хотела немедленно бежать, но мои ноги словно увязли в грязном полу.

Человек шагнул ко мне. Потом еще раз. И еще.

Открыв рот, я попыталась позвать на помощь, но с моих губ сорвалось только жалкое хрипение.

Змеи тянулись ко мне, клацая крохотными зубами, напитанными смертоносным ядом.

Змееголовый вдруг остановился и на мгновение в его страшном облике мелькнули очень знакомые черты. Но только вот чьи – я так и не смогла понять.

Собрав последние силы, я рванулась и...

... И, конечно, проснулась.

Тяжело дыша, я огляделась – да, так оно и есть – я незаметно прикорнула на диване в гостиной – и села, опершись руками в диванные подушки.

Холодный пот стекал по моим щекам, но у меня не было сил, даже поднять руки, чтобы вытереть его.

– Дядя Моня, – прошептала я, не зная, откуда явилось в моей памяти это имя.

– Дядя Моня...

– Где я слышала это имя? – пробормотала я, поднимаясь на ноги. – Где я могла слышать это имя... Какое странное... дядя Моня. Кто он такой? Неужели так зовут странного змееголового, который явился ко мне в этом ужасном сновидении?

Я подошла к окну.