НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 3. СЕМЕЙНАЯ КРЕПОСТЬ. - Людмила Сурская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я сделал тебе больно? - поднялся на локтях Ромка.
- Ты дразнишь меня.
Даша потёрлась щекой о его подбородок, как котёнок, который хочет, чтобы его приласкали. Поколебавшись и вдруг решившись, обвила руками его шею, скользнув губами по горлу.
- Жёнушка, ты сводишь меня с ума. - Его губы жадно и страстно прикасались к её шаловливо почмокивающим губам, не терпеливые руки заскользили по извивающейся спине. Притянув Дашку к себе и проводя медленно рукой по её бедру вверх к соблазнительному изгибу, затем в бок к полной округлости груди. - Какая же сладкая, жёнушка маленькая моя, - шептал Роман, поглаживая дрожащий животик, заводя и порождая пламя внутри её, чтоб потом тушить. А подкупленное его ласками тело с готовностью отдавало себя в его властные руки. - Даша, Дашенька, шептали его губы, не в силах остановить её трепещущиеся руки, мечущиеся по его спине и плечам, скользящие по ногам к заветному месту. Страсть плутала и властвовала, волны желания захлёстывали тонущие в пьяном тумане тела. И вновь розовые соски набухали под его пальцами, сладко ломила грудь.
- Не мучай меня, - умоляла разгорячённая Даша.
- Потерпи ещё чуть-чуть, милая. Его руки безжалостно скользнули к пояснице, они искали и находили самые сокровенные и чувственные места. Возбуждение достигло высшей точки, когда он стал ласкать низ живота и ноющее от жажды лоно. Безумие плавило их, как огонь свечи.
- Ромаша.
- Всё, моя девочка, всё, я иду...
Измученная разогреваниями и бестолковыми приготовлениями игнорируемые ребятами завтрака и обеда, Зинаида взбунтовалась.
- Степанида, иди, буди. Ничего слышать не хочу. Сколько можно валяться.
Но идти никому никуда не пришлось, в проёме появились Роман с Дашей.
- Мамуля, не шуми, мы идём. Давай, корми, коль кормить собралась, - поцеловал мать заявившийся Роман. - Съем всё.
- Оно и понятно.
- Какая ты понятливая, жуть. Мам, мы завтра уедем.
- Куда тебя несёт, до конца отпуска ещё далеко.
- Не могу. Лизавете со дня на день рожать. Миша просил подстраховать.
- Дашу оставь.
- Это ещё зачем?
- Отдохнёт, понежится.
По тому, каким непониманием сверкнули его глаза, Зинаида поняла, что совершенно зря затеяла этот разговор и совершенно не стоило сейчас об этом с ним говорить.
- Знаешь, давай мать, без глупостей. Даша едет со мной. Вот интриганы. Я вас люблю, старушка, но там тоже моя жизнь. Не дави на меня, очень тебя прошу.
День проскакал на скакалочке. Зинаида разгоняла по уголкам глаз слёзы, но крепилась. Мало побыли совсем: не успела насладиться радостью приезда детей домой, как надо отправлять назад. Муж выразительно взглянул на часы, она заволновалась:
- Федя что, уже пора?
- Машина у порога. Грузитесь. А где Дарья?
- Собак облизывает, ворюг. Опять у неё чего-то на память спёрли. Щенка ей, что ли подарить? - ворчал Роман.
- Олух царя небесного, ребёнка ей подари, а-то придумал он, щенка. - Замахала руками от возмущения Зинаида.
- Так, всё! Давайте прощаться, вон мать на фантастику потянуло.
- Примерно я так и думала, ничего умного от тебя не дождёшься. Фёдор, а Громовы куда подевались?
- На вокзал подскочат. Пора. Дарья хватит прощаться с животинами. Они сторожить должны, а не морды под ласки подставлять. Испортишь собак. Садись в машину. Едем.- Воспитывал Бугор всех кто под руку подвернулся.
Ночной звонок, как правило, не предвещая ничего хорошего, тревогой раскалывает сонную тишину. Все знают о последующих после такого звонка трудностях, но всё равно, не видя на ощупь, хватают дребезжащую трубку. Так уж мы устроены.
- Алло, я слушаю, - зевнул Роман, посмотрев на часы. Два ночи. - Миша, не части, сейчас проснусь. Понял, понял, уже лечу. Дашуня спит, будить не буду, пусть сон досмотрит. Справимся сами. Ложи трубку, одна нога тут, другая там, уже собираюсь и еду. Всё, всё успею.
Доехал быстро, почти летел. Естественно, боялся опоздать. Спортивная машина по ночным улицам шла на хорошей скорости. Его уже ждал взволнованный папашка у открытой двери.
- Как вы тут, Лизавета держится?
- Бабье дело такое, ты уж постарайся Роман, доставь дочку, - крутился под ногами родитель.
- Привет, красавчик, я готова. Умру, ребёнка не бросайте, умоляю, - стонала Лиза.
Бугров волновался, но вида не показывал. Держался молодцом.
- Как у вас тут всё запущено. Давай я тебя понесу.
Лиза отговорилась.
- Дойду я. Отец, не мельтеши под ногами, Роман всё сделает сам, а ты дома жди.
- Зря отказалась от рук, но хозяину воля. Двинули помаленьку. Миша, может, ты папеньке компанию составишь?
Какое там, Михаил вскипел:
- Не проси, я с женой. Николай Потапович один похозяйничает.
Бугрову ничего не оставалось, как поторопить:
- Тогда не тяни, машина внизу, спускайся потихоньку, вещи я заберу.
Мишу Бугров посадил на переднее сидение, чтоб Лизе было попросторнее устроиться сзади одной. Лизавета старалась крепиться, но боль вырывалась наружу. Стоны участились, Бугров добавил скорость. - Больно, держись, девочка, скоро домчу, - уговаривал он её. - Ночь, дорога свободна. Потерпи, рыбонька.
- Спасибо, красавчик. Надеюсь, воды не отойдут в твоём автомобиле. Испорчу салон твоей спортивной, навороченной конфетки.
- Гори он огнём, думай о себе и ребёнке.
Ночная улица была почти пуста, и Роман выжимал из мотора все заложенные в него конструктором силы, на поворотах визжали покрышки. Бугров любил ночную дорогу, любил за то, что ночью отдыхала её проезжая часть. Домчались быстро.
- Боже! Боже! Я б с ума один сошёл... Уже почти приехали, Лизонька. Дыши глубже, как доктор на занятиях показывал, - просил жену Миша, всматриваясь в ночной город.
- Действительно, приехали, - перевёл дух Роман, подруливая к больничному крыльцу. - Миша поднимайся в приёмный покой, я с ней разберусь. Лизавета, хвост пистолетом, мы идём.
- Жива пока, мутить начинает, ох, как больно. И как это десятками рожают. Одного и больше ни за что.
Осторожно поднимались по лестнице. Долго звонили, пока открыли. Добравшийся первым до приёмного покоя Миша, шумел там, гоняя персонал, правда, без особого успеха. - Мы роженицу привезли, а все спят, канальи. Давайте доктора быстрее.
Кое-как нашли доктора. Появившийся усталый парень, спокойный и невозмутимый, лет под тридцать, вопросительно уставился на Мишу. - Кому доктор нужен, тебе? Чего орёшь, родов у тебя не предвидится.
- Жена рожает. Не очень-то ты похож на доктора.
- Другие утверждали, что вылитый, - съязвил док.
- Женщину или кого постарше..., - сомневался в профессиональной пригодности не понравившегося ему врача парень.