Хрупкое желание (ЛП) - Рейли Кора

Но слова не сходили с моих губ.

Я резко кивнула, такая растерянная, разбитая и потрясенная.

— Скажи.

— Да.

Я даже не узнала свой голос.

Он развернул меня так, что мне пришлось опереться о дерево. Кора пихты была сухой и шершавой, когда я прижалась к стволу дерева. Я уставилась на него, прерывисто дыша, слезы жгли мне глаза. Он расстегнул молнию на моих кожаных штанах и спустил их вниз. Мои трусики последовали за ними. Холод ударил по моей коже, и я вздрогнула.

— Мне нравится твоя задница, — прохрипел он.

Он еще больше раздвинул мои ноги ногой и один раз сжал мою ягодицу.

Я не могла связать эти действия с Данило, которого желала и любила.

Будет больно. Он разорвет меня на части. Я знала истории других девушек, и их не брали таким образом. Я могла бы остановить это прежде, чем будет нанесен реальный ущерб. Я должна была остановить ради спасения своей чести. Но не сделала этого.

Возможно, это и было верным решением.

Я молча ждала, сломленная, надеясь, что это наконец освободит меня, освободит от влюбленности в мужчину, который никогда не хотел меня. Мужчину, который каждую ночь преследовал девушек, похожих на мою сестру. Мужчину, который никогда не видел моей ценности.

Я плакала, горячие слезы капали из моих глаз, обжигая холодные щеки под маской, но я не издала ни звука. Я не хотела, чтобы он останавливался. Мне нужно было, чтобы он продолжил и освободил меня. А потом я почувствовала, как он прижимается ко мне, больно сжимая мою талию. Я уставилась на кору, прислушиваясь к его хриплому дыханию. Холод проник в мое тело, но я не возражала.

— Я собираюсь жестко трахнуть тебя, — прорычал он.

Нет, он собирался медленно убить меня, расколоть на миллионы кусочков отчаяния и боли.

Его хватка усилилась, и он вошел, затем резко остановился, когда мое тело отказалось впустить его. Звезды вспыхнули перед моими глазами, когда острая боль пронзила меня. Я поперхнулась и прикусила внутреннюю сторону щеки. Сильно, сильно, с привкусом крови, которая кружилась у меня на языке. Я была разрезана пополам острым лезвием, разорванная на части горящими щипцами. Я была болью, унижением и разбитым глупым сердцем.

— Какого хуя? — прорычал Данило.

Я тихонько всхлипнула, потом сильно прикусила нижнюю губу, чтобы заткнуться. Он напрягся. Мои пальцы дрожали на шершавом стволе дерева, его неровности царапали мою ладонь, а глаза были прикованы к обручальному кольцу. Я не сняла его. Оно издевалось надо мной своей сияющей красотой, всем, что оно должно было означать и нет. Прекрасный знак любви и преданности. Бриллиант мерцал в свете фонаря. Такой красивый. Такой бессмысленный.

Данило замер и резко выдохнул. Его пальцы двинулись к моим, касаясь кольца. Его кольца. Его прикосновение внезапно стало мягким, как перышко, словно гнев покинул его. Он вздрогнул и выдохнул.

— София? — прохрипел он дрожащим голосом.

София. На мгновение я засомневалась, была ли я по-прежнему ею — знаю ли я, кто она.

Я не могла ничего сказать, не могла пошевелиться, говорить, едва могла дышать. Я перестала жить, просто существовала. Я пропала, пропала, пропала.

Его ладонь погладила мое бедро, очень нежно, и он медленно вышел. Я заскулила, выгибаясь дугой. Этот звук удивил меня. Я оцепенела. Онемела и сгорала от боли. Физически и глубоко в груди.

Данило напрягся.

— О боже, — выдохнул он.

Что-то сочилось из меня.

Он развернул меня, приподнял маску, но его пальцы так мягко коснулись моих висков. Слезы застилали мне глаза, когда он появился передо мной, высокий и смуглый, его резкие черты лишились прежней жестокости, агрессия исчезла с его лица.

— София.

Это была наполовину мольба, наполовину стон. Я ничего не понимала. Его большие пальцы смахнули мои слезы, так мягко скользнув по щекам, что я заплакала еще сильнее. Я хотела остановиться но не могла.

— Я... я.. — мои слова были как осколок в горле. — Кажется, у меня идет кровь.

— Блядь, — выдохнул он.

Боль. Была ли она его? Или моя?

Зашуршала одежда, звякнул ремень. Он наклонился и осторожно поднял мои трусики и штаны, натянув их на бедра. Я не двигалась, только смотрела на него. Он даже не потрудился застегнуть молнию на моих штанах. Но мне было все равно.

Он обхватил меня одной рукой и поднял. Его сердцебиение билось у моего виска, когда я прислонилась к его груди. Он ничего не говорил, пока нес меня через лес. Он держался подальше от освещенных дорожек, выбирая темноту. Было приятно быть окутанной пустотой.

В конце концов, домик стал похож на маяк света, а вместе с ним и звуки музыки, смеха и разговоров.

— Уткнись лицом мне в грудь на случай, если мы кого-нибудь встретим, — мягко сказал он, и я так и сделала, вдыхая его знакомый аромат, что-то свежее и древесное.

Он направился к черному ходу, а потом мы поднялись наверх. Музыка и голоса начали затихать.

Скрипнула дверь, и я выглянула, когда зажегся свет. Мы были в спальне. Данило положил меня на мягкий матрас и навис надо мной, приблизив свое лицо к моему. Его глаза были полны эмоций, но лицо оставалось совершенно спокойным, прекрасно контролируемым. Он осторожно снял с меня парик и положил его на тумбочку рядом с маской кошки. Он отстранился и какое-то время смотрел только на меня. Я никогда не смотрела на его лицо так беззастенчиво, как сейчас. Во мне не было ничего, что могло бы смутить меня. Во мне не было ничего. Пустота.

Его взгляд переместился ниже, к моим ногам. Они одеревенели. Мне было слишком больно шевелить ими. Я почувствовала липкость между бедер.

— Я порчу штаны, — прошептала я.

Это было так нелепо, но я ничего не могла с собой поделать. Выражение его лица было похоже на грозу. Я попыталась спустить штаны, но кожа, казалось, прилипла к моей потной коже. Я даже не понимала, почему вспотела, когда мне было так холодно.

— Тебе нужна помощь? — пробормотал Данило.

Я кивнула и опустила руки по швам. Данило засунул руки мне в штаны и потянул их вниз по ногам, гораздо мягче, чем раньше. Он боролся, освобождая мои ноги от штанин и, наконец, сбросил их на пол, оставив меня в трусиках. Они были мятного цвета, один из моих любимых цветов, но я могла сказать, что они были испорчены. Я протянула дрожащие руки, коснувшись внутренней стороны бедра и подняла ладонь. Кончики моих пальцев были покрыты светло-розовым оттенком. Было не так много, как я думала, и не чисто красный цвет, как я боялась.

Я судорожно вздохнула.

Данило закрыл глаза, плечи его вздымались, лицо исказилось. Затем он повернулся и направился в смежную ванную комнату. Я слышала, как бежит вода, и когда он вернулся, у него в руках было полотенце. Он опустился рядом с моим бедром, не глядя мне в глаза, и взял мою руку, на которую я все еще смотрела. Он вытер ее тёплым полотенцем, стерев кровь с моих пальцев.

— Хочешь помыться? — спросил он, поднимая полотенце. Я молча смотрела ему в лицо. Его карие глаза изучали мои. — София, скажи что-нибудь, что угодно. Ты хочешь, чтобы я вызвал врача?

— Нет, — прохрипела я.

Моя семья достаточно страдала — они не нуждались в том, чтобы это добавилось к их боли.

Его взгляд метнулся к моим трусикам, а затем снова поднялся.

— У Эммы в комнате есть одежда. Хочешь, я принесу тебе свежее белье?

Я кивнула.

Он встал и протянул мне мокрое полотенце, но я не взяла его. Он бросил его на тумбочку, прежде чем выйти из комнаты. Он быстро вернулся с парой черных трусиков.

Я не сдвинулась ни на сантиметр.

Он опустился на кровать и положил трусики рядом со мной. Все это казалось мне странным. Сюрреалистичным.

Его взгляд остановился на моих все еще липких бедрах.

— Тебе нужно привести себя в порядок и убедиться в том.... что я не причинил тебе серьезного вреда... — его глубокий голос затих, прежде чем он снова посмотрел мне в глаза.

Я глядела на него, на мягкий ореховый оттенок его глаз, на беспокойство, прорезавшее каждый сантиметр его красивого лица. Я ждала, что в животе у меня все затуманится, но опять ничего не почувствовала.