ЭДЕМ-2160 - Григорий ПАНАСЕНКО

— Вот мы и пришли.

За покрытой шпоном невысокой дверью находился просторный кабинет. В центре его за столом сидел низенький человек с редкими всклокоченными волосами и красным носом.

— Добро пожаловать к нам. Меня зовут Алексей Романович Ливанов, – представился он и протянул руку Патрисии.

Она пожала крепкую маленькую ладонь.

— Полагаю, что вам не помешало бы согреться, – хозяин кабинета уже куда-то звонил и заказывал чай и кофе. – Сибирский мороз – удовольствие, которое надо принимать в ограниченных количествах.

Директор рассмеялся этой ему одному понятной шутке. Патрисия еще не отогрелась до конца и потому восприняла странный юмор без одобрения.

— Меня даже никто не предупредил, что здесь будет так холодно! – она возмущенно подула на пальцы и раскрыла ноутбук. – Я думаю, что рассмотреть ваши образцы можно уже сегодня, чтобы сильно вас не задерживать.

— Простите меня великодушно, – бросился извиняться директор, заметив нахмуренные брови гостьи. – Я вовсе не хотел вас обидеть неуместной шуткой. Мне очень жаль. Я потомственный сибиряк в третьем поколении. Здесь нам трудно представить, что кто-то не переносит мороз. Ручаюсь, что вам у нас понравится. Обещаю устроить вам экскурсию.

— Очень мило, но завтра я уже собиралась улетать. И потом..., – Патрисия замялась, – мне здесь действительно очень холодно, – она заметила, что директор слегка обиделся, и поспешила поправиться. – Но, теперь я думаю, что, пожалуй, ради экскурсии стоит потерпеть. И все же сейчас я хотела бы осмотреть образцы.

Директор просиял и расплылся в улыбке:

— Ради вас я готов на все, даже на просмотр образцов. Идемте в цех, – и он повел Патрисию к испытательным стендам.

Весь остаток дня они провели, тестируя компьютеры и сетевую аппаратуру. Патрисия выбирала придирчиво и директор оценил ее знание техники. Из всего представленного она выбирала лучшее. К вечеру заказ был составлен и водитель отвез Патрисию в гостиницу.

На следующий день машина приехала за ней рано с утра. Яркое солнце, похожее на янтарь, отражалось в каждом кристаллике льда, отчего все деревья и кусты в парке возле здания отеля были как бы залиты золотом. Огненный диск только-только оторвался от горизонта и воздух, ледяной с ночи, не успев оттаять, вырывался белыми облачками изо рта, повисая изморозью на волосах. Вчера Патрисия заехала по пути в магазин и купила себе меховые сапожки и шубу. Теперь ей было тепло, и потому предстоящая экскурсия не казалась столь суровым испытанием для ее южной натуры.

Погрузка заказанного оборудования прошла быстро, все четыре пятитонных контейнера отправились в аэропорт, где их ждал грузовой стратоплан "Беркут". Патрисии уже бал куплен билет на рейс до Франкфурта в салоне-люкс.

После обеда в ресторане "Ангара" Патрисия в компании Алексея Романовича, его заместителя и главного экономиста отправилась на прогулку по старинному городу. Побродив по старинным улочкам, сохранившимся почти в центре города, они вышли на берег суровой Ангары, чьи черные воды в пенных бурунах с легким гулом катились в бетонных стенах берегов. На набережной Патрисия остановилась. Директор остался с ней, пока двое других спутников пошли в ближайший магазин.

— Вам здесь нравится? – Ливанов спрашивал, явно надеясь услышать утвердительный ответ.

— Знаете, здесь все чужое. Не такое как у нас, – Патрисия подбирала слова медленно. – Там, дома, все такое мягкое плавное, а здесь одни резкие линии и контрасты. Трудно представить реку, подобную этой у нас, в Германии.

— Но разве в Баварии нет горных рек? – удивился Ливанов, явно обиженный сравнением Патрисии.

— Я вовсе не то имела ввиду, Алексей Романович, – она поплотнее запахнула края капюшона, – просто горные реки в Европе более мягкие. Здесь ярче чувствуется мощь. Здесь красиво, – добавила она, подумав.

Директор просветлел лицом: как патриот родной земли, он любил, когда хвалили его город.

— Видимо поэтому на эти земли так зарятся китайцы и японцы, – сказал он, глядя на Патрисию.

— Что вы имеете в виду? – она повернулась спиной к реке, от которой уже тянуло холодком приближающейся ночи. Солнце уже крепко уселось на крыше близлежащего дома, высвечивая крапинки кварца на асфальте.

— Я говорю об Иркутском кризисе. С тех пор прошло около века, и вот теперь все повторяется, – Ливанов ссутулился над перилами набережной. – У меня в тот год погиб дед. Он был егерем-ополченцем. Его расстреляли за мародерство. Так сказали моей бабушке.

Речь директора стала отрывистой и невнятной, было видно, что ему тяжело вспоминать о событиях далекой войны. Патрисия слушала молча, не прерывая его и понимая, что Ливанову надо выговориться.

— Тогда многие были расстреляны с таким же приговором. Их называли мародерами, но все прекрасно знали, что только силами ополченцев удалось продержаться до подхода регулярных войск. Граница была прикрыта, прорыва не получилось, – Ливанов закурил.

— Но почему же их обвинили? – Патрисия искренне удивилась. – Вы ведь сами сказали, что они по сути спасли страну.

— Надо было найти виновного. Россия не могла так запросто игнорировать мнение Мирового Совета по поводу массовой резни мирного населения. Хотя какое это мирное население! Ползучая экспансия китайцев продолжается уже двести лет. В своих кварталах и поселениях они ведут себя как хозяева. Спросите любого русского здесь, и он вам скажет – китайцам здесь не место! Их надо выгонять из страны, – окурок полетел в черную воду, с шипением утонув в пене. – И мой дед думал также. Да, егеря, надо признать, много тогда дел наворотили. И в резне приняли самое непосредственное участие. но я всегда считал и сейчас считаю, что дед был прав. Регулярные войска пришли на готовое. Я не виню солдат, которые лишь выполняли приказ. Но вот командование прошло по краю пропасти.

— И что же? Бунт был подавлен, – Патрисия не стала возражать Ливанову, хотя его мысли вызвали у нее смешанное чувство страха и неприязни.

— Да, китайцев тогда выгнали, – директор не понял, что Патрисия спрашивала о егерях. – Многие погибли, а тех, что остались, явно не хватало на сопротивление. Они расползлись как мыши по норам. А родственники ополченцев получили компенсации, как пострадавшие от военных действий. Бабушка выбросила деньги в мусорную корзину, но отец нашел их и отнес в детский дом.

— Неужели никто не стал возмущаться? – Патрисия уже не замечала крепнувшего мороза и внимательно слушала Ливанова.

— Все прекрасно понимали, что деньгами от них откупились за потерю мужей и сыновей. Но восставать против армии, освободившей город? Егерями были едва ли пять человек из ста. Многие семьи просто не знали о расправе. А родственники расстрелянных сами во многом скрывали факт расправы. Командование Иркутского корпуса ополчения выступило с осуждением "акта мародерства".