Жара и пыль - Рут Джабвала
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боитесь, да? Боитесь майора Минниза и других, ему подобных, тварей? Отвечайте! Не сидите, как пень, отвечайте! Оба вы с майором хороши. Не знаю, ради чего вы здесь со мной живете. Вам нужно быть с ним и с остальными англичанами. Вы только им сочувствуете, а мне — ни капли.
— Вы же знаете, что это неправда, — Гарри изо всех сил старался говорить спокойно и разумно.
Это привело Наваба в еще большую ярость. Он повернулся к Оливии:
— Теперь он со мной англичанином притворяется. Такой уравновешенный и тихий, никогда не теряющий присутствия духа. В майора Минниза играет. Совсем не такой, как эти ужасные восточные люди. Оливия, вы их тоже ненавидите и презираете? Конечно. И правильно. Потому что мы все — недоумки со всякими эдакими чувствами, нас можно топтать в свое удовольствие. Англичанам повезло — они лишены чувств. Посмотрите на него, — сказал он, указывая на Гарри. — Он уже столько лет рядом со мной и что же? Значу ли я что-нибудь для него? Видите, даже возражать не пытается. — Наваб сидел у окна, и его профиль вырисовывался на фоне садов и неба: истинный портрет правителя на фоне владений: — И вам, — сказал он Оливии. — Вам тоже все равно.
— Вот как? Тогда зачем я здесь?
— Приехали навестить Гарри. Вам с ним хочется проводить время. И я очень благодарен вам за то, что вы так хорошо к нему относитесь, без вас ему здесь было бы совсем скучно и одиноко. Да и здоровьем он слаб. — Он поднялся, подошел к Гарри и любовно коснулся его плеча.
Гарри сказал:
— Это невыносимо.
— Понимаю. Я — невыносимый человек. Майор Минниз прав.
— Я не это имел в виду.
— Но это правда.
Он вышел, и Оливия последовала за ним. Когда он спускался по лестнице, она окликнула его по имени, чего никогда не делала раньше. Он остановился и взглянул на нее удивленно.
Оливия подбежала к нему, и, когда они встретились на ступеньках, она еще совершенно не представляла себе, что ему скажет, После, размышляя обо всем случившемся, она пришла к выводу, что говорить о беременности тогда не собиралась. Но именно это она и сделала. Говорить пришлось, понизив голос, да и он не мог слишком уж откровенно демонстрировать свои чувства, так как во дворце на каждой площадке рядом находились слуги, а за занавесями вечно сновали придворные дамы.
После этого было бы нечестно не сказать Дугласу, и она сказала тем же вечером.
На следующий день она ждала Дугласа и майора Минниза, который был приглашен на ужин; но около восьми Дуглас прислал посыльного с запиской, в которой предупреждал, что они опоздают. Опять что-то стряслось, но он не стал объяснять что. Оливия ждала их на веранде. Она ждала весь день, но не Дугласа — а весточки из дворца. Не дождалась. И ума не могла приложить, что случилось: все должны были отправиться в Массури, но не уехали же они, не повидавшись или не написав ей? Она уже решила, что если они поедут, то поедет с ними. А Дугласу скажет, что не в силах больше выносить жару и ей срочно нужно перебраться в горы. Сидя здесь в одиночестве, ожидая неведомо чего, Оливия поняла, что не сможет здесь остаться.
Но когда Дуглас с гостем в конце концов приехали, она постаралась справиться со своими расстроенными чувствами и играть отведенную ей роль. Она сидела за обеденным столом между белыми свечами в кружевном платье — тоже белом и болтала с ними о вечеринке с шампанским на Каме, куда они однажды попали с Марсией, и там перевернулась одна из лодок. Все это время она чувствовала, как напряжены и встревожены оба мужчины — не меньше, чем она сама. Когда она оставила их наслаждаться бренди и сигарами, до нее по-прежнему доносились их взволнованные голоса, а когда они присоединились к ней на веранде, то оба были мрачнее тучи.
— Скажите же, что случилось? — умоляюще спросила она.
Они заговорили с неохотой (майор Минниз выразил сожаление о том, что это испортит им всем настроение). Конечно, опять Наваб. Его бандиты, вместо того чтобы держаться своей территории — Хатма, забрались на землю, подведомственную мистеру Кроуфорду. Ограбили деревню в каких-нибудь пяти милях от Сатипура и улизнули с наличными и драгоценностями. Никто не погиб, но с несколькими местными жителями, которые попытались спрятать свои ценности, обошлись довольно жестоко. Одной женщине отрезали нос. Как только отчет о происшедшем достиг Сатипура, мистер Кроуфорд и Дуглас известили майора, и тот немедля приехал во дворец. Наваб отказался его принять.
— Но ведь они все уехали в Массури, — сказала Оливия. И осторожно добавила: — Гарри мне сказал, я его вчера видела.
— Они были готовы уехать, но, как обычно, бегум передумала, — сказал майор Минниз. — Уж не знаю, что было на этот раз, по-моему, кто-то услышал сову, что, конечно, ничего хорошего не предвещает, тем более перед путешествием, так что всем пришлось снова распаковаться.
Оливия нарочито засмеялась — якобы над плохой приметой. Она обрадовалась — камень свалился с души: они не уехали, они здесь!
Майор Минниз сказал:
— Меня совершенно не удивил его отказ принять меня: к сожалению, вчера у нас был довольно трудный разговор. Очень его… расстроивший.
— Какая дерзость, — гневно сказал Дуглас. — Надеюсь, в Симле больше не станут с ним церемониться.
— Похоже, не станут. Жернова в Симле вращаются медленно, но мелют очень мелко. Боюсь, что именно из-за того, что я представил ему дело в определенном свете, он и пришел в ярость.
— И это вас удивило? — спросила Оливия.
Она почувствовала, как майор Минниз смотрит на нее из темноты веранды. Кончик его сигары тлел, когда он затягивался.
— Нет, — спокойно ответил он.
Дуглас же кипел от негодования:
— Пора его проучить.
— Ты говоришь о нем, как о школьнике! — воскликнула Оливия.
Майор Минниз, справедливый и благоразумный, казалось, хотел их умиротворить.
— В каком-то смысле, — сказал он, — он хороший человек. У него есть достоинства, ах, если бы только они совмещались с выдержкой и самодисциплиной… — И снова Оливия почувствовала его взгляд в темноте, а он продолжал: — Почему-то я им восхищаюсь. Думаю, и вы тоже.
— Да, — сказала Оливия.
Он кивнул:
— Вы правы. Нет, — сказал он, когда Дуглас начал было возражать, — давайте по-честному. Он — сильная, волевая личность, и при других обстоятельствах я бы уважал его, — теперь, казалось, он обращался только к Оливии. — Как вам известно, я уже много лет имею с ним дело, и порой случались, не буду отрицать, большие неприятности.
— Еще какие! — воскликнул Дуглас, не в силах сдержаться. — Он представляет опасность для самого себя, для нас и для несчастных подданных своей несчастной земли. Худший вариант индийского правителя, худшего не сыщешь.
— Возможно, вы правы. Даже несомненно правы, — сказал майор. Он надолго замолчал, задумавшись, и, наконец, сказал, неторопливо, словно желая признаться: — Иногда мне кажется, я не гожусь для Индии. Мы с Мэри это обсуждали. Не то чтобы на каком-либо этапе карьеры я думал о смене работы. Отдать эту должность другому — нет, ни за что! — сказал он со страстью, удивившей Оливию. — Но я прекрасно понимаю, что часто переступаю границу.
— Границу чего? — спросила Оливия.
— Другого измерения, — он улыбнулся, дабы не произвести слишком серьезного впечатления. — Похоже, я позволил себе увлечься. Вот Наваб, например, — не могу отрицать, он меня привлекает. Как я уверен, и вас, — повернулся он к Оливии.
— Боже, дорогая, — рассмеялся Дуглас, — в самом деле?
— Ну, как сказать, — Оливия тоже засмеялась в ответ, — он и в самом деле привлекателен. И потрясающе хорош собой.
— Правда? — спросил Дуглас так, словно никогда не воспринимал Наваба в таком свете.
— Еще бы, — сказал майор. — Он принц. Другого слова не подберешь. Жаль только, что владения его не соответствуют его амбициям и не могут удовлетворить его денежных нужд.
Дугласа это начинало забавлять:
— И что же, он совершил вооруженный грабеж из-за недостатка денег?
— И еще я думаю, что ему невероятно скучно, — продолжал майор. — Такому человеку, как он, нужно действие, ему нужна арена. Всегда заметно, когда он особо раздосадован: начинает говорить о своем предке Аманулле Хане.
— Бандите, — сказал Дуглас.
— Он был бандитом? — спросила Оливия майора.
— Ну, искателем приключений во времена авантюристов. Вот чего нашему приятелю не хватает — приключений. Не того он типа человек, чтобы во дворце сидеть; а может, ему и не хочется быть человеком такого типа. Но это все, что у него есть, и более того, ничего другого он никогда не видел.
— Что же ему еще остается! — сказал Дуглас.
— Я знал его отца, — сказал Оливии майор. — Ну и фрукт! Большой был любитель танцовщиц, пока не побывал в Европе и не обнаружил, что имеется еще и кордебалет. Нескольких девиц привез с собой, и одна из них осталась с ним на долгие годы. Она жила в той комнате, где сейчас этот, как его…