Абхазские рассказы - А. Аншба

— Киамсыс! Никто не откликнулся.

Подождав немного, Куатат вышел в коридор и крикнул громовым голосом:

— Киамсыс! Затем он вернулся и с деловым видом снова уселся за стол.

Через минуту в комнату вошел бухгалтер Киамсыс — молодой человек, худощавый и длиннолицый. Он остановился возле стола, засунув палец за пояс, богато украшенный абхазской насечкой, и вопросительно поглядел на Куатата.

— Разве ты не слышал, что я тебя звал? — спросил председатель.

— Не слышал, Куатат Мамсырович. В конторе людей много — шумно.

Куатат поднял настольное стекло и, озабоченно перебирая лежавшие под ним старые, пожелтевшие бумажки, сердито сказал:

— Сколько раз просил найти монтера, чтобы он провел звонок из моего кабинета в бухгалтерию.

И, опуская стекло, добавил:

— Шум и разговоры мешают работе. Надо остановить болтунов.

— Да разве их остановишь? — уныло заметил Киамсыс. — Они словно нарочно приходят в правление, чтобы разговаривать. Один одну историю расскажет, другой — другую, третий вмешается — и пошло... А потом каждый начнет спрашивать, принес ли бригадир ведомость и сколько начислили ему трудодней. Жалуются все на бригадиров, Куатат Мамсырович. Вот я и лазаю по ведомостям, убеждаю, доказываю... А что я могу объяснить, если сам толком не знаю, правильно или неправильно выписываю трудодни?

Куатат недовольно покачал головой.

— А с кем ты сейчас разговаривал? — спросил он.

— С Кукуной.

— Что же она хочет?

— Дeнeг. Она еще не все получила. Радиоприемник, говорит, собираюсь купить.

Киамсыс покосился на дверь и понизил голос:

— Знаете, Куатат Мамсырович, о чем она рассказывала мне по секрету? Вчера ночью явился к ней Умат, совсем пьяный, и давай стучаться в дверь. Сначала табаку попросил, потом — одолжить топор. Кукуна перепугалась — она была дома одна — и не открыла ему.

— А ну-ка, позови её сюда, — распорядился Куатат.

Киамсыс вышел. Председатель задумался. Умат, конечно, работник неплохой, но уж слишком любит он поговорить на собраниях. Стоит только открыть прения — он тут как тут: выступает, критикует...

Куатат поморщился, вспомнив горячую речь Умата на последнем отчетном собрании.

— Мы отлично знаем, — гневно говорил Умат, — что бригадир Химца высеял не все семена кукурузы. Куда делись остальные? Может быть, председатель сообщит? Пусть и на другой вопрос ответит: почему он не удосужился вовремя раздать колхозникам кукурузу? Дотянул до тех пор, пока она стала портиться. За такое безобразие судить надо!

«Чего скрывать, кукуруза, действительно, подпортилась, — размышлял Куатат. — Но ведь такой недосмотр может у любого колхозника случиться, а в большом и сложном коллективном хозяйстве тем более. Умат всегда из мухи слона делает! — Да... Нелегко быть председателем. Сколько людей в колхозе — столько характеров. Вот и попробуй, найди к каждому подход. Сампал, например, пьет, пьет и Умат. Но ведь он совсем другой — спокойный... Впрочем, поступать с человеком надо так, как он того заслуживает!» Киамсыс прервал мысли председателя.

— Кукуна уже ушла, — сказал он.

— Жаль ... — протянул Куатат. — Да ты присаживайся, Киамсыс.

Бухгалтер сел. Председатель вынул из ящика и положил перед собой ручку и стопку чистой бумаги. Затем достал из кармана портсигар, закурил и, жадно затянувшись, сказал несколько смущенно:

— Понимаешь, Киамсыс, вчера зашел я к председателю райисполкома Радиону Шмафовичу, а он говорит: «Хорошо, что заглянул. В понедельник районное совещание работников сельского хозяйства, и мы поручаем тебе сделать доклад».

Киамсыс удивился.

— Почему именно вам, Куатат Мамсырович. Обычно на таких совещаниях выступать с докладами поручают либо передовикам, чтобы распространить хороший опыт работы, либо отстающим.

— Я и сам хотел спросить об этом Радиона Шмафовича, да неудобно показалось — в кабинете былo много народу. Впрочем, у нас ведь тоже высокие показатели по сбору чая.

— Зато по табаку план не выполнен.

— Так или иначе, доклад поручили мне, и надо его готовить, — решительно заявил Куатат. — Принеси ведомости!

Киамсыс вернулся с пятью толстыми папками, водрузил их на стол и сел рядом. Куатат, тяжело вздохнув, признался:

— Легче мне спину сломать, нежели вот это... писать!

— Написать-то не трудно. Было бы о чем, — заметил Киамсыс.

— Ты, говорят, еще в детстве сочинял, вот тебе и кажется, что это пустяковое дело, — возразил Куатат. — А я, когда в школе учился, хуже всех сочинения писал. Нет у меня к этому способностей.

— Да и сейчас стихи пишу, — сознался бухгалтер, — только никому не показываю.

— Какой же тогда в них прок? — удивился Куатат. — Выходит, зря трудишься. Неужели никогда никому не читал?

— Читал однажды в Союзе писателей. Стихи понравились, обещали напечатать, да тем и кончилось. Видно не нашлось для них места ни в газетах, ни в журналах.

— Племянник мой, знаешь, тот, что в субботу женится, тоже стихи пишет — все про цветы и звезды.

— Цветы... звезды ... — задумчиво повторил Киамсыс, проведя рукой, по волосам. — Красиво, конечно, только этого мало. В стихах надо о жизни говорить.

Бухгалтер помолчал, потом вспомнив, очевидно, о женитьбе племянника Куатата, сказал:

— Много хорошего слышал о девушке, на которой женится ваш родственник. Куатат Мамсырович, она, говорят, лучшая сборщица чая во всем районе. К тому же еще настоящий джигит. В прошлом году первой пришла на скачках с препятствиями.

— Да, судя по словам тех, кто её знает, — неплохая девушка, — согласился Куатат. — Однако, время идет, а мы с тобой еще ничего не сделали.

Председатель решительно пододвинул к себе стопку бумаги.

Работали долго. Листая ведомости, Киамсыс подбирал для доклада показатели выполнения плана по бригадам, говорил, какие доходы получили с различных участков чайных плантаций. К вечеру раздел доклада, посвященный выращиванию чая, был готов.

На другой день принялись было писать о табаке, но помешало неожиданное происшествие: пришла сестра Куатата, Мадина, и вызвала его во двор. Они долго разговаривали, сидя на лавочке возле забора. По взволнованному лицу Мадины, по тому, как отчаянно она жестикулировала, Киамсыс, то и дело поглядывавший в окно, понял, что брат и сестра о чем-то спорят.

Kyaтaт вернулся хмурый. Опустившись на стул, он обхватил руками голову и задумался.

— Какая-нибудь неприятность, Куатат Мамсырович? — осторожно спросил бухгалтер.

— Да, неприятность. Помнишь, вчера я говорил тебе о племяннике, который собирается жениться. Так вот, между ним и его невестой стеной встала сплетня. Клеветники наплели, будто бы жених раньше любил другую девушку, и до сих пор продолжает с ней встречаться. Родители невесты заставили ее отказаться от свадьбы и хотят выдать за другого. Выход тут один: собраться близким родственникам и немедленно ехать к родителям невесты.

Иначе — позор нашей фамилии. Мне придется задержаться, наверное, дня на три, на четыре. А доклад? Как же с ним быть? Куатат поднял на бухгалтера свои черные глаза навыкате и растерянно развел руками.

— История, конечно, неприятная, Куатат Мамсырович, — сказал Киамсыс. — Но доклад на районном совещании слишком важное дело, чтобы пренебрегать им. Нельзя ли родственникам отправиться туда без вас?

— Это невозможно. Если свадьба расстроится, сестра мне никогда в жизни не простит. Она так и сказала: «Кто сейчас моему сыну не поможет, тот мне не родственник, и пусть не льет слезы, когда я умру». А ведь она у меня единственная сестра! П

редседатель покосился на бухгалтера, чтобы проверить, какое впечатление произвели на него эти слова. Но Киамсыс молчал. Тогда Куатат решительно заявил:

— Так или иначе, — я еду! А то всегда получается: как только у Мадины какое-либо дело, я занят. А доклад, может быть, ты, Киамсыс, сам закончишь, а? Поверь, легче умереть, чем знать, что твою работу за тебя делает другой. Но видишь, как складываются обстоятельства? Ты ведь умеешь сочинять, сам говорил... Возьмись, абаапсы* (* Восклицание при убедительной просьбе.), прошу тебя!

Киамсыса отнюдь не прельщала перспектива засесть за чужой доклад, но он не мог отказать старшему.

— Ну что же, придется, раз другого выхода нет, — вздохнув, сказал он.

— Обязательно отметь передовиков. О недостатках в работе тоже скажи. А то у нас что-то уж слишком все хорошо и легко получается, могут не поверить. Надо указать и тех, кто плохо работает. Только вот кого? Председатель задумался.

— Об Умате разве сказать? — предложил он. — Недавно, по-моему, он стоял возле кузницы пьяный и ругался: мол, лошадь ему плохо подковали.

— Если уж говорить о пьянстве, то, в первую очередь, надо называть Сампала, — возразил Киамсыс, не поднимая глаз и старательно вычерчивая на листке бумаги какой-то замысловатый рисунок. — Сампал пьет чуть ни с того дня, как на свет родился. Прежде чем об Умате на районном совещании докладывать, надо разобраться, что с ним происходит.