Остров прощенных - Марина Алант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проснувшись с тяжелым отвращением к жизни, я самой себе призналась, что дальше так продолжаться не может, что еще один день скитаний я не выдержу. Гостиница тоже надолго дело не решит, к тому же деньги заметно тают. Я упала духом от осознания того, что изменить ситуацию не в состоянии. Что я могу? Поехать к маме? Допустим, скажу, что поссорилась с мужем, что Алиску определила в круглосуточную группу на пару дней. Бред. Мама Алискино “сиротство” не допустит, немедленно вышлет отца на ее поиски. К тому же она непременно начнет звонить Виктору, вежливо, но требовательно выяснять его взгляд на нашу ссору.
Еще одна мысль, несмотря на мое подсознательное сопротивление, настойчиво боролась за воплощение. Ведь можно Виктору позвонить, попытаться выпросить прощение. Выполнит ли он тогда свою угрозу? Но я знаю, что является чаще всего результатом ссоры между близкими людьми: ожидание примирения. Разве не я должна сделать первый шаг!
Нет, я не хочу, не смогу, не отважусь! Слишком стыдно. Я подумаю об этом позже, как сказала бы ирландка Скарлетт.
Часы показывали “пять”, но сон, похоже, окончательно меня покинул. Нужно одеться и уйти, пока все спят. Я знаю, как тягостно долгое присутствие в квартире чужого человека. Однако, бесшумно поднявшись с постели, тут же вернулась в прежнее положение, почувствовав внезапное головокружение. Сначала я укорила себя (весьма равнодушно) в недостатке питания. А потом даже взмокла от неожиданной догадки. Дотянувшись до сумочки, извлекла календарик, незаслуженно забытый в последние недели, и убедилась в верности предположения. Во всей этой суматохе я перестала следить за состоянием “природных реликвий”.
Боже мой, пока я, путаясь в сомнениях, ищу путь истинный, целомудренность, как контроль свыше, как триумф вечности над мирским непостоянством, реванширует над моим грехом! Что происходит сейчас в моей душе? Смесь противоречий. И лишь в одном я убеждена: крохотное существо спасет меня от одиночества в том или ином смысле. Отныне я несу ответственность не только за свое никчемное существование (с некоторых пор определение спорно), но и за нечто ценное, восхищающее своей непостижимостью и в то же время беззащитное и всецело зависящее от меня. Пока я предавалась свободе чувств, оно тайно жило во мне, как символ верности чувству истинному.
Жизнь снова вернулась в мое опустошенное тело, даря ощущение полноты и радости бытия.
Тихо оставив дружелюбно предоставленный милой Ритой приют, я ускользнула в прохладу проницательного утра. Словно только что освободившаяся из заключения, жадно вдыхала девственную свежесть, удивляя ранней прогулкой бездомных животных, спешащих унять вчерашний голод. Наконец, дождавшись, когда время сделает шаг в восьмой чертог, прилежно набрала пять заветных цифр.
– Здравствуй, – дрожала от приятного волнения.
В ответ – молчание.
– Как вы?
– С нами все в порядке (пауза). Справляюсь. Не стоит волноваться.
– У меня есть важная новость для тебя.
– Не думаю, что…
– Я беременна.
Опять молчание. Вероятно, означает внезапную радость.
– Не понимаю, мне-то зачем знать.
– Уже целый месяц…
– Что ж, в таком случае поздравляю, – ледяной тон отравляет последнюю надежду.
– Ты не понял. Это твой ребенок.
– То, что ты способна на подлость, я уже понял. Но использовать чужого ребенка в качестве приманки – кощунственно.
– Не смей так говорить! Этот ребенок твой! Никакого чужого быть не могло!
– Оставь меня в покое.
– Это твой ребенок, – повторяла я, глотая слезы, – я беременна от тебя!
И развенчанный убитым шансом голос превращался в шепот и молил:
– Пожалуйста, поверь…
Но его услышать не хотели.
Трехлетний мальчик в голубом комбинезоне споткнулся о порожек песочницы и плюхнулся прямо на домик, с любовью криво сотворенный из песка. Прогнув спинку и растопырив пальцы, Алиса остервенело завопила, и пока воспитательница спешила к месту конфликта, успела обрушить на голову виновного совочек с внушительной кучкой песка. Теперь заревел последний, и “свершившееся правосудие” тут же утешило гневную девочку. Потом она подошла слишком близко и стало опасным открытое наблюдение за ней. Отпрянув, я слилась с кустами. И вдруг услышала совсем рядом тихое:
– Мама…
Вздрогнула и затаилась. Нет, она не могла меня увидеть. Маленькие ручки, обнимавшие прочные прутья ограды, чуть помедлив, сорвались и исчезли. А сердце мое завыло от боли, пораженное червоточиной тоски.
Спрятавшись под козырьком подъезда от мелкого дождя, я достала из сумочки недочитанное Алешкино письмо, о котором вспомнила только сейчас, и развернула его:
“Мария Игоревна, простите за все. Я больше никогда вас не побеспокою, обещаю. Со мной все будет в порядке, не волнуйтесь за меня. Начну готовиться в институт. Наверное, я никогда не перестану думать о вас. А когда повзрослею, то буду мечтать о том, чтобы вы нашли меня и соблазнили.”
Вот почему письмо было скомканным. Автор, вероятно, решил переписать его, напугавшись слишком откровенного полета мыслей. Но в конечном счете все же оставил в первозданном виде, отважась… Впрочем, о причине такого доверия я могла только гадать.
Я увидела сверстников моих, которые волнуются, глядя на нас, и потом затихают. И даже те, кто не принял меня в свою стаю, кто отверг, обрекая на нестерпимое одиночество, расступаются перед нами, окатывая удивленными жадными взглядами…
Ангел-демон сжимает меня осторожно, но настойчиво, заставляя дрожать, наполняться страстью и вулканической нежностью. Я безошибочно определяю, как слаба, изящна и тонка рядом с ним. Восемь синхронных шагов, восемь мгновений чувства.
Божественный танцор сдается первым и дарит пылающим щекам волнующее прикосновение. Я с блаженством отвечаю тем же…
Мы безобидно ласкаемся, точно котята, мы разжигаем опасное пламя чувств!..
Чувства…
Не они ли есть главный критерий оценки происходящего в нашей жизни? Не их ли мы ищем под псевдонимом счастья, требуя снова и снова от природы подтверждения уникального человеческого дара? Не они ли способны превратить хаос жизни в мозаичную гармонию?
Не они ли и есть жизнь?
Как удивительно иногда переплетаются неидентичные чувства, образуя причудливой формы новое русло жизни! Как часто меняем мы ее направление не по совету разума, а под действием кипящих чувств! Невидимые, неосязаемые, они словно блокируют дисциплину сознания, настойчиво огибая углы разумных построек, колебля их долголетнюю крепость. Но при этом мы не теряем свободы духа, а приобретаем, возможно, в больше степени, в большем пространстве. Одно из ее проявлений – обратная связь идеального начала с материальным: возможность
