3амужество Татьяны Беловой - Николай Дементьев

— Это предательство! Я не верю! Ты не можешь!..

Женщины с соседней скамейки с жадным любопытством смотрели на нас, и я, глянув на Анатолия их глазами, вдруг улыбнулась — так он был смешон. Эта моя улыбка окончательно взорвала его: он хотел ударить Олега, промахнулся и по инерции упал на него. Олег одной рукой — другую он так и не снимал с моей — уперся ему в грудь, медленно отодвинул Анатолия, помог ему выпрямиться и сказал:

— Ну и варварства еще в тебе, Толька!..

Анатолий сморщился, втянул голову в плечи, встал и пошел, раскачиваясь, как пьяный. Не разбирая дороги, он шел через кучу песка, женщины испуганно убирали с его пути детей. Зацепился плечом за столбик ограды у калитки, вяло приостановился, заплетаясь ногами, вышел на улицу и скрылся за углом дома.

— Жалкий какой!.. — сказал Олег. — Двенадцать лет его знаю… никогда бы не подумал…

— Он вообще скрытный… Он тебя ударил?

— Да нет…

Я погладила Олега ладонью по щеке. Мы поднялись и, крепко держась за руки, пошли. Опять обогнули кучу песка с детьми, прошли мимо замолкших женщин, вышли на улицу и зашагали куда глаза глядят… Толстая женщина, самодовольная и тупая, выпятив живот, вразвалку переходила улицу. Я была уверена, что и Олег видит ее сытое самодовольство. И тут же подумала: раньше я бы, конечно, тоже поняла, что она сытая, самодовольная, но отметила бы для себя и хорошее платье женщины, и дорогие, модные туфли, а для Олега ее платье и туфли не имели никакого значения, он видел только это сытое, нахальное, хвастливое довольство. Но я уже почему-то знала, что теперь и он будет замечать такие вещи, как платье и туфли, а я сама — оценивать каждого человека полнее и глубже… Так мы и шли из улицы в улицу, и неважно было, куда и зачем мы идем…

Потом вдруг оказалось, что мы с Олегом едем в электричке. К нам, в Мельничный Ручей. Наверно, ноги сами занесли меня на вокзал и в поезд, а Олег ни о чем не спрашивал, просто шел вместе со мной. Мы стояли в тамбуре, крепко взявшись за руки, глядя на пролетавшие мимо дома, деревья, лужайки.

Потом мы купались в озере, серо-багровом от вечернего солнца. А на берегу сидела Зинка со своим маленьким Витенькой и, ничего не понимая, смотрела на нас.

Вышли, вделись и медленно пошли вдоль озера, потом в лес. Было тихо; тени от деревьев тянулись через поляну. Мы вдруг легли, и произошло то, что происходит, когда, человек, томимый жаждой, увидит наконец оду. И весь мир стал таким дорогим для меня, и все, вся жизнь стала такой огромной и светлой. И я знала: Олег чувствует то же. Мы долго лежали не двигаясь…

А потом, будто по воздуху, перенеслись к нам в дом. Там были отец, мама — и Анатолий. И мы с Олегом ничуть не удивились, увидев его, словно именно так все и должно было быть, и он должен был приехать за нами в Мельничный Ручей, прийти к нам домой, сидеть и ждать нас. Только я все не могла вспомнить, зачем именно он приехал, не могла понять, почему кричит мама, почему суетится в комнате Анатолий, почему отец, сбычившись, молча сидит в углу. А когда сообразила, сказала им троим:

— Все уже. Все, понимаете? — И, взяв Олега под руку, повела его в свою комнату, закрыла на задвижку дверь. А мама все кричала, дергала дверь, и Анатолий стучал в нее…

18

Утром вышла из своей комнаты и очень удивилась, когда увидела маму, бледную от злости, услышала ее свистящий шепот:

— Иди-ка сюда!

Я остановилась, мама резким движением вдруг дернула полотенце, висевшее у меня на плече. Вслед за ней я вошла в их комнату. Отец сидел за столом, пил чай, не поднял головы.

— Что тебе? — спросила я маму, уже понимая, что происходит, и все же с удивлением глядя на ее осунувшееся за ночь лицо.

— Ах, ты еще не знаешь?! — Я не успела отшатнуться, мама влепила мне звонкую пощечину. — Теперь знаешь?

— Убедила! — насмешливо ответила я, потирая щеку, и подумала, что Олег сказал бы ей то же и так же вел бы себя; отец не шевельнулся.

— Тихо, бабы, три-четыре!.. — негромко сказал он, не вставая из-за стола, и приказал: — Сесть!

Мы с мамой сели у разных концов стола. Отец закурил, отодвинул стакан, поправил скатерть, поднял на меня тяжелый взгляд, медленно заговорил:

— Ну, Анатолий рассказал нам про этого… Олега.

— А уж он врать не будет! — быстро вставила мама.

Отец поморщился и, не глядя на нее, продолжал:

— Ну, Анатолий простит тебе все, это видно, три-четыре…

— Папа, я его не люблю, понимаешь? Я люблю Олега!

— Любишь — не любишь!.. — почти презрительно выговорил он. — Ты мне про любовь не толкуй; поумнеешь — сама поймешь, что к чему в жизни. Любовь дело пятое, простое: живут рядом два здоровых да еще молодых человека — вот между ними и любовь. Любовь эта самая и приходит, и уходит, и снова приходит. Будешь все время с одним человеком жить, так любовь зла, хочешь не хочешь, а полюбишь его! Дело обычное, три-четыре, житейские. Подожди, не встревай, ты меня слушай! Мы с матерью тоже не вечные… Ну, нам с ней этого, — он кивнул на дом и двор, — на нашу жизнь хватит. Да ведь и оно требует глаза и глаза. Попробуй, не подои корову хоть день… Подожди, мать! Ну, это ладно… А ведь Анатолий-то человек надежный! Надежный, вот ты что учти. Мы тебя вырастили, ничего не жалели, человеком сделали… Подожди, говорю! А ты чем нам с матерью платишь?! Мы все одна семья. Мы родные! Нам надо зубами друг за дружку держаться! Иначе проглотят, и оглянуться не успеешь! Вот она какая, жизнь, три-четыре…

— Я все понимаю, — тихонько сказала я. — Ты не думай. Я вас люблю. Я вам благодарна за все!

— Давно бы так! — сказала мама.

— Только у нас с Олегом… уже все было.

— Что-о-о?! — Мама привстала.

— У нас будет ребенок, — твердо ответила я.

Плечи у мамы затряслись, она закрыла лицо руками и зарыдала глухим, грубым голосом. Отец закуривал новую папиросу, спичка в его руке дрожала, он никак не мог попасть огоньком в папиросу. Мне было тяжело, больно смотреть на них, я никогда еще не видела их такими. Как во сне, цепляясь за пол ногами, я вышла из комнаты.

Пришла к себе, бесцельно потолкалась, вспомнила, что надо умыться. Делала это долго, неловко, измазалась зубной пастой. Наконец умылась, оделась, взяла сумку. Отец позвал меня. Я вошла. Он все еще сидел за столом, лицо у него было такое, будто он только-только вышел из больницы. Мама лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене. Отец сказал мне:

— Ну, теперь уж ничего не воротишь, дело сделано, три-четыре… Сама себе судьбу выбрала, сама и расплачиваться будешь. Только уж давай все по-законному, с регистрацией и прочее. Как у людей. Пусть он к нам приходит, этот… Олег. Да и люди пусть к этому привыкнут, нам по-петушиному не надо! — Отвернулся к окну, горестно выдохнул: — Вот уж чего не ждал от тебя так не ждал! Ну, Светка, та такая… Вот, мать, дети-то, три-четыре…

Мама ничего не ответила.

— Спасибо вам за все! — сказала я, подождала — они молчали; повернулась и пошла…

В городе на остановке у вокзала меня ждал Олег. Мы втиснулись в автобус. Когда дверцы уже закрылись, мы увидели, что по панели к автобусу бежит Анатолий.

— Вот черт… — досадливо и огорченно проговорил Олег.

— Прямо с ума сошел! — сказала я. — Как ты теперь у него в лаборатории будешь работать? Он тебе не будет вредить?..

Олег удивленно посмотрел на меня и засмеялся.

— Он ведь сильный, ты не думай, — договорила я.

— Не та у него сила. — Олег еле вытащил руку, зажатую между чьих-то плеч и ласково поправил мне волосы.

И сразу исчезло все неприятное, даже о разговоре с отцом и матерью я не сказала Олегу. Тесно в автобусе, прямо не вздохнуть, но никогда еще мне не было так приятно ехать.

В чертежке все уже знали о случившемся. Лида-маленькая и Галя смотрели на меня во все глаза со страхом и восхищением, точно я на Луну слетала.

— Смотри, девушка! — по-старушечьи сказала мне Галя. — Не пробросайся!

— У нее же любовь, как ты не видишь? — перебила ее Лида-маленькая и доверительно шепнула мне: — А мы все знали, что с Локотовым ты только время провести хотела. Ух и здорово, девочки!

Клара-Вертолет завистливо вздохнула:

— Этой Беловой и мечтать не надо: что только задумает — сразу исполняется. Счастливая!..

Лидия Николаевна тихонько спросила меня:

— Анатолий сильно психовал?..

И я неожиданно для себя откровенно и подробно рассказала ей и о разговоре между нами троими, и о том, что Анатолий приезжал к нам домой, и как утром поговорила с родителями. У Лидии Николаевны все время было ласковое и тревожное лицо, точно она старшая сестра мне. А я рассказывала и все про себя удивлялась, как это раньше я не видела, что она такой хороший человек, даже боялась ее. И вдруг поняла, что у меня появился настоящий друг. Лидия Николаевна сказала:

— Лидка с Галкой еще несмышленыши, Клара живет, как птичка божья порхает, ты на них внимания не обращай и не слушай. А что родителям правду сказала — молодец! У меня в жизни тоже было… Один в блокаду… предлагал мне любую еду, да я Серегу ждала. Лучше было умереть, а не запачкать наши отношения. И всю жизнь вот так бобылкой прожила, ни вдова, ни кинутая. Я тебе вот что скажу, Танюшка… Каждый в жизни к чему-то стремится. И мужики и бабы. Послаще да покрасивее каждому пожить охота. Ну, а неумелые вроде нашего Вертолета в мечтах живут. Есть люди, у которых большие цели. Стать ученым или бороться за мир и счастье на всей земле. И я долго мучилась, пока все у меня внутри не перегорело и не выплавилась главная сердцевинка… Я ведь по характеру как раз такой человек, что дай мне способности, и я бы обязательно что-нибудь серьезное сделала бы. Честное слово! Я еще в детстве думала, что великим человеком буду, смешно, да?.. И много мне пережить пришлось, прежде чем поняла, Что нет у меня для большого дела настоящих способностей. Думаешь, сладко мне было понять все это? Другая бы с горя во все тяжкие кинулась или обманывала бы себя. А я подумала как следует и поняла, что мое большое дело — просто быть хорошим человеком, честным и порядочным. Принципиально хорошим во всем и до конца, ты понимаешь? Это, если подумать, тоже дело немаленькое, да-да! И вот я смотрела на тебя, и, прости, прямо-таки с души меня воротило. Красавица, вижу, умница, в руках дело горит — и все это за сладкую жизнь продать готова! Не говори, не говори, я же знала, что ты Анатолия не любишь, видела! А ты поступила в точности по моей программе, понимаешь? И Олега держись, у него в науке искра божья. Ты не смотри, что я простая чертежница, я людей вижу, жизнь научила. И трудно тебе с ним будет, может, и холода-голода ты с ним даже натерпишься, а все равно держись до последнего. Это и есть твоя главная цель в жизни — помогать ему! В старости еще помянешь меня и благодарить будешь…