А жизнь продолжается - Кнут Гамсун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нов один прекрасный день, когда Август давно уже потерял всякую надежду и перекипел, от судьи к нему явился посыльный и напомнил об этих деньгах.
Посыльный, молодой конторский служащий, отнесся к возложенному на него поручению крайне ответственно.
— У меня в кармане письмо от начальства, — сказал он. — Как вас зовут?
Август улыбнулся и назвал свое имя.
— Правильно! Но во избежание ошибок: не носите ли вы здесь еще какое-нибудь имя?
— Подручный.
— Тоже правильно! В письме говорится о том, чтобы вы немедленно явились к нам в контору и получили важное уведомление. Желательно в течение двух дней.
Август тотчас же догадался, что деньги наконец-то пришли, он несколько приосанился, протянул руку и нетерпеливо сказал:
— Дайте мне письмо! Я и сам грамотный.
Молодой человек в ответ:
— Я хочу вам досконально все объяснить. Потому что я сам написал это письмо. Вы можете прийти между девятью и тремя, когда у нас присутственное время. Сначала вы обратитесь ко мне, и тогда я дам вам дальнейшие указания.
Августу все это надоело, он выхватил записную книжку и карандаш. Он хотел показать, что вполне владеет искусством выводить буквы, и для порядка даже надел пенсне.
— Важное письмо, говорите? — Записывает.
— Нет, я сказал не так. Я сказал, важное уведомление, а это большая разница. Я сказал, что вам надо явиться и получить важное уведомление.
Август зачеркивает и исправляет написанное.
— Так говорите, от начальства? — Записывает. Смотрит на часы: — Заодно укажу время вашего прихода! — Записывает.
— Я не предполагал, что вы настолько сведущи в такого рода вещах, — сказал молодой человек. — Теперь я вижу, что ошибался. Может быть, вы знаете также, что это за важное уведомление?
— Этого я знать не могу. Я проворачиваю столько дел, в среднем — достаточно.
— Речь идет о наследстве в Поллене или о чем-то вроде того. Это все, что я могу вам сказать.
Август махнул рукой:
— Мне в Поллене столько всего принадлежит, целая улица, кошельковый невод, фабрика, и довольно большая. Неужели государство решило прибрать к рукам мою фабрику?
— Нет, могу вас успокоить и заверить, это не так. Ну а больше я вам открыть не могу.
— Между девятью и тремя, говорите? — Август записывает. — И в течение двух дней? — Записывает.
Молодой человек:
— Итак, я собственноручно передаю вам письмо. Сегодня вам в контору уже не успеть, потому что мы уже закрылись. Но в другой день постарайтесь прийти вовремя, это в ваших же интересах.
С тем он удалился. Неоперившийся бюрократишка, норвежский министр в зачаточном состоянии…
Не успел он уйти, как появляется аптекарь Хольм. По-свойски здоровается и подшучивает:
— Письмо от короля?
Август бросает нераспечатанный конверт на мешок с цементом и небрежно отвечает:
— Пустая бумажонка! Просто я должен прийти в контору к судье и получить некоторую сумму.
— Некоторую сумму, да в наши времена!
— Ну, этих денег я жду уже давно. Аптекарь вышел на прогулку?
— Да, я все прогуливаюсь и прогуливаюсь и выбираю самые нелепые маршруты. Послушайте, Август, я к вам с поручением от фру Лунд. Знаете ли, ей сейчас так сиротливо, она просит заглянуть к ней, когда у вас будет время.
— Хорошо.
— Она получила от доктора телеграмму и хочет с вами поговорить.
— Я навещу ее сегодня же вечером.
— Спасибо.
Аптекарь Хольм отчаливает. Он ходит ради ходьбы, быстрым шагом, он оставил позади Южное селение, забрел в другой округ и, прошастав несколько часов, повернул домой. Ноги у него крепкие.
На обратном пути, посреди Южного селения, он внезапно приостанавливается. Его охватывает сладостное волнение, душа его воспаряет. Другой, может, ничего бы и не заметил, а вот странствующий аптекарь Хольм остановился и даже не поленился пройти назад. Когда он в конце концов добрался до дому и сел за пасьянс, он все еще пребывал в растроганном состоянии.
На другой день он идет к фру почтмейстерше и рассказывает ей о том, что с ним приключилось. Вчера он был за городом, в Южном селении. Возвращаясь под вечер домой, он услышал нечто такое, отчего невольно остановился: на вершине горы стояла женщина и созывала стадо. Вроде бы ничего особенного, да?., но нет, это были величие и красота, возносимые к небу, это было бесподобно. Он повернул назад и подождал, пока женщина не спустилась с горы, худая, бедно одетая, тридцати с лишним лет, зовут Гина, Гина из Рутена. Он пошел ее провожать, дорогой они разговорились, у нее муж и дети, живут не то чтобы в крайней бедности, но нуждаются, заложенная-перезаложенная усадебка, крошечное стадо. Раньше ее муж был за музыканта и напевал танцевальные мелодии на вечеринках, а теперь не желает, потому что недавно перекрестился у евангелиста. По этой же самой причине она и сама поет только псалмы, похоже, кроме них, она толком ничего другого и не умеет.
— Но Бог ты мой, она меня просто заворожила! Она знала псалмы наизусть, села передо мною и как начала петь! И знаете, что у меня вырвалось? — «Господи Иисусе!» Смешно, не правда ли?
— Какой у нее голос?
— Голос?.. По-моему, альт.
По своему обыкновению, фру почтмейстерша сидела откинув назад голову и полуприкрыв глаза, до того она была близорука. Она все внимательно выслушала и сказала:
— Я должна ее увидеть.
— Ну что же. Гина из Рутена, маленькая усадьба в Южном селении. Я сказал ей, что она и ее домашние могут болеть, сколько им вздумается, она будет бесплатно получать у меня лекарства. Хе-хе! Странное предложение, зато от души.
— Это далеко отсюда?
— Нет. А почему бы нам не пойти туда вместе?
— Только если вы будете себя прилично вести.
— А как же! — восклицает он. — На проселочной дороге!
— Я вам не верю.
— Другое дело здесь, — говорит, озираясь, Хольм.
— Вы с ума сошли.
— В моих объятиях…
— Замолчите!
— …вот за этой дверью.
— Ха-ха! Хорошенькое начало! Там же кухня.
— Вот видите, к чему приводит ваше желание держать меня в неведении. Я имел в виду вон ту дверь.
— Замолчите! Ничего вы не имели в виду. Кстати, когда мы пойдем к этой женщине?
— Когда вы назначите день и час.
— Должно быть, у вас опытный фармацевт.
— Очень опытный.
— Ведь, судя по всему, вас не бывает в аптеке ни днем, ни ночью.
— Напротив, теперь, в отсутствие доктора, я тружусь как каторжный, особенно по понедельникам.
— Почему же по понедельникам?
— В воскресенье люди усиленно предаются любви, благо у них есть свободное время. А по понедельникам приходят ко мне за каплями.
— Болтун!
— Честное слово! Им требуется укрепляющее.
— И что же вы им отпускаете?
— А сами вы что принимаете, когда испытываете подобное изнеможение?
— Я никогда не испытываю подобного… изнеможения, как вы выражаетесь.
— Я — тоже, к сожалению, — говорит Хольм. — Поэтому я не знаю, как им помочь. Я даю им серную мазь. Что вы на это скажете?
— То есть как это… ее втирают?
— Нет, принимают внутрь.
— Вы просто невозможны! — заливается смехом фру Хаген.
— Там должен быть еще и мышьяк, но я не рискую отпускать его без рецепта врача.
— Хотите, пойдем к этой женщине прямо сегодня же, — предлагает фру Хаген.
Хольм:
— Спасибо, и благослови вас за это Бог! Если бы вы только знали, как красиво вы это выговорили… ваш голос… золотистого тембра с сурдинкой…
— С часу до двух у меня ученик. Потом обед. Мы можем пойти в три.
— О, как это мне подходит! Вы как никто умеете угадать, когда я в состоянии выкроить время.
— Ха-ха-ха!
— Тут нет ничего смешного. Что касается меня, вы всегда все угадываете. Безошибочно. «Сердце так и распирает», как сказал виршеплет. Вы несравненны — любезны, красивы, прелестны и соблазнительны…
— А где же недостатки?
— Один недостаток у вас есть.
— Какой же?
— Вы холодны.
Фру Хаген молчит.
— Соблазнительны, но холодны.
Фру Хаген:
— Ну а вы? Вам бы только молоть языком. Вот и все. Вы щеголяете своей испорченностью, хвастаетесь и притворяетесь. А все это напускное.
— Вот это да! — произносит Хольм.
— А теперь уходите, скоро у меня первый урок.
Хольм:
— То, что вы сейчас сказали, — вы это всерьез?
— Отчасти.
— Послушайте, что бы вам дождаться меня, а вы взяли и заявились сюда с вашим продавцом марок.
— Нет уж!.. Если выбирать, то — его.
— Вот дьявол!
— Да, лучше уж он.
— Тогда я не пойду с вами к Гине в Рутен.