Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш

Автор предисловия – не Пим и не По – предлагает предварительную интерпретацию вырезанных на Тсалале знаков. Египетскими, арабскими и эфиопскими буквами они, по-видимому, обозначают «тень», «белый» и «регион Юга». Примечание завершается загадочным изречением: «Я вырезал это на холмах, и месть моя во прахе скалы».

Концовка «Пима» – иероглифы, белая фигура из брызг и тумана, внезапное окончание действия и записка, объявляющая о возвращении и смерти Пима, – дает больше вопросов, чем ответов. Именно Пим убеждал капитана Гая двигаться к Южному полюсу: «Такой заманчивой возможности решить великую проблему, связанную с антарктическим континентом, еще никогда не было». Хотя он сожалел о «прискорбных и кровавых событиях», которые стали результатом этого совета – резня десятков туземцев и всего экипажа «Джейн Гай», – он был рад, что помог «открыть взору науки одну из самых захватывающих тайн, которая когда-либо привлекала ее внимание». Повесть, изобилующая двусмысленностями, рассказывала о стремлении к открытиям и их цене.

Исследование измененных состояний

Несмотря на то, что детективной фантастики еще не существовало – По изобретет этот жанр тремя годами позже, – причудливые события в книге о Пиме загадывали читателям бесконечные загадки[24]. Последний параграф книги, посвященный письменам в пропастях Тсалала, прямо приглашал к различным интерпретациям. «Выводы, подобные этим, – гласил он, – открывают широкое поле для спекуляций и захватывающих догадок». Призыв к тщательному филологическому исследованию древних слов предполагал, что книгу можно изучить столь же скрупулезно.

Например, читатели могли бы поискать естественную причину «белизны» финала: возможно, моряки попадают в дыру, предсказанную Симсом. Возможно, «белая фигура» – это оптическая иллюзия, искаженное изображение приближающегося корабля (возможно, того самого корабля «Пингвин», который спасает Пима и Августа в начале книги).

Или, возможно, По хотел, чтобы читатели восприняли белую фигуру как встречу с божественной истиной, как в «видении семи свечей» из Апокалипса, где описывается фигура с волосами из белой шерсти. История могла содержать политический подтекст: некоторые критики видели в крайней поляризации черных и белых в «регионе Юга» аллегорию естественной основы для рабства или ссылку на библейское проклятие Ноя против потомков Хама; другие считали смертоносное восстание тсалалийцев предупреждением о возможных последствиях рабства.

В книге прямо говорится о скользкости интерпретаций: «Ни в каких делах, связанных с простыми предрассудками, мы не можем делать выводы с полной уверенностью, даже опираясь на самые простые данные». В описании оптических иллюзий По снова опирался на «Письма о естественной магии» Дэвида Брюстера, который снабдил его анализом шахматного автомата. Пим сталкивается с миражами, зрительными искажениями сумерек и, возможно, с заключительным образом путешествия, «Брокенским призраком» – видением собственной тени в виде гиганта, проецируемой на далекую поверхность. Пим также подтверждает общую мысль Брюстера, подчеркивая силу оптических трюков для манипулирования наивными верующими. Переодевшись в труп, чтобы сыграть на «суеверных страхах и нечистой совести» мятежников, Пим сам «охвачен сильной дрожью», когда смотрится в зеркало. Первый помощник умирает при виде того, что он принял за привидение.

Книга подчеркивает ненадежность органов чувств, проводя читателей через перечень измененных состояний сознания. Когда Пим задыхается под палубой, ему снятся змеи, демоны и пустыни; голодая на потерпевшем крушение корабле, он впадает в «состояние частичного бесчувствия» с видениями «зеленых деревьев, волнистых лугов со спелым зерном, процессий танцующих девушек, войск кавалерии и других фантазий». Его первое приключение на борту лодки «Ариэль» (имя знакомого волшебника Просперо в «Буре») устанавливает нарколептический ритм, в котором Пим впадает в транс или состояние видения, а затем, пошатываясь, возвращается в сознание.

Неоднократно уводя читателей от ложной видимости к скрытой реальности, По показывал, как материальные условия – опьянение, голод, ожидание – влияют на душевное состояние. Этот психологический акцент придал философское измерение «объясненным готическим» романам Энн Рэдклиф и Горация Уолпола. Однако, как и в «Исповеди» де Квинси, истина у Пима являлась подвижной целью. «Совершенно бесполезно строить предположения, – отмечал он, – когда все вовлечено и, без сомнения, навсегда останется вовлеченным в самую ужасающую и непостижимую тайну». За каждой видимостью может скрываться контрастная глубинная реальность, в то время как причины этой реальности остаются под вопросом. Иллюзии и недостоверные откровения увлекают Пима и читателя за собой сквозь лихорадочный сон знамений и чудес, крушений, погребений и выздоровлений.

Письмо наоборот

По всегда уделял большое внимание типографике и физическому оформлению своих произведений – их видимой «композиции». Так же, как он писал свои рукописи точным и мелким почерком, напоминающим шрифт, он тесно сотрудничал с печатниками и наборщиками. Бросающаяся в глаза типографская раскладка титульного листа книги Пима как бы взывает к расшифровке, предполагая некий смысл ее визуального облика. Копия французского перевода отражается в зеркале на картине 1937 года Рене Магритта – художника, одержимого идеей отношений между образами, словами и вещами: симметрия оригинального титульного листа По приглашает присмотреться внимательнее.

Восемь слов основного заголовка парят над более плотным и мелким шрифтом подзаголовка. Если смотреть слегка расфокусированным взглядом – или косо – можно увидеть, что заголовок образует полукруг, зеркально отраженный сужающимся, слегка округлым скоплением текста внизу. Заголовок и первая часть подзаголовка кажутся двумя полушариями земного шара: верхнее – преимущественно белое, нижнее – преимущественно черное. Взгляд устремляется вниз, к надписи «STILL FARTHER SOUTH», которая с некоторыми неровностями опускается к издателю и дате – записи о рождении книги. Это краткое визуальное путешествие предвосхищает маршрут, который история проложит к подножию Земли и, возможно, к удаляющейся точке происхождения – прямо со страницы.

Теперь посмотрите еще раз. Видите ли вы четыре строки заголовка, образующие два ряда парусов, с подзаголовком в виде корпуса лодки? Представьте себе прямую линию, проведенную параллельно той, что образует слова «EIGHTY-FOURTH PARALLELEL OF SOUTHERN LATITUDE». Так вы увидите, как следующие группы слов повторяют в меньшем масштабе и в перевернутом виде форму блоков текста выше. Теперь мы видим лодку и ее отражение вместе с парусами, как бы издалека через мерцающее море: подходящая иллюстрация к предстоящим морским приключениям, а также их удвоениям, инверсиям и иллюзиям.

Симметрия и инверсия глубоко запечатлелись в памяти Пима. Как По знал по опыту, подготовка страниц к печати требовала от наборщика выстраивать буквы и слова в обратном порядке. Это означало писать и читать задом наперед – зеркальный эффект, который легко мог испортиться из-за неправильного распознавания или перестановки букв.

По включил эту симметрию и обратный порядок в структуру «Пима». Его двадцать пять глав делятся пополам, складываясь друг на друга. События в первых двенадцати главах отражают события, происходящие на том