Пост-Москва - Олег Петухов

— Это какие же образцы? — Иван обнял Дашу за плечи.

— Псевдоморфы, например. И гасты. Если в технологии псевдоморфов первична кибернетика, мне ли вам, Ваня, объяснять, то гасты изначально проектировались как идеальные солдаты, или чернорабочие, второе, судя по всему, ближе к истине. Представьте себе рабочего, или работницу, у которого нет прошлого, нет никакого общественного положения или статуса. У них нет ничего, даже документов. Но базовые знания, необходимые для выполнения несложных функций, у них есть, эти знания закладываются в микрочип, построенный на основе технологии псевдоморфов, кстати.

— Какой организм был использован в качестве основы? — профессионально заинтересовался Иван.

— Улитка. Обычная виноградная улитка.

— Я понимаю, что вы сами работаете с улитками, но не тормозят ли они?

— О, это предрассудок! Улитки медленно передвигаются, но думают и эволюционируют они поразительно быстро. И еще они, буквально как губки, впитывают информацию. Одного чипа на основе улитки хватает, чтобы серийный гаст имел общие представления о мире и базовые трудовые навыки.

— Это все означает, что гасты не люди? — было видно, что Фиделя почему-то сильно заинтересовал этот вопрос.

— Это философский вопрос. Что есть человек?

— Мыслящая улитка, — неожиданно для самого себя произнес Фидель.

— Угу, — ответил профессор. — Только без панциря, который нам бы не помешал. Ладно, не будем прерываться.

С этими словами он вышел и вскоре вернулся с очередной бутылкой водки:

— Не люблю холодную водку. Заморозка этого божественного и самого честного напитка убивает в нем душу. Водка должна быть комнатной температуры, как и вода. Дарья, не сообразите ли что-нибудь на закуску? Все, что найдете в холодильнике…

— Сергей Сергеич, — начал Фидель. — У меня к вам конкретный вопрос: что будет со всеми нами, когда я вытащу Офелию?

Он замялся, что никак не вязалось с его обликом:

— У меня есть опасения…

— Можете не опасаться, — перебил его профессор. — Просто знайте, что вас попытаются убрать при первом удобном случае. Не дайте им такого шанса.

14

Геринг стоял на этом перекрестке и не знал, что делать. Его брат, его Жорик, лежал сейчас в реанимобиле, и врачи боролись за его жизнь. Боролись не за страх, а за совесть, он лично проследил за этим.

Повсюду на асфальте валялись куски пластмассы, комья грязи и искореженные детали неизвестного ему назначения. Грузовик протащил машину Георгия, смятую и перекрученную, не один десяток метров, а сейчас водитель, едва не убивший — или все-таки убивший? — его родного брата, лепетал полицейским какую-то чушь:

— У меня был зеленый свет! Это он ехал на красный…

Геринг отвел в сторону старшего дорожного полицейского:

— Пьян? Перепутал красный с зеленым?

Офицер помялся:

— Камеры видеонаблюдения зафиксировали, что грузовик ехал на зеленый.

— Это не может быть. Жора… Георгий Михайлович никогда не нарушал правил. Без необходимости.

— Он и не нарушал. У него тоже был зеленый.

— Что вы хотите сказать? Сбой системы?

Полицейский пожал плечами.

Геринг отошел к покореженной машине своего брата и задумался. Кто-то сильный, жестокий и безжалостный работал против них, против него лично. Вдруг взгляд его выхватил из темноты салона светящуюся стрелку компаса, который он сам дал Жорику сегодня для экспертизы. Стрелка показывала на него. Он сделал шаг в сторону из какого-то глупого мальчишеского суеверия. Острие стрелки дернулось, не выпуская его из сектора огня.

«Что ж, они хотят поиграть с нами? Ну, давайте. Начнем игру!» — подумал он, раскуривая сигару.

Глава восьмая

1

ФИДЕЛЬ:

Я проводил Ивана и Дашу до квартиры, где они должны были отсидеться. На прощание я обнял Дашу и поцеловал в щеку. С Иваном мы обменялись крепким рукопожатием.

— Береги ее, — сказал я ему. — Спрошу за нее по полной.

— Обижаешь, Фидель, — ответил он. — Вломите им, ребята, чтобы мало не показалось!

— Само собой, чувак.

Всего только полчаса назад Сергей Сергеич, постучав пару минут по клаве, безапелляционно заявил:

— Все, Иван, ты теперь не существуешь. Можешь спокойно идти домой — ни в одной базе данных ты теперь не идентифицируешься. Если есть кредитки, пользуйся ими на здоровье. Любой запрос о тебе будет выдавать левые данные. Идент-карта тоже будет работать нормально, только это уже будешь не ты, а твой полный двойник, тезка и лучший друг.

Он улыбнулся и залихватски щелкнул клавишей Enter. По черному экрану монитора побежали строчки зеленых букв, цифр и неизвестных символов.

— Ваня, — делано простодушно обратился к нему профессор. — А где твой Ночной Кот?

— Не знаю, Сергей Сергеевич, канал связи барахлит. Не могу установить контакт.

— А как он вообще выглядит-то?

— По виду он обычный черный кот.

Меня этот разговор заставил напрячься.

— К нашему отряду сегодня прибился странный черный кот, — сказал я.

— Чем же он странен? — спросил меня профессор с явным интересом и какой-то едва заметной хитрецой.

— Он пришел прямо… Он пришел к нам прямо из радиоактивной пустыни, — ответил я, полностью осознавая бредовость своих слов. — Но это бред, конечно. Наверно, массовая галлюцинация, или что-то вроде этого.

Если бы я сказал, что у Ивана отвисла челюсть, я не сильно погрешил бы против истины:

— Черный кот из радиоактивной пустыни? Вы уверены?

— Да нет же! Бред, конечно, — ответил я. — Показалось.

Вот так распустишь один раз язык, и люди будут считать тебя придурком до конца твоих дней.

— А не такой уж и бред! — радостно встрял в наш не такой уж приятный для меня диалог Сергей Сергеич. — Иван ведь сам видел эту пустыню, не правда ли, Ваня?

— Да, я ее видел. До сих пор не понимаю, что это такое — такой системный сбой…

— Это, Ваня, не сбой, — голос профессора изменился. — Это демонстрация, что ожидает всех нас, если…

Он замолчал. Мы все тоже молчали. На стойках гудели компьютеры, в которых виноградные улитки спали и видели свои сюрреалистические сны.

— Если — что? — наконец прервал молчание я.

Сергей Сергеич грустно посмотрел на меня и тихо сказал:

— Если Фидель не встретится с Офелией. И не спрашивайте меня, что это значит.

2

Геринг приехал в Генеральный штаб в подавленном настроении, перед глазами у него было лицо его брата, ставшее из слегка полноватого, может быть, но только самую малость, каким-то незнакомым, опухшим, с огромными кровоподтеками, местами намазанным зеленкой лицом, на котором невезенье потопталось всласть за этот день. Даже так, за этот бесконечный день, невольно Геринг дотронулся до своей скулы, хоть боли и не было, но он знал, что выглядит ужасно: ой, посмотрите, как они его отделали, бедняжка, ха-ха, говорят он бабник, это все знают, новость сто лет в обед; да и хрен на них, пусть болтают, а у него была еще куча дел. Он подошел к дежурному офицеру, тот вскочил со стула и отдал ему честь:

— Здравия желаю! Какими судьбами, Вячеслав Михайлович?

Лицо офицера казалось ему знакомым, но он никак не мог вспомнить, как того зовут. Поэтому он принял решительный вид, насколько смог это сделать, и, неосознанно подражая военным, стал говорить рублеными фразами:

— Срочно собирайте Совет. Совет безопасности. Министр, главком ВВС. Начальника штаба. Как обычно. Срочно!

— Министр не может, он… эээ… — офицер отвел глаза.

«Опять нажрался, жирный боров!» — понял Геринг, в глубине души завидуя этому ничтожеству, тот мог позволить себе сегодня напиться, впрочем, как и каждый день, и не просто напиться, но и завалиться на диван в кабинете с этой перезрелой любовницей, которую он назначил своим заместителем. И ебись она конем — обороноспособность страны!

— Ничего, сможет, — с трудом сдержался Геринг, но потом решил избавить этого служаку от неприятной обязанности стаскивать своего министра с дебелых телес его заместителя. — Ладно, зови остальных, с ним я сам разберусь.

Офицер с облегченным видом отвернулся к допотопному телефонному пульту и стал набирать секретные номера на механических дисках, а Геринг пошел к горе-министру, в который уже раз поражаясь, зачем понадобилось Папе, да и кому-либо вообще бы, держать такое убожество на посту министра обороны. Конечно, вооруженные силы переживали нелегкие времена, в основном охраняя Кремль и блок-посты на основных въездах в Москва-Сити, да еще демонстрируя несуществующую военную мощь державы на парадах в День Победы, но тем не менее, должны же быть хоть какие-то приличия в кадровой политике, считал Геринг, нельзя же вот так взять и назначить министром боровоподобного спекулянта, знавшего об армии только то, что солдатики сидят на табуретках, которые можно сначала армии продать, а потом, соответственно, армией их же купить по астрономическим, между прочим, ценам. Все армейские склады были буквально завалены этими табуретками.