Монах - Евгений Щепетнов

Через полчаса, после того, как они оказались в этой камере, за её решёткой появились люди с знакомыми котлами на колёсах — они стали раздавать завтрак, как ни странно, оказавшийся вполне приличным — каша с мясом, хлеб, компот — видимо, как последняя милость идущим на казнь, а может — чтобы продлить удовольствие от зрелища, сытый будет подольше сопротивляться, поддержав свои силы. Андрей склонялся ко второму — жалости от исчадий он как-то не видал.

В этой же группе оказался и Марк, который с удовольствием вычищал чашку с кашей. Купец посмотрел на него, грустно усмехнулся:

— Хоть напоследок нормальной еды поесть. Андрей, у меня к тебе просьба. Если выживешь, исполни, пожалуйста, ладно?

— Если выживу? — усмехнулся Андрей — если выживу, выполню. Если только это не какая-то неприличная просьба.

— Нет, ничего неприличного — в городе Анкарре государства Балрон у меня есть дочь, Антана, ей, когда я уезжал торговать, было семнадцать лет. Теперь уже восемнадцать… — купец грустно потупился и смахнул с глаз влагу — найди её, скажи, что я её очень любил, и помоги ей чем сможешь, прошу тебя.

— Интересно, а почему ты не послал ей письма, чтобы за тебя внесли выкуп — удивился Андрей — насколько я знаю, исчадья с удовольствием отпускают за деньги!

— Нет у неё денег на выкуп. Я вложился в это путешествие всем, что у меня есть, и всё потерял — не надо было связываться с исчадьями, а я рискнул, хоть меня и отговаривали. Позарился на хорошую прибыль, а теперь всё потерял. Она это время должна была жить на то, что я ей оставил для проживания. Что будет дальше — я не знаю. Если только хорошего жениха найдёт…вот только сомневаюсь — кому она нужна, нищая. Мать её умерла при родах, а я больше не женился. Ну, так поможешь?

— Выживу — найду твою Антану. Вот только ещё и выжить надо, пока не знаю как.

— Если кто тут и выживет — так это ты, я видел, как ты дерёшься, а как выжить — это мы сейчас узнаем — грустно добавил Марк, глядя на шагающий по коридору отряд стражников — вон, сторожевые псы идут по нашу душу. Давай попрощаемся, что ли…помни о моей просьбе.

Глава 5

Решётчатые двери отъехали в сторону, отряд человек сорок стражников выстроился стальной стеной с обеих сторон прохода. Все солдаты стояли наизготовку, с обнажённым оружием, а значит никаких шансов сбежать или напасть на них для людей не было.

Это Андрей понял с первого взгляда и расслабился — всё ещё впереди, ещё не вечер. Главный из стражников глухо крикнул из-под опущенного забрала:

— Все на выход! Пора умирать!

Узники медленно и обречённо потянулись из камеры, проходя мимо стражников по длинному тёмному коридору, освещённому из узких оконцев вверху стены. В коридоре пахло прогорклым дымом от факелов, видимо горевших тут ночью, а также пОтом заключённых, теснившихся в проходе.

Через метров двадцать, они свернули налево, и оказались у большой железной двери, высотой метра три, перекрывавшей арочный проход. Перед дверью стояли два мускулистых человека, по пояс голые, в длинных кожаных передниках — вероятно служащие Круга и по совместительству палачи.

Заключённым пришлось постоять у двери минут пятнадцать, пока за дверью не пропели трубы, после этого служащие тяжело, с напряжением откатили дверь в сторону, и в проход хлынул солнечный свет, заставивший зажмуриться идущих на смерть.

Стражники сзади стали древками копий и мечами подталкивать заключённых и те нестройной группой вывалились на арену Круга.

Андрей видел это всё на картинках и в кино — трибуны амфитеатра, орущую толпу, трибуну для элиты — всё, всё как в дурном сне или дурном фильме.

Узники сгрудились в центре огромной арены, практически размером с футбольное поле.

Андрей внимательно осмотрел всё вокруг — это был, практически, стадион, только древний — никакой рекламы и травяного покрытия. Он усмехнулся — в такую минуту и думать о рекламе…вот же приучили видеть на стадионах эти дурацкие рекламные плакаты. Хорошо хоть перед смертью не придётся видеть в последнюю минуту рекламу кроссовок или костюмов.

Впереди стояла ещё одна группа — Андрей с горечью обнаружил там женщин, и самое главное — детей.

Дети были всех возрастов, от младенцев до подростков, видимо, их забрали вместе с матерями. Он вспомнил рассказ вышибалы, как тот работал бойцом круга и убивал женщин и детей — слушать это было мерзко, а уж видеть — совсем жутко.

Андрей постарался выбросить из головы все посторонние мысли и стал холодным и ясным, как ледниковая талая вода. Ему надо выжить, а всё остальное потом — жалость, переживания, страх и ненависть.

Монах осмотрел узников внимательным глазом — можно ли организовать из них хоть какое-то подобие воинской группы, и с сожалением понял — нет. Это были абсолютно гражданские люди, многие измождены содержанием в мерзкой тюрьме, а те, кто покрепче, больше чем в детских драках не участвовали. Значит, рассчитывать надо будет только на себя, и очень быстро соображать и действовать — пока бойцы Круга расправляются с остальными потенциальными покойниками — бить их в спину, завладеть оружием и попытаться уничтожить всех. Задача непомерно сложная, но возможная.

Всё-таки нужно попробовать как-то организовать этих олухов — подумал он и крикнул:

— Слушайте меня все! Шанс убить хотя бы нескольких уродов у нас есть, хоть умрём с честью, и заберём с собой несколько негодяев! Держитесь кучно, не разбегайтесь по арене, не набрасывайтесь на бойцов по одному, а только по пятеро-четверо, они не успеют всех сразу убить! Валите их на землю, душите, грызите, рвите — мы успеем убить многих, если не струсите! И не кидайтесь защищать женщин и детей — это бесполезно, а они того и ждут, чтобы вы разбежались и погибли на радость толпе! Бросайтесь группами, стаями, как волки, и вы отомстите за гибель родных!

Люди слушали его обреченно, но он видел, как их руки сжимались в кулаки. Если даже простую дворовую собачку загнать в угол, она начнёт кидаться и кусать, а этих несчастных довели до полного отчаяния, терять им нечего.

Андрей погладил рукоятку ножа, который примотал к телу лентой в подмышке — это был один из тех ножей, что он отнял у тех, кто покушался на него. Ленту он оторвал от нательной нижней рубахи, которую носил тут каждый уважающий себя мужчина.

Несколько заключённых отделились от общей группы и побежали к женщинам и детям — видно было, как они прощались с близкими, обнимались и рыдали, понимая, что видят друг друга в последний раз.

Они не вернулись к общей группе мужчин — Андрей, конечно, их не обвинял — ну кто может обвинить человека в том, что он пытается защитить свою семью, ценой своей жизни продлив их жизнь хотя бы на минуту…