Формула ЧЧ - Эмиль Офин

— Ничего, Вера Васильевна. Это чисто мужские слова. — И он чуть заметно подмигнул Климу.

Но самое необыкновенное было впереди. Едва мама вышла в кухню, как Иван Сергеевич вытряхнул из коробка спички и сложил из них на скатерти… букву Ф.

Клим так и замер от изумления. В голове молнией пронеслось: «Хочет выпытать». Но Иван Сергеевич приложил палец к губам.

— Тс-с-сс… Отпираться бесполезно. Я знаю все и согласен помочь. Можешь передать это своим начальникам.

— Они меня не принимают, — шепотом сказал Клим. — Говорят, что я маловат.

— Маловат? Ты? Да нет, ты уже не маленький. Погоди-ка… — Иван Сергеевич опять раскрыл сумку и на этот раз вынул несколько мятых желтых крышек. — Спрячь, быстро…

Клим схватил крышки, пулей метнулся к кровати и засунул их далеко под матрац — туда, где уже лежали прежние семь штук.

Когда с кастрюлей в руках вошла, мама, Иван Сергеевич и Клим, склонившись над своими тарелками, нет-нет да и переглядывались. А суп показался Климу таким вкусным, что он попросил добавки, — нельзя же в самом деле отставать от Ивана Сергеевича!

— Иван Сергеевич, а вы ещё придете?

— Вот чудак! Так я же пока ещё не ухожу.

— Клим! — укоризненно воскликнула мама.

В этот вечер он засыпал счастливый. Все ворочался в темноте: ощупывал то крышки под матрацем, то висящий над кроватью фотоаппарат.

Глава четвертая

МАЛЬЧИК НЕ НОЧЕВАЛ ДОМА

Ветер поднимал волны на реке, срывал с трубы буксира клочья дыма, раскачивал баржи у причала, гнал вдоль набережной желтые листья; закручивал их вместе с пылью, бросал в лицо. Петров на ходу придерживал фуражку, а Инна Андреевна защищала глаза шарфом.

— Подумать только, какой ветер! Наверно, вода поднимется.

— Возможно, — рассеянно откликнулся Петров. Он думал о чем-то своем. — Расскажите мне ещё про ваших учеников, Инна Андреевна.

— Про кого же?.. Ну, взять хоть Леру Дружинину. Чудесная девчонка, правда? Мечтает быть актрисой. Она уже и сейчас в школьном драмкружке отличается. Я убеждена, что у Леры настоящий талант.

— Угу, — кивнул Петров. — У каждого ребенка, наверное, есть к чему-нибудь способность, только надо её вовремя увидеть и вытянуть. Вот, например, Федя Новиков: уже сейчас можно сказать — будет электриком… Нам сюда, Инна Андреевна, в этот переулок.

В переулке ветер дул слабее, чем на открытой набережной. Петров посмотрел на номер дома.

— По-моему, здесь. Вход с парадной.

В длинном коридоре они чуть не натолкнулись на девочку. Петров погладил её по аккуратно причесанной голове.

— Покажи-ка мне, где здесь комната Новиковых?

— А у нас целых две комнаты, — бойко ответила девочка. — Только мама пошла в магазин, а папа на работе, а Федя — не знаю где.

В простенке между окнами стоял комод, накрытый кружевной салфеткой, на нём зеркало в деревянной раме с резными розочками, а выше на стене — две увеличенные фотографии: пожилой мужчина в форме связиста и совсем ещё молодая круглолицая женщина с мелко завитыми волосами.

Мимо двухспальной кровати со взбитыми подушками Инна Андреевна и Петров прошли в соседнюю комнату, где стоял детский столик с игрушечной посудой. Девочка взяла в руки куклу, одетую в нарядное платье, но с дырками вместо глаз. Из затылка куклы торчал электрический шнур с вилкой на конце.

Петров и Инна Андреевна невольно засмеялись. А девочка сказала обиженно:

— Это Маша. Смотрите! — Она подошла к стене и вставила вилку в штепсель. Глаза куклы зажглись электрическим светом.

Инна Андреевна и Петров переглянулись.

— Здорово придумано. Это, наверно, Федя? Молодец. Девочка сдвинула бровки.

— А папа его сильно побил. А Федя убежал и даже ночью не пришёл.

Учительница порылась в сумке, вынула конфету и подала девочке.

— За что же он его бил?

— Зачем куклу испортил. Мама кричала: за куклу много денег заплатили, а этот хулиган ей всю голову расковырял. — Девочка взяла конфету и разломила её. Одну половину сунула в рот, а другую — в игрушечную кастрюлю. — Это Феде, — объяснила она. — А то мама ему не дает. В буфет запирает.

Петров прошелся по комнате, внимательно осмотрелся, прищурился на портреты хозяев. Потом вдруг сказал:

— Хочешь, я сейчас все угадывать буду? Ну, слушай. Вот на этой красивой кроватке спишь ты, а Федя — на раскладушке за шкафом, и прикрывается он той старой шинелью. У тебя для игрушек есть вот этот столик, а Федины учебники и тетради валяются на подоконнике; и уроки он делает за обеденным столом, а мама всегда кричит, что он пачкает чернилами клеенку. Вот эти хорошенькие красные туфельки тебе купили совсем недавно, а Феде ничего не купили. Ему отдали старые папины ботинки. Угадал?

— Я думаю, вы угадали, — невесело заметила Инна Андреевна.

— Угадали, угадали! — девочка захлопала в ладоши. — Все угадали!

, — И ещё угадаю. — Петров кивнул на портреты хозяев. — Ты папина и мамина, а Федя… Вот Федя не знаю чей…

Инна Андреевна глядела на него взволнованно.

— Я тоже сразу увидела, что это мачеха. Подумать только, Иван Сергеевич! Мальчик не ночевал дома. Где он, с кем?

Глава пятая

ТРОС, РЕШЕТКА И ЯБЛОКО

Сильный ветер дул против течения, а Федю, наоборот, подгонял в спину, словно хотел выдуть прочь из города — ничего, мол, хорошего ты здесь не дождешься, уезжай, пока не поздно. А домой лучше не ходи…

Федя остановился в нерешительности у ворот своего дома, потом стиснул зубы, повернулся и, сжавшись, зашагал против ветра, с трудом волоча ноги в своих скрипучих тяжелых ботинках. Ветер бил в глаза, высекал слезы.

В дымном небе вставал огромный башенный кран Судоремонтного завода, торчали трубы и мачты кораблей. Волны колотились в берега, накатывались на гранитные ступени; брызги летели на панель.

— Навстречу шли ребята и девочки из Фединой школы, они размахивали портфелями, весело перекликались.

Один мальчишка крикнул:

— Эй, Новиков! Ты почему сегодня пропустил? Попадет тебе!

Федя не ответил.

«Требуются… Требуются… Требуются…» — это слово значилось на круглых афишных тумбах, на щитах, прислоненных к длинному забору, за которым строился дом. Везде требовались бетонщики и каменщики, слесари и шоферы, токари, наладчики станков, но нигде не было написано, что кому-то нужен мальчик, который умеет чинить перегоревшие пробки и помогать трактористу вытаскивать бревна на берег…

Какой-то плакат, сорванный ветром, бился о водосточную трубу. Со смутной надеждой Федя расправил его. На нем было написано: «Судоремонтному заводу требуются электромонтеры 5–6 разр. Предоставляем общежитие».

Вот бы куда пойти!.. Да нет, и слушать не станут, прогонят. Надо уехать в Братск, — не отправят же обратно за столько километров. В ученики примут. Эх, не вовремя отобрали плоскогубцы и отвертку.

Федя побрел дальше. Никто не обращает на него внимания. Никому нет до него дела…

Кто-то схватил его за плечо, дернул назад. Перед самым носом с воем и ревом промчались две пожарные машины.

— Ты что?.. Тут нельзя переходить улицу! Я вот тебе задам!

Это крикнул дворник в белом фартуке. Федя вывернулся из-под его руки и отбежал в сторону.

Ветер дул все сильнее, он опрокидывал урны, гнал окурки, бумажки, целые ветки с листьями. Прохожие поворачивались и шли спинами вперед, женщины придерживали подолы платьев; на проводах вовсю раскачивались дорожные знаки и подвесные фонари.

Промчались ещё пожарные машины. Федя свернул за ними на Гаванскую улицу. И вдруг у него под ногами захлюпала вода. Она набегала на булыжник мостовой, ползла на низкие тротуары. Прохожих здесь почти не было, зато машины шли сплошным потоком — санитарные, военные, в грузовиках сидели люди с шестами, с лопатами, с мотками веревок через плечо.

В узком переулке возле окна полуподвального этажа толпились люди. Окно было забрано толстой решеткой; сквозь разбитое стекло вода сочилась в комнату. Оттуда несся крик.

Милиционер и какие-то мужчины старались выломать решетку. Толстая женщина, хлюпая по воде, толкала их кулаками в спину.

— Да поднатужьтесь вы, черти! Пропадет ребенок…

— Пойдём, со двора пробьемся, — предложил кто-то.

— Пробовали уже. Там все залило.

Милиционер вытер рукавом лицо и, разбрызгивая сапогами воду, выбежал из переулка на Гаванскую улицу, прямо на середину, загородив проезд пожарной машине-лестнице.

Автомобиль начал заезжать задним ходом в переулок. Пожарный с ломом в руках подбежал к решетке и принялся выламывать её. Решетка не поддавалась, скобы едва погнулись. Крик из окна доносился все слабее.

Подскочил шофер и тоже налег на лом. Ветер сорвал с него синюю фуражку и унес, шофер даже не повернул головы — он весь напрягся, впалые щеки сделались как каменные.