Удары судьбы - Любовь Малафеева

— Обещаю ответить на все твои вопросы, но только чуточку позже — у меня как понимаешь дело незаконченное осталось. — И хмыкнув направился в сторону фонтана. Я осталась стоять в некотором офигении, ничего не понимая.

— Дело? Какое дело?

— Я должен закончить ритуал Пробуждения. — Он обернулся с виноватой улыбкой. — Это не долго.

— Ритуал Пробуждения? — я все еще не понимала о чем он говорил, не мог же он…

Максим обошел вокруг фонтана, внимательно вглядываясь в надпись на бортике. Его губы беззвучно шевелились, словно он приговаривал про себя прочитанное. Он остановился строго напротив лица статуи и начал говорить. Голос Максима звучал странно, словно в нем слились несколько голосов — мужских, женских, детских. И слова были тягучими, напевными, очень похожими на староастенский, но не смотря на это я не могла разобрать ни слова… Но неожиданно из памяти стали всплывать вначале слова, затем фразы, складывающиеся в правильном порядке и донося до меня смысл, от которого у меня зашевелились на голове волосы.

— Кровь пролитая и кровь текущая…кровь мертвая и кровь еще не рожденная… Кровь врага и кровь матери… Та что течет в каждом невинном и в каждом убийце к тебе взываю я! Откликнись на мольбу своих детей!

С последним словом в зале наступила абсолютная тишина, а я кажется сама превратилась в статую. Это продлилось всего каких-то несколько секунд, а затем я просто не смогла поверить собственным глазам, даже насмотревшись на все те магические чудеса, на которые был богат этот мир — грудь статуи дрогнула раз, другой, третий и затем по залу разнесся отчетливый звук свистящего вздоха предналежавшего изваянию и ее же тихий шепот:

— Твоя просьба справедлива! Разрешение дано… — и женщина вновь обратилась в камень.

Даже в такой ситуации сдержать свое любопытство я не смогла и оно увлеченно сунуло нос в эту тайну.

— А что за просьба?

Максим чуть развернулся в мою сторону, но я могла видеть только нижнюю часть его лица — верхнюю закрывали упавшие на глаза волосы. Складка у рта стала еще глубже, а бледная кожа приобрела голубоватый оттенок. Мужчина ничего не ответил, а только указал рукой куда-то на дно бассейна. Я нерешительно подошла ближе и сама наверняка резко сбледнула с лица. Бассейн бесшумно заполнялся алой жидкостью и я была готова поставить Хана на то, что это был вовсе не кетчуп или вишневый сок. Значит…

— Кровь? — я была безмерно удивлена как спокойно и равнодушно я это произнесла, обращаясь к Максу. Тот только кивнул. — Зачем?

Хотя из без его ответа я начала догадываться — наконец-то включились атрофировавшиеся от счастья клетки мозга. Не нужно быть академиком что бы сложить два и два.

— Ты уже догадалась… — то ли спросил, то ли утвердил Максим поднимая на меня полностью затопленные кровью глаза, только чернел не реагирующий на свет зрачок.

— Вампир… Айгха'ар…

Он как-то смущенно кивнул и поднял на меня глаза, наполненные силой и подавляющие волю — полноценный вампирский гипноз. Единственный раз, когда я не смогла ему сопротивляться, хотя если бы стала все могло бы быть еще хуже.

Я мгновенно ощутила как сознание заволакивает туманом и где-то на периферии слышится ворчание клубка Тьмы об излишнем пафосе. Не поддержи меня Максим я бы наверно рухнула на пол.

— Прости… — его шепот прямо у уха.

— За что? — я все еще могла говорить и даже как-то связно мыслить. — За прошлое или настоящее?

— За будущее… — его на удивление теплое дыхание пощекотало шею.

— За… — продолжить я не смогла. Не дали острые клыки вонзившиеся мне в горло.

…Самое прекрасное для Нее было полетом. Она обожала летать и делала бы это при любом удобном случае, но его не предоставлялось очень долго. И вот сейчас, рассекая чернильную тьму ночного неба, Она наслаждалась каждой секундой, каждым из этих восхитительных ощущений, что доставлял Ей полет: ветер в лицо, нежно ласкающий кожу и треплющий волосы, скорость и даже напряжение крыльев было Ей приятно и Она могла бы провести в полетах вечность, если бы ей не пришлось именно сейчас спешить изо всех сил.

Она опустила взгляд вниз и внимательно присмотрелась. Кто-то не знающий или не понимающий, мог бы подумать, что темное полотно распростертое внизу и усыпанное сияющими огнями — это звездное небо, но это было не оно. Небо, с его скучными, холодными и безразличными звездами было над Ее головой, а там, внизу, сияли теплые и нежно хранимые огоньки человеческих, и не только, жизней. Одни из них были яркими, пылающими, другие, наоборот, тусклыми и едва тлеющими. Раньше Она любила любоваться ими, но сегодня Она искала совершенно определенную «звездочку», родную, можно даже сказать свою, с улыбкой думала Она, внимательно всматриваясь в скопление огоньков. Вот! Нашла! Прежде яркая, золотисто-алая с черными всполохами, звездочка, сейчас неровно пульсировала и искрила, опутываемая сетью малиново-багрового света. Даже на вид это выглядело отвратительно, а что испытывала сама звездочка Ей думать совсем не хотелось. Нужно спешить!

Все случилось слишком рано, поэтому и пошло наперекосяк. Если бы не Ее помощь, звездочка бы потеряла бы все только из-за глупости, неосведомленности и излишней инициативности мальчишки. Сеть не должна была поглощать свет звезды, а лишь стать ее частью. Стать еще одним Отражением, но никак не Истинным Лицом. Но Она успела вовремя поделится со звездочкой своей силой и теперь полностью контролировала процесс слияния. Сеть была необходима, она давала множество преимуществ недоступных человеку и ритуал, хоть и проведенный отвратительно и коряво все же прошел удачно, а то, что звездочка наверняка захочет прибить мальчишку за не самые приятные ощущения, которые они испытает при пробуждении — это только его вина и Она совсем не будет вмешиваться, только посмотрит и посмеется над дерганием самонадеянного мальчишки. Это станет для него хорошим уроком, подумала Она с улыбкой…

Боль и темнота…

Темнота и боль…

Это все что у меня было. Казалось я провела в этой сплошной черноте десятки, сотни лет наполненных болью и только ей. Она была настолько сильной, словно каждый мой нерв был раскаленной до бела проволокой. В голове стучала крови и сердце постоянно срывалось с ритма, то переходя на бешенный галоп, то замедляясь почти до остановки. И в этой темноте я была совсем одна. Там не было никого и ничего. Ни звуков, ни образов, ни памяти… Я съежилась до крохотной точки, уступая жадной черноте, сквозь которую все отчетливее проступала багровая, пульсирующая злым малиновым светом, сеть.