Жена палача (СИ) - Лакомка Ната

Едва мы успели войти в дом, как примчалась Лилиана, и мне пришлось выдержать настоящую битву с сестрой. Лилиана стенала и плакала, падала в обморок, умоляла и проклинала меня, а тетя хранила молчание, сразу постарев лет на десять. Еще предстояло рассказать все дяде.

- Ты понимаешь, что ты наделала?! – кричала Лилиана. – Ты опозорила не только себя! Но и нашу семью! Ты всех опозорила!

- Говоришь, так как будто я совершила преступление, - сказала я спокойно.

- Ты совершила нечто более ужасное!

- Не согласна с тобой.

- Прекрати выть, Лил, - сказала вдруг тетя резко, и сестра замолчала, удивленно уставившись на неё. – Что сделано, то сделано. С точки зрения справедливости и милосердия, Виоль поступила совершенно правильно. И ты нее вправе упрекать её.

- Тётушка! – возопила Лилиана. – Не верю, что вы это говорите!

- Придется поверить, - сказала тётя жёстко.

- У меня такое чувство, будто вы сошли с ума! – сестра снова расплакалась, топнула и вылетела вон, громко хлопнув дверью.

- Без неё спокойнее, - тётя попыталась улыбнуться, но я видела, как обозначились морщинки между её бровей и от крыльев носа к углам рта.

Я совершенно не знала, что ей сказать. Поблагодарить за поддержку? После того, как по моей вине произошел этот скандал, любые благодарности выглядели странно. Попросить прощения? Но разве я совершила что-то дурное?..

В гостиную испуганно заглянула присмиревшая Дебора.

- Вот, - почти прошептала она, протягивая мне коробочку, перевязанную шнуром для писем и опечатанную красной печатью, - прислали от фьера Сморрета.

Подарок от доносчика. Очень вовремя.

Чтобы потянуть время перед разговором с тётей, я сломала печать, развязала шнурок и открыла коробочку. Внутри лежала моя лента – та самая, которую Элайдж Сморрет когда-то украл у меня из прически. Короткая записка: «Возвращаю. Прощайте».

Я закрыла крышку, но недостаточно быстро – тётя увидела возвращенный подарок и прочитала записку.

- Небеса святые… - вырвалось у нее, и морщины пролегли глубже.

- Надо выстирать и подарить Деборе, - сказала я, бросая коробочку на стол. – Никогда не надену эту ленту. Мне противно даже прикасаться к ней.

- Виоль… - тётя с беспокойством подалась вперёд. – Ты говоришь искренне?

- Абсолютно, - подтвердила я.

- Мне казалось, он тебе нравился… Фьер Сморрет…

- Мне тоже так казалось. Но… показалось.

- Я всё понимаю, Виоль, - тётя горестно покачала головой. – Но лишь бы ты не пожалела об этом решении.

Ничего не ответив, я обняла её, она погладила меня по руке, и это оказалось лучше всех слов.

- Не представляю, как всё это воспримет Клод… - вздохнула тётя.

Разговор с дядей мы решили отложить на утро, а вечер провели в гостиной. Тётя пыталась вязать, но то и дело роняла вязанье на колени, смотрела на меня и вздыхала. Я читала книгу и делала вид, что не замечаю этих взглядов.

Когда после ужина зажгли свечи, и я уже собралась идти в спальню, пожелав тёте спокойной ночи, появилась Дебора и сказала, запинаясь:

- Фьера Аликс… Там пришел палач…

 Мы с тётей переглянулись, и я ответила первая:

- Дебора! Пригласите, пожалуйста, мистера Рейнара. Мы ждём его.

Тётя, помедлив, кивнула.

Служанка удалилась, а через несколько секунд дверь гостиной открылась, и вошёл сартенский палач, держа в руке шапку.

Как всегда, он был в маске.

На нем был черный камзол, и я невольно остановила взгляд на петлице – когда-то я украсила ее веточкой боярышника. Это было в  майскую ночь…

- Добрый вечер, - произнес палач отрывисто и продолжал, даже не выслушав наших приветствий: – Прошу прощения, фьера Монжеро. Разрешите поговорить с форкатой Монжеро наедине?

Тётя, только что смотревшая на меня с сожалением, теперь кивнула с великолепной невозмутимостью:

- Конечно, мастер. Я рассчитываю на ваше благоразумие, - она кивнула мне и величественно проплыла к выходу, попутно утащив за собой Дебору, которая топталась у порога, разглядывая палача с восторгом и ужасом.

Когда дверь за ними закрылась, палач сделал два шага по направлению ко мне, но остановился, будто налетел на невидимую стену. Я продолжала сидеть в кресле, бессмысленно перелистывая страницы книги, и ждала, пока он заговорит.  

- Что же вы натворили, форката? – спросил палач устало, бросив шапку на стол.

- Разве я сказала неправду? – ответила я почти с вызовом.

Мой порыв не произвел на него впечатления.

- Я ценю вашу доброту, но не следовало вредить себе. Несколько ударов кнутом я преспокойно бы пережил, но как мне быть сейчас?

- А что такое? Я смущаю вас в качестве жены?

- А я не смущаю вас в качестве мужа? – произнес он резко, и его глаза сверкнули из-под маски. – Вы добры и отважны, но вы не знаете, на что обрекаете себя.

- Вы такой ужасный человек? – я храбрилась, но заметила, как трясется книга в моих руках и поспешила отложить её, а сама встала, сцепив руки за спиной. – Я не поверю этому. Не поверю ничему плохому о вас.

- А зря, - сказал он. – Возможно, вы не знаете, какая участь ожидает женщин, которые согласились стать женами палачей? Я вам объясню. Гражданства у вас, конечно, никто не отберет, но дети палача лишены гражданства, как и отец. Это значит, что у них не будет никакой защиты. Потому что за убийство негражданина наказывают не по закону, а на усмотрение мэра города. Моего отца убили родственники преступника, которого он казнил, и виновный не понёс наказания. Отделался штрафом. Большим штрафом. Прежний мэр дорого оценил жизнь моего отца. Так дорого, что смог построить себе замок на морском побережье. Чтобы вам было известно, детям палача не позволено ходить в церковь и в школу. Сверстники будут презирать их, дразнить и бросаться камнями. Детям палача один путь – тоже в палачи. Вы знаете, как стать палачом? – он сделал ещё шаг по направлению ко мне и теперь мы стояли друг перед другом на расстоянии вытянутой руки.

Я видела, как порывисто вздымается и опускается его грудь. Он волновался, хотя и пытался это скрыть. Я молчала, не мешая ему выговориться, и он продолжал.

– С десяти лет я помогал отцу – присутствовал на всех казнях, подавал ему меч, мылил веревку, помогал снимать одежду с трупов. Наблюдал за пытками – ведь палачу надо уметь пытать людей. Причинять им боль – дикую, невыносимую, но не убивать, если не было приговора. Лет с тринадцати я начал тренироваться на животных – отрубал головы курам, ягнятам, телятам. Потом в восемнадцать мне разрешили провести первую казнь. Вы знаете, что толпе нет дела, какая казнь у палача по счету – первая или десятая? Бывали случаи, что палача убивали на месте, если у него подводила рука, и он отрубал голову не с первого раза… Вы знаете об этом?

- Да, мне говорили, - ответила я кротко. – Если с трех раз не отрубить голову…

- Вот именно, - перебил он меня. – Поэтому я хочу, чтобы завтра вы пошли в мэрию и сказали, что не желаете нашего брака. Причин у вас никто спрашивать не станет.

- И что?

- И никакого брака не будет. Вы выйдете за молодого Сморрета, как и планировали.

- А вы?

- За меня не беспокойтесь, - он усмехнулся, заметно расслабившись.

Наверное, решил, что уже переубедил меня.

- Вас высекут, - сказала я голосом монашки.

- Не смертельно, поверьте мне, форката. Такое бывало и раньше, и я прекрасно всё пережил.

- Раньше? – я вскинула на него глаза, но оставила этот разговор на потом и твёрдо сказала: – Нет, мастер Рейнар. В мэрию я не пойду. Это вопрос справедливости.

- Это вопрос вашего счастья, глупая девчонка! – вдруг вспылил он. – Подумайте о своих детях, если не хотите подумать о себе! Хотя можно и о себе. Вы красивы, молоды, весь мир перед вами. Хотите оказаться запертой в моем доме? Чтобы никто с вами не разговаривал? Не будет больше поездок на пикник, ухаживаний со стороны галантных господ… Не будет ничего, Виоль! Поймите! – он порывисто схватил меня за руку, сжал, царапая мою кожу твердыми мозолями.