Двор шипов и роз (ЛП) - Сара Дж. Маас

— Большую часть своей жизни я провёл на границе в военном отряде своего отца, обучаясь как воин, чтобы однажды служить ему — или другим. Управление этими землями… не должно было достаться мне.

Апатия, с которой он говорил, рассказала мне достаточно о том, как он чувствует себя в нынешнем титуле, и о том, почему ему так необходимо присутствие его красноречивого друга.

Но это слишком личное, слишком требовательно спрашивать его о том, что настолько сильно изменило обстоятельства. Поэтому я прочистила горло и сказала:

— Что за фэйри бродят по лесам за воротами, если Богги не худший из них? Что это было за существо?

Что я хотела спросить, так это: «Что сначала замучает, а затем съест меня? Кто ты такой, чтобы быть таким могущественным, раз для тебя они не представляют никакой угрозы?».

Он остановился на нижней ступеньке, пока я не догнала его.

— Пука. Они используют твои собственные желания, чтобы заманить тебя в отдалённое место. После они тебя съедят. Медленно. Похоже, они учуяли твой человеческий запах в лесу и последовали за ним к дому.

Я вздрогнула и не скрывала этого. Тамлин продолжил:

— Раньше эти земли хорошо охранялись. Смертоносные фэйри сдерживались в пределах их родных территорий, контролируемые местными лордами Фэ, или изгонялись в подполья. Существа, подобные Пука, никогда бы не осмелились ступить сюда. Но сейчас, болезнь, поразившая Прифиан, ослабила удерживающие их преграды, — долгая пауза, будто слова из него вытягивают клещами. — Теперь дела обстоят иначе. Путешествовать в одиночку в ночное время не безопасно — особенно, если ты человек.

Поскольку люди беззащитны, словно младенцы, по сравнению с прирождёнными хищниками — такими, как Люсьен — и Тамлин, которому не нужно оружие, чтобы охотиться. Я посмотрела на его руки, но не нашла никаких следов когтей. Только загорелая, немного огрубевшая кожа.

— Что ещё теперь изменилось? — спросила я, поднимаясь за ним на мраморное крыльцо.

На этот раз он не остановился и даже не обернулся через плечо, чтобы взглянуть на меня, когда он ответил:

— Всё.

***

Итак, я действительно проведу здесь весь свой остаток жизни. При том, что мне хотелось убедиться в правдивости слов Тамлина о заботе о моей семье, при том, что он сказал, будто наилучший способ для меня позаботиться о семье — это держаться от них подальше, даже если я действительно выполняю свою клятву матери, оставаясь в Прифиане… без груза этого обещания, я осталась опустошённой.

Следующие три дня я провела в компании Люсьена на старом маршруте патруля Андрэса, пока Тамлин выслеживал невидимого для нас Богги на территориях. Несмотря на то, что он редкий засранец, Люсьен не возражал против моего присутствия и, по большей части, говорил он, что мне нравилось; это давало мне время на размышления о последствиях выстрела всего одной стрелы.

Стрела. За эти три дня, что мы ездили вдоль границы, я не выпустила ни одной. В то же утро я заметила рыжеватую лань в долине и инстинктивно взяла её на прицел, стрела была готова сорваться и лететь ей прямо в глаз, когда Люсьен съехидничал, что она хотя бы не фэйри. Но я уставилась на неё — упитанную, здоровую и довольную — и опустила лук, вернула стрелу в колчан и позволила лани уйти.

Я не видела Тамлина в поместье или рядом — он охотился на Богги днём и ночью, как объяснил Люсьен. За ужином он говорил мало и рано уходил — продолжать свою охоту, ночь за ночью. Я не была против его отсутствия. Это было облегчением, если уж на то пошло.

На третий вечер после моего столкновения с Пука, едва я села за стол, Тамлин поднялся и извинился, что не хочет тратить время охоты.

Какое-то время, Люсьен и я смотрели ему вслед.

Лицо Люсьена было бледным и напряжённым.

— Ты беспокоишься о нём, — сказала я.

Люсьен совершенно несолидно для лорда Фэ упал на стул.

— Тамлин поддаётся… настроениям.

— Он не хочет, чтобы ты помог ему охотиться на Богги?

— Он предпочитает быть в одиночестве. А объявившийся на наших землях Богги… не думаю, что ты поймёшь. Пука слишком мелкий, чтобы обеспокоить его, но даже после того, как он порвал Богги, он всё ещё думает об этом.

— И нет никого, кто может ему помочь?

— Он наверняка разорвёт их в клочья за нарушение его приказа держаться подальше.

По затылку ледяной кистью скользнул холодок.

— Он будет настолько жесток?

Люсьен изучал вино в своём бокале.

— Ты не продержишься у власти, будучи другом для каждого. А среди фэйри, в равной степени среди низших и Высших Фэ, твёрдая рука необходима. Мы слишком могущественны и нам слишком наскучило бессмертие, чтобы нас могло удержать что-либо ещё.

Это выглядело как холодное, одинокое положение, в особенности, если ты на самом деле не хочешь этого. Я не была уверена, почему меня это настолько задело.

***

Шёл снег, густой и безжалостный, уже достигший колен, когда я натянула тетиву — всё сильнее и сильнее, пока моя рука не задрожала. За моей спиной притаилась тень — нет, она наблюдала. Я не решалась обернуться и посмотреть на неё, увидеть, что скрывается в этой тени и следит, не когда, через поляну, на меня уставился волк.

Просто смотрит. Словно он ждёт, словно он позволяет мне пустить в него ясеневую стрелу.

Нет. Нет, я не хочу этого делать, не в этот раз, только не опять, не…

Но я не могла контролировать собственные пальцы, не могла ничего контролировать, а он всё так же смотрел на меня, когда я выстрелила.

Один выстрел. Один выстрел ровно в золотистый глаз.

Брызнувшие на снег капли крови, глухой звук упавшего тяжёлого тела, шум ветра. Нет.

На снег упал не волк. Нет, это был человек — высокий, совершенно сложенный .

Нет, не человек. Высший Фэ, с этими их заострёнными ушами.

Я моргнула, а затем… мои руки были тёплыми и липкими от крови, его тело было красным, без кожи, от него поднимался пар в морозном воздухе, а его кожа… его кожа , которую я держала в своих руках и…

***

Я силой вынудила себя проснуться, пот стекал по спине. Я заставила себя глубоко дышать, открыть глаза и внимательно всматриваться в каждую деталь тонущей в ночной темноте комнаты. Реальность. Это — реальность.

Но я всё ещё видела лежащего лицом в снег мужчину из Высших Фэ, свою стрелу, вонзившуюся ему в глаз, и залитый алеющей кровью снег, где я резала и сдирала с него кожу.

К горлу подступила жёлчь.