Песня смерти и крови (СИ) - "Sininen Lintu"

Немного порыскав по доступным радиостанциям. Коннор обнаружил что-то, что не звучало как христианские наставления или классическая музыка, и откинулся на спинку пассажирского кресла. Голос Адама Левина заполнил салон.

Tap on my window, knock on my door, I want to make you feel beautiful…

Хизер нравились Maroon 5, хотя в их городке куда большую популярность имели группы, исполняющие кантри. Она коротко усмехнулась, вспомнив, как в студенческие времена Джоуша — Боже, тогда он был ещё нормальным! — таскал её на концерт каких-то местных кантри-звезд, и ей было так скучно, что она щипала себя за локоть, чтобы не уснуть.

А вот на группу Адама Левина Джошуа её никогда не водил, считая их «девочковой попсой».

Коннор напевал себе под нос, звуча при этом несколько фальшиво, и она фыркнула.

— Что? — он вскинул брови. — Я не умею петь, я знаю.

— Ничего.

С ним было тепло. Хизер отвыкла от такого, и теперь невольно искала подвох во всем и сразу, пытаясь угадать, с какой стороны ещё ей прилетит от жизни пинок под зад?

И ей определенно не должно быть так хорошо рядом с Коннором. Ей нужно держать дистанцию. Но, пока он мурлыкал Maroon 5, которые, видимо, нравились ему так же, как и ей, Хизер ощущала, как эта дистанция стремительно сокращается.

My heart is full and my door’s always open, you come anytime you want…

Хизер сделала вид, что не заметила взгляда Коннора, опалившего ей щеку.

А ещё через пятнадцать минут они приехали в Бангор.

*

— Я точно не пройду дальше окружного этапа, — хмыкнул Коннор, оглядывая толпу, с которой ему предстояло соревноваться.

— Не говори глупости, — цыкнула на него Хизер.

— Просто сужу, как есть. Но круто, что я вообще попал сюда. Благодаря вам.

— Благодаря себе. Это было не мое эссе, а твое.

Коннор расхохотался, чем привлек внимание нескольких девочек, до того сидевших, уткнувшись в какие-то свои записи. Впрочем, посмотрели они весьма неодобрительно: расшумелся тут, мол.

У входа в аудиторию столпилось около тридцати подростков, и каждый из них надеялся пройти на следующий этап конкурса, где предстояло соревноваться уже с теми, кто сумел пробиться на олимпиаду штата. Всё это выглядело, как облегченная интеллектуальная версия «долгой прогулки» Стивена Кинга, в финале которой выживет кто-то один. Коннор явно полагал, что не он.

Хизер считала: поживем — увидим.

Следующие полтора часа были для неё квинтэссенцией скуки. Она присела на скамью в компании других сопровождающих, не особо отвечая на вопросы, чтобы не выдать себя, и углубилась в книгу, чтобы от неё отстали.

Скарлетт О’Хара неизменно удивляла её, сколько бы она ни перечитывала «Унесенные ветром». К героине Маргарет Митчелл трудно было подойти хоть с каким-то моральным компасом: Скарлетт просто выживала, как умела, и её сложно было за это винить. Некоторые её поступки вызывали изумление, некоторые — откровенную неприязнь, но её воля к жизни не могла не восхищать. Хизер сделала пометку для себя, что характер Скарлетт — неплохая тема для эссе… а потом улыбнулась, подумав, что знает, чье мнение будет отличаться от общепринятого.

Эссе Коннора она прочтет с удовольствием — если, конечно, в нём не будет фигурировать слово «шлюха». Но в таких оскорблениях персонажей он замечен ещё не был.

Коннор вышел из аудитории чуть раньше, чем закончилось отведенное конкурсантам время. Устало потер лицо ладонями.

— Понятия не имею, какое задание было у остальных, но свое я провалил нахрен. Да и ладно.

Хизер коснулась ладонью его плеча, обтянутого мягкой тканью свитшота. Коннор напрягся на мгновение, будто не привык к чужим прикосновениям, потом расслабился и вздохнул.

— Всё в порядке, мисс Ньюман. Я не расстроен. Просто в душе не представляю, как моё эссе о Дориане Грее может понравиться жюри.

— Тем же, чем все твои эссе нравятся мне. Искренностью и умением аргументировать своё мнение, каким бы оно ни было.

Коннор широко улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках, и сердце у Хизер снова ёкнуло.

— Подождем результатов. Обещали направить на электронную почту.

Как оказалось, в рюкзаке у него лежал костюм на хэллоуинский парад, проводящийся в этом году в Бангоре. Обычно на этот парад, как пояснил Коннор, съезжалась куча народу из соседних городков — просто чтобы повеселиться, вкусно поесть на ярмарке и выпить в ближайших барах, где на компании в костюмах часто давали скидки.

— Уверены, что не хотите присоединиться? — он так и не сел в машину, и теперь заглядывал в приоткрытую дверцу, собираясь попрощаться. — Это весело. С нами весело, — добавил он, чуть подумав.

Хизер очень хотела присоединиться. Хотя бы на один вечер забыть, что она должна быть строгой и серьезной; что и так слишком близко подпустила Коннора к себе, хотя не должна была, ради него же. Перспектива сидеть дома, слушая, как то и дело звякает колокольчик над дверью кафе миссис Гибсон, или даже спуститься вниз, чтобы перехватить кусочек тыквенного пирога и послушать сплетни, не прельщала её.

Не сегодня.

Однако Хизер понимала: согласиться на приглашение Коннора было бы непрофессионально. Неэтично. Аморально. И ещё множество всяких слов, которыми бросались бы в неё, как камнями, если бы кто-то узнал о её мыслях. И её желаниях.

И о её снах, о которых она и сама предпочитала не думать.

Согласиться на его предложение означало испортить жизнь и ему, и себе, причем ему в первую же очередь. Коннор, возможно, в силу юного возраста не понимал этого, но Хизер отлично знала, чем учителям грозят тусовки с учениками и чем ученикам грозят нарушения субординации с учителями. И очень не хотела, чтобы её действия посчитали психологическим насилием. Соблазнением. Чем угодно.

Коннор не заслуживал такого клейма.

— Думаю, вам будет весело и без меня, — она покачала головой. — До понедельника.

Скрыть разочарование Коннор даже не попытался.

— Если передумаете, — протянул он, — мы собираемся тусить в Black Bear Brewing, — порывшись в кармане джинсов, он вытащил записку с криво начерканным адресом. — Правда, будет круто!

Помахав ей рукой, Коннор зашагал вверх по улице, а Хизер приложилась лбом о руль и тяжело вздохнула. На записку, валяющуюся на сиденье, она посмотрела так, будто лист бумаги мог прямо на глазах превратиться в змею и укусить.

Записка выглядела, как яблоко на древе познания Добра и Зла, и Хизер неумолимо тянуло на тёмную сторону.

Из-за парада Мейн-стрит была перекрыта, и там шла активная подготовка к вечернему веселью. Хизер улыбнулась, представив, сколько народу соберется около статуи Пола Баньяна; сколько студентов, едва перешагнувших порог совершеннолетия, будут шататься по барам в костюмах вампиров и оборотней, покупая выпивку менее удачливым несовершеннолетним приятелям. И где-то внутри отчаянно заскреблась тоска.

Ей хотелось стать частью этого веселья. Разумеется, не в компании с Коннором и его друзьями, нет. Просто… надеть костюм и маску, раствориться в толпе. Зайти в какой-нибудь бар и заказать стейк с пивом, которое выветрится уже к утру, и вкусно поесть, и, может, познакомиться с кем-нибудь.

С кем-то, кто не Коннор. И вообще не школьник.

Хизер ведь повезло: из отношений с Джошуа она вышла с наименьшими потерями и четким осознанием, что её бывший муж — мудак, но прожить оставшуюся ей жизнь с мыслью, что лучшего она недостойна, она совсем не хочет. И она знала, точно знала, что её разбитое сердце можно залечить… но это не должен быть Коннор.

Как бы ей ни хотелось обратного.

Свернув на одну из улиц, прилегающих к Мейн-стрит, Хизер выхватила боковым зрением вывеску магазинчика, в котором — вот удача! — можно было приобрести или взять в аренду костюмы к Хэллоуину. И снова в солнечном сплетении что-то требовательно заныло, и снова захотелось спрятать лицо под маской, на один вечер стать кем-то ещё…

«А почему бы и нет?»

Никто ведь не узнает. Она слишком давно не веселилась и не выбиралась никуда — ещё с тех пор, как их отношения с Джошуа под откос кубарем полетели.