Стихий безумные удары - Евгений Буянов

За свой высокий западный «зуб» Эльбрус взял у меня мой нижний «восточный» (справа), – еще на приюте Пастухова ночью «6-й зуб» слегка «заныл», а по возвращении домой его пришлось срочно удалить: всю физиономию флюс «красиво перекосил», как бы предупреждая: «Во, как сейчас врежу, – от боли „скрутишься“. Интересный эльбрусский „сувенир“ я получил: пустоту на месте бывшего зуба. Пощупаешь языком пустоту: „Привет, Эльбрус!“ И губы все в крови неделю были: так их сожгло, обветрило, несмотря на наличие защитной маски, да и инфекция на них активизировалась. И высушенная кожа два месяца какую-то повышенную раздражительность имела… Нет, не „бескровное“ это дело – на Эльбрус взойти… „Здесь Вам не равнина, здесь гор „рванина“…“. И люди, и климат здесь „крутой“. Идут, злодеи, на Эльбрус один за „одной“. Стеной…

Камнепад

По поводу «линьки» дам пару ценных советов на характерном примере.

Случилось это в 59-м, на горной дороге от Фрунзе в альплагерь Ала-Арча, уже выше Арча-Майдана. Ехали на грузовике, и вдруг кто-то крикнул: «Камни!». Все – головы сначала вверх, а потом из кузова, как горох высыпали и дали деру по дороге назад. Старший инструктор выскочил из кабины и рванул от машины вперед, в другую сторону. То ли бежали, то ли летели: ботинки, свои и чужие, у самого носа чуть не выше головы прыгали. Потому благополучно успели «слинять» от камнепада, что понеслись, наверно, не медленней этих камней. А вот шофер замешкался и остался в кабине, когда «бульники» на машину рухнули. Кузов в щепки разнесло, часть вещей вниз улетела. Кабину тоже помяло, но, к счастью, крупные камни на нее не упали, и потому шофер уцелел. Погиб бы он, остановись на метр-два ближе. Его травмировало психологически: когда вылез из кабины, еле стоял на ногах, руки тряслись:

– «…Ре-ре-ре-бята… Ну-ну-ну вас вас-то по-по-по-нятно за-за-за что… Вы-вы-вы аль-аль-пи-пи-нисты… Ну-ну-ну а-а-а ме-ме-нят-то за-за-за ка-ка-какие г-г-грехи-то та-та-так ши-ши-шиба-ба ну-ну-ло?…».

Тут, конечно, начались «научные» разговоры о том, что «альпинист должен уметь не хуже удава „линять“, только удав – для обновления шкуры, а альпинист – больше для ее сохранения. Так или иначе, „линька“ на пользу этой самой шкуре идет. Другой вспомнил еще одну известную истину: „хороший альпинист, как и хороший вор умеет вовремя „смыться“, и все сошлись на том, что „если камнепад „катаньем“, то мы „смытьем“… В общем, в определенных ситуациях „слинять“ и «смыться“ – это высшая доблесть, не каждому данная… И если «под лежачий камень вода не течет“, то под лежащего альпиниста завсегда и вода течет, и этот камень сверху катится…

Главное, конечно, – умение в критической ситуации делать, а не рассуждать. Реакция на некоторые команды типа «Камень!» или «Срыв!» должна быть мгновенной, – здесь ни на какие разбирательства, переспросы и продумывания нет времени. Здесь приказать может и должен даже самый младший, если он первый увидел опасность. А другие – мгновенно отреагировать! Замешка одного может дорого стоить. Ведь если бы в кузове началась толкотня и давка, как в метро, мы бы не успели. А так организованно «рванули» друг за другом, нисколько друг другу не помешав. Потому все и обошлось «потерей вещичек», а не частей скелетов. С благополучным «скелетфасовским» исходом…

Написано Буяновым Е.В. по рассказу Вишневского Г.Д., 05–23.10.2002 г.

Опасность снегопада, холода, ветра и замерзания

Е.В. Буянов, Б.Л. Кашевник

Снегопад!.. Та «четверка». Спуск с Чанчахи

– Альпинисты нечасто фотографируют?

Борис Лазаревич Кашевник оживился, моя случайная реплика вызвала у него воспоминание, датированное пятым сентября 1953 года. И он рассказал мне историю, которая может хорошо раскрыть смысл коротенькой строчки из известной «Песни альпинистов» Ю.Визбора: «…И страшен снегопад!..» Вот эта история.

– Та «четверка». Спуск с Чанчахи. Переделка эта мне запомнилась навсегда. Ничего труднее и опаснее того спуска с Чанчахи-хох я за свою альпинистскую практику не встретил. Маршрут-то всего на «4А», и было нас четверо…

Руководил Женя Тур, до того не имевший опыта руководства «четверками». А Сергей Морозкин и Володя Гуськов на «четверки» до того вообще не ходили. Только у меня опыт руководства «четверками» был. Володя Гуськов, правда, как мне говорили, очень сильный и выносливый. Среди лыжников он тогда входил в лучшую десятку Союза.

Но вот на восхождении тогда чувствовал себя весьма «средне».

Маршрут «4А», гребневой, с перевала Цей-Тбилиза, до вершины был пройден без особых технических сложностей. Ясное небо, безветрие, и ничто не предвещало непогоду. Метрах в 150 от вершины решили оставить «лишние» вещи, включая палатку, и примус. Как оказалось потом, оставили их до следующего года. Для пущей «экзотики» решили еще заночевать прямо на вершине в спальных мешках. Ночью же повалил снег при полном безветрии, и мы быстро поняли, что «влипли в историю».

В тот год из-за непогоды погибло несколько альпинистских групп. В том же году в Цейском ущелье смыло селевым потоком альплагерь «Медик». Это неподалеку от нашего альплагеря «Салют», – из него мы и вышли на восхождение. Снег повалил валом в условиях безветрия, – примерно по ведру на голову за каждую минуту, спуск сразу же пошел в критическом режиме, на грани аварии. Ничего не видно уже в нескольких метрах. У нас не было темных очков, – до этой ночи снега в горах почти не осталось, все стаяло. Но и в очках можно было увидеть очень немногое.

Ясно, что с вершины надо «сбежать» как можно быстрее, иначе просто замерзнем. Что на нас было одето? Ковбойка, свитер и штормовка, а пуховок тогда еще не знали. Холод пронимал до костей, наружные мышцы промерзли и не работали, они одеревенели от холода и стесняли движения, вися на теле тяжелым панцирем лишнего веса. Если бы мы остановились, – это был бы быстрый конец. Спускались на юг куда-то в сторону перевала Цей-Тбилиза, конечно, не видя в пурге, куда и как, не различая рельефа, смутно ощущая его крутизну. Под ногами и вокруг – белая пелена, белая мгла. Только пустив снежок по склону можно было чуть-чуть уловить, куда же и как он уходит. Да по ближайшим еле видимым выступам скал, тонувшим в снегу, снегопаде и тумане. Первый спускался по веревке с верхней страховкой, двое за ним «скользили» на карабинах, а я сходил последним, – лез по скалам с нижней страховкой. Ну, какая это страховка, – одно название! Вторую веревку разрезали на петли и вешали их на скалы для закрепления спусковой, – она укорачивалась по мере расхода петель.